Алла Кириллова - Семейная библиотека. Выпуск восьмой
Обзор книги Алла Кириллова - Семейная библиотека. Выпуск восьмой
Сказочные повести. Выпуск восьмой
-
Валерий Медведев
Баранкин, будь человеком!
(Тридцать шесть событий из жизни Юры Баранкина)
Часть первая. Баранкин, к доске!
Событие первое. Позор на всю школу!
Если бы я и Костя Малинин не умудрились получить двойки по геометрии в самом начале учебного года, то, может быть, ничего такого невероятного и фантастического в нашей жизни не приключилось бы, но двойки мы схлопотали, и поэтому на следующий день с нами случилось что-то невероятное, фантастическое и, можно сказать, сверхъестественное!..
На перемене, сразу же после этого злополучного события, Зинка Фокина, староста нашего класса, подошла к нам и сказала: «Ой, Баранкин и Малинин! Ой, какой позор! На всю школу позор!» Потом она собрала вокруг себя девчонок и стала с ними, судя по всему, составлять против нас с Костей какой-то заговор. Совещание продолжалось всю перемену, пока не прозвенел звонок к следующему уроку.
За это же время Алик Новиков, специальный фотокорреспондент нашей стенгазеты, сфотографировал нас с Костей и со словами: «Двойка скачет! Двойка мчится!» — прилепил наши физиономии на газету, в раздел «Юмор и сатира».
После этого Эра Кузякина, главный редактор стенгазеты, посмотрела на нас уничтожающим взглядом и прошипела: «Эх, вы! Такую красивую газету испортили!»
Газета, которую, по словам Кузякиной, испортили мы с Костей, выглядела действительно очень красиво. Она была вся раскрашена разноцветными красками, на самом видном месте от края до края был выведен яркими буквами лозунг: «Учиться только на „хорошо“ и „отлично“!».
Честно говоря, наши мрачные физиономии типичных двоечников действительно как-то не вязались с ее нарядным и праздничным видом. Я даже не выдержал и послал Эрке записку:
«Кузякина! Предлагаю снять наши карточки, чтобы газета была опять красивой! Или, в крайнем случае, зачеркнуть лозунг!»
Слово «красивой» я подчеркнул двумя жирными линиями, а «зачеркнуть лозунг» — тремя, но Эрка только передернула плечами и даже не посмотрела в мою сторону… Подумаешь!..
Событие второе. Не дают даже опомниться…
Как только прозвенел звонок с последнего урока, ребята гурьбой ринулись к дверям. Я уже собирался толкнуть дверь плечом, но Эрка Кузякина успела каким-то образом встать на моем пути.
— Не расходиться! Не расходиться! Будет общее собрание! — закричала она и добавила ехидным тоном: — Посвященное Баранкину и Малинину!
— И никакое не собрание, — крикнула Зинка Фокина, — а разговор! Очень серьезный разговор!.. Садитесь на места!..
Что здесь началось! Все ребята стали возмущаться, хлопать партами, ругать нас с Костей и кричать, что они ни за что не останутся. Мы с Костей вопили, конечно, больше всех. Это еще что за порядки? Не успели, можно сказать, получить двойки, а на тебе — сразу же общее собрание, ну, не собрание, так «серьезный разговор»… Еще неизвестно, что хуже. В прошлом учебном году этого не было. То есть двойки у нас с Костей и в прошлом году тоже были, но никто не устраивал из этого никакого пожара. Прорабатывали, конечно, но не так, не сразу… Давали, как говорится, опомниться… Пока такие мысли мелькали у меня в голове, староста нашего класса Фокина и главный редактор стенгазеты Кузякина успели «подавить бунт» и заставили всех ребят сесть на свои места. Когда шум постепенно затих и в классе наступила относительная тишина, Зинка Фокина сразу же начала собрание, то есть «серьезный разговор», посвященный мне и моему лучшему другу.
Мне, конечно, очень неприятно вспоминать, что говорили о нас с Костей Зинка Фокина и остальные наши товарищи на том собрании, и, несмотря на это, я расскажу все так, как было на самом деле, не искажая ни одного слова и ничего не прибавляя от себя…
Событие третье. Как в опере, получается…
Когда все расселись и в классе наступило временное затишье, Зинка Фокина закричала:
— Ой, ребята! Это просто какое-то несчастье! Новый учебный год еще не успел начаться, а Баранкин и Малинин уже успели получить две двойки!..
В классе снова поднялся ужасный шум, но отдельные выкрики, конечно, можно было разобрать.
— В таких условиях я отказываюсь быть главным редактором стенгазеты! (Это сказала Эрка Кузякина.)
