Владислав Бахревский - Кипрей-Полыхань
— Ребята! — сказала она ученикам. — Первый урок у нас физкультура. Будем летать.
Ребята переминались с ноги на ногу, поглядывали на форточку, а от учительницы отводили глаза.
— Разучились мы! — сказал Вася. — Давайте упражнения делать, какие всем положены.
— Ребята! — Голос у Насти Никитичны задрожал. — Ребята, неужто вы перепугались кошки? Я не со зла! Порядок хотела навести. — И тут учительница заплакала у всех на виду. — Может, попробуете…
— Пробовали, — сказал кто-то виновато.
Настя Никитична вытерла слезы, встала и, вскинув руку, приказала:
— В шеренгу ста-но-о-вись!
Ребята выскочили из-за столов, построились.
— На-ле-во! За мной шагом марш!
Привела Настя Никитична свою гвардию к дому сестер Тьмутараканш.
— У вас на огороде капуста не убрана. Пришли помочь!
— Спасибо! — сказала Вера Тьмутараканьевна. — А еще зачем пришли?
— А еще пришли за советом, — сказала потише Настя Никитична. — Беда у нас приключилась. По неопытности своей лишила я ребятишек бесценного дара Кипрей-Полыхани…
Вера Тьмутараканьевна позвала сестер своих. Поговорили они меж собой, поглядели, как ребята капусту с корня рубят и складывают, как стараются угодить, позвали учительницу в дом.
— Своими силами мы не поможем. Да и никто в селе не поможет. Ступайте к Деду, который редьки не слаще.
— Когда нам к нему идти? — спросила Настя Никитична отважно, потому что не слыхала еще о таком и, где он живет и кто он, понятия не имела.
Сестры заулыбались:
— Нравишься ты нам, девушка… Чего ждать? Капусту уберете и ступайте. За реку, в лес. К Дубу.
О Дубе они сказали шепотом, и Настя Никитична поняла: дело их ждет серьезное.
Вышла к ребятам, а они все уже возле крыльца.
— Задание выполнено!
— К Дубу нам надо! — сказала Настя Никитична.
Посерьезнели ребята, переглянулись.
— Идем? — спросила учительница.
— Идемте!
Ответили не без осторожности. Насте Никитичне не по себе стало, но не отступаться же, да ведь хоть жутко, но интересно!
Шли всю дорогу молча. Странно было Насте Никитичне слышать, как столько детей, собравшихся вместе, молчат.
Дорога все время поднималась в гору. День выдался серебряный. Молочное небо, нерастаявший иней на полях. Лес в молочном тихом сиянии. Так, молча, они вышли, может, через час всего на открытое место. И увидели, как высоко они стоят теперь над всей остальной землей. Земля, серебряно светясь, уходила под серебряные облака неведомо в какие дали. А над пропастью стоял Дуб. Не больно велик и не больно толст, но видно было, что не земля его, а он сам землю корнями держит: его рвануть — всю землю потащить.
Возле Дуба их ждал человек. Ребята замерли. Настя Никитична не знала, как ей дальше быть и что нужно сделать. Она понимала — пришли туда, куда шли…
Человек повернул к ним голову, побежал глазами, а глаза были у него обычные, стариковские, потерявшие цвет и блеск, одного не потерявшие: ума. Если что и увидела Настя Никитична, так только то — умен человек, все он понимает и очень печалится. Поднял он руку, отер со лба пот или иней, не разобрать было, и, глядя Насте Никитичне в самое, видно, сердце, махнул рукой: идите, мол, ладно.
И все повернулись и пошли не оглядываясь. И только когда лес кончился, остановились. Сказать бы что, а слов не нашлось. Обняла Настя Никитична своих мальчиков и девочек, поворотила лицом к Кипрей-Полыхани и как бы подтолкнула, отпуская. Тут и порхнула из-под ее рук стая счастливых птиц.
А сама Настя Никитична пешком пошла. Не посмела умения своего открыть.
* * *Приспело время на санках кататься. Навалило снегу в Кипрей-Полыхани по самые крыши.
— Завтра всем прийти в школу с санками! — объявила Настя Никитична.
Катались с горы над рекой: чьи санки дальше унесут. Дальше всех укатила сама Настя Никитична. Мальчишки, покусывая губы, силились дотянуть до ее одинокого пока следа.
Потом, уморившись, сидели на санках, решали на снегу хитрые задачки, писали коварные слова, в которых можно по две, а то и по три ошибки сделать.
— Довольно, — сказала Настя Никитична, — а то мне и учить вас будет нечему.