— А еще слово давали, что исправятся! (Мишка Яковлев.)
— Трутни несчастные! В прошлом году с ними нянчились, и опять все сначала! (Алик Новиков.)
— Вызвать родителей! (Нина Семенова.)
— Только класс наш позорят! (Ирка Пухова.)
— Решили все заниматься на «хорошо» и «отлично», и вот вам, пожалуйста! (Элла Синицына.)
— Позор Баранкину и Малинину!! (Нинка и Ирка вместе.)
— Да выгнать их из нашей школы, и все!!! (Эрка Кузякина.)
«Ладно, Эрка, я тебе припомню эту фразу».
После этих слов все заорали в один голос, да так громко, что нам с Костей уже совершенно было невозможно разобрать, кто и что о нас думает, хотя из отдельных слов можно было уловить, что мы с Костей Малининым — оболтусы, тунеядцы, трутни! Еще раз трутни, оболтусы, лоботрясы, эгоисты! И так далее. И тому подобное!..
Меня и Костю больше всего разозлило, что громче всех орал Венька Смирнов. Уж чья бы корова, как говорится, мычала, а его бы молчала. У этого Веньки успеваемость в прошлом году была еще хуже, чем у нас с Костей. Поэтому я не выдержал и тоже закричал.
— Рыжий, — закричал я на Веньку Смирнова, — а ты-то чего орешь громче всех? Если бы первым вызвали тебя к доске, ты бы не двойку, а единицу схлопотал! Так что молчи в тряпочку.
— Эх ты, Баранкин, — заорал на меня Венька Смирнов, — я же не против тебя, я за тебя ору! Я что хочу сказать, ребята!.. Я говорю: нельзя после каникул так сразу вызывать к доске. Надо, чтобы мы сначала пришли в себя после каникул…
— Смирнов! — крикнула на Веньку Зинка Фокина.
— И вообще, — продолжал кричать на весь класс Венька, — предлагаю, чтобы в течение первого месяца никому не задавали никаких вопросов и вообще не вызывали к доске!..
— Так ты эти слова ори отдельно, — крикнул я Веньке, — а не со всеми вместе!..
Здесь опять все ребята закричали в один голос и так громко, что уже нельзя было разобрать ни одного слова и вообще было невозможно понять, кто с Венькиным предложением согласен, а кто против.
— Ой, тише, ребята, — сказала Фокина, — замолчите! Пусть говорит Баранкин!
— А что говорить? — сказал я. — Мы с Костей не виноваты, что Михаил Михалыч в этом учебном году вызвал нас к доске первыми. Спросил бы сначала кого-нибудь из отличников, например Мишку Яковлева, и все началось бы с пятерки…
Все стали шуметь и смеяться, а Фокина сказала:
— Ты бы, Баранкин, лучше не острил, а брал пример с Миши Яковлева.
— Подумаешь, какой пример-министров! — сказал я не очень громко, но так, чтобы все слышали.
Ребята опять засмеялись. Зинка Фокина заойкала, а Эрка покачала головой, как большая, и сказала:
— Баранкин! Ты лучше скажи, когда вы с Малининым исправите свои двойки…
— Малинин! — сказал я Косте. — Разъясни…
— Вот пристали! — сказал Малинин. — Да исправим мы ваши двойки… то есть наши двойки…
— Когда?
— Юра, когда мы исправим двойки? — спросил меня Костя.
— А ты, Малинин, своей головы на плечах не имеешь? — закричала Кузякина.
— В четверти исправим, — сказал я твердым голосом, чтобы внести окончательную ясность в этот вопрос.
— Ребята! Это что же получается? Значит, наш класс должен всю четверть переживать эти несчастные двойки! — всполошилась Кузякина.
— Баранкин! — сказала Зинка Фокина. — Класс постановил, чтобы вы исправили двойки завтра!
— Извините, пожалуйста! — возмутился я. — Завтра воскресенье!
— Ничего, позанимаетесь! (Миша Яковлев.)
— Так им и надо! (Алик Новиков.)
— Привязать их веревками к партам! (Эрка Кузякина.)
— А если мы не понимаем с Костей решение задачи? (Это сказал уже я.)
— А я вам объясню! (Миша Яковлев.)
Мы с Костей переглянулись и ничего не сказали.
— Молчание — знак согласия! — сказала Зинка Фокина. — Значит, договорились на воскресенье! Утром позанимаетесь с Яковлевым, а потом придете в школьный сад — будем сажать деревья!
— Что? — заорали мы с Костей в один голос. — Еще и деревья сажать?.. Да мы же… мы же устанем после занятий!
— Физический труд, — сказал главный редактор нашей стенгазеты, — лучший отдых после умственной работы.