И прочитала стихи:
Не ветер бушует над бором,
Не с гор побежали ручьи…
А потом читали эти стихи хором.
— Никитична! — петушком прокричал школьный сторож. — К тебе.
— Да, к вам! — подтвердила строгая женщина в белой меховой шапочке, вынимая руку из белой муфты. — Инспектор Татьяна Борисовна Николаева. Третий урок на исходе, а школа пуста.
— Катаемся! — призналась Настя Никитична. — Да уж замерзать начали. Сейчас идем в школу, за портфелями, и по домам.
— А как быть с учебным планом? Потом наверстаете?
— Чего ж наверстывать? Мы здесь и новый материал прошли, и закрепили, и даже домашнее задание сделали. Правда, на снегу.
— Это, кажется, новое слово в педагогике?
— Да нет, такое уже было, у Льва Толстого и у других. Денек очень хороший, вот и покатались.
— Что ж, идемте в школу, я хочу посмотреть ваши конспекты уроков, документацию и вообще…
— Ребята! — крикнула Настя Никитична. — В школу! Берите портфели — и до завтра!
Тут кто-то большой выхватил у нее санки, обдавая снегом, рванулся мимо с горы и укатил за линию рекорда.
— Ура! — закричали ребята. — Да здравствует победитель!
Победитель стоял под горой, подняв руки.
— Финист! — узнала Настя Никитична.
Она прыгнула на первые попавшиеся санки и покатила вниз.
— У вас всегда так? — спросила школьный инспектор Татьяна Борисовна Николаева.
— Ага! — ответил Вася. — У нас здорово!
— Здóрово, но не здорóво! — Инспектор спрятала руки в муфту и отвернулась от реки: Настя Никитична и Финист целовались!
* * *Не елкой удивил Новый год Настю Никитичну — святками.
Шестого января село днем будто и не просыпалось, ни одного колодезного журавля не скрипнуло.
— Где же народ? — удивилась Настя Никитична.
— Святки пришли, милая! Святки! Наш первейший праздник. Все к вечеру готовятся.
День был недолог, смеркалось.
Но как выкатилась из лесу огромная красная луна, так на дальнем конце Кипрей-Полыхани и запели. Парни:
— Сорока Дуда! Где ты была?
— Коней пасла.
— А где кони?
— За воротами стоят.
— А где ворота?
— Водою снесло.
— А где вода?
— Быки выпили.
— А где быки?
— За горы ушли.
— А где горы?
— Черви выточили.
— А где черви?
— Гуси выклевали.
— А где гуси?
— В тростники ушли.
— А где тростники?
— Девки выломали.
— А где девки?
— За мужья ушли.
— А где мужья?
— На печи, в решете.
Кривы лапотки плетут,
Кочедык не найдут.
— Хорошо-то как! — удивилась древней песне Настя Никитична.
Захотелось ей на улицу, под луну, на мороз. Валенки надела, стала платок искать. Свет в доме они с бабушкой не зажигали. На святки свет жечь — лунной радостью себя же обокрасть. Только Настя Никитична платок повязала, за пальтишко взялась, а под окошком под ее девушки «Авсень» запели:
Мы ходили, мы гуляли по святым вечерам.
Авсень! Авсень!
Мы искали, мы шушукали белую березу.
Авсень! Авсень!
На этой березе сидела тетеря.
Авсень! Авсень!
Сидела тетеря, перышки роняла.
Авсень! Авсень!
Выходила, выступала Настя-лебедка.
Авсень! Авсень!
Перышки сбирала, в подушечку клала.
Авсень! Авсень!
В подушечку клала, другу набивала.
Авсень! Авсень!
— С кем мне спать? С кем мне ночевать?
С кем мне ночевать? Кого на ручку класть?
Кого мне на ручку класть? — Финиста Тимофеевича.
И грянул тотчас плясовой припев-притоп:
Пышки-лепешки, поросячьи ножки,
В печи сидят, на нас глядят,
Ох, есть хотят!
Бабушка Малинкина впустила гостей. Все ряженые, шубы вывернуты. Конфеток да орехов в карманы попрятали, кинули Насте Никитичне вывернутую шубу, прилепили ей нос с усами, подхватили, потащили с собой под луной озорничать.
* * *В первый же после зимних каникул, в самый тягучий школьный день, когда елка позади, а впереди самая длинная четверть, приехала в маленькую школу Кипрей-Полыхани комиссия: два человека из области, пятеро из района, да из местных включили Никифора Пафнутьевича как председателя и Федорову.
