Миёко Мацутани - Булка цвета лисьего хвоста
Миёко Мацутани - Булка цвета лисьего хвоста краткое содержание
Глава первая
Нон-тян знакомится с лисёнком Коном
Нон-тян[1] увидела лисёнка Кона на лесной поляне в горах.
Снег уже совсем стаял, и буковый лес вокруг полянки оделся в бледно-зелёный наряд. Сверкала свежая хвоя лиственниц. Дикие голуби глухо ворковали от удовольствия: «Бу-бу-бу…».
На поляне цвели весёлыми облачками голубые цветы инуфугури — будто синее небо опрокинулось на землю, — звенели в свои звоночки колокольчики.
Налетел ветер, и пушистые одуванчики поспешно подняли головы, а между ними, мелко дрожа крылышками, летали пчелы.
Нон-тян рвала одуванчики. Её сильно клонило ко сну, — всё кругом было таким сонным и тёплым.
Но что это? На полянку вдруг прилетел ярко-красный воздушный шар, и тут же чей-то тонкий голосок сказал:
— Подожди, красный цветок, не улетай!
Нон-тян не услышала толоса — её занимал воздушный шарик. С тех пор как она приехала из Токио и поселилась с папой-художником в этих горах, она ещё ни разу не видела здесь воздушного шарика.
Нон-тян бросилась к шарику и стукнулась обо что-то твёрдое.
— Ай! Больно! — заплакала она, но, всхлипнув разок, умолкла. Нон-тян была совсем взрослой девочкой, ходила в первый класс деревенской школы, и плакать было стыдно.
И тут она подумала: «Странно! Воздушный шарик такой лёгкий, а стукнул так больно».
Нон-тян вытерла глаза и оглянулась. И в тот же миг подскочила на месте: рядом сидел маленький лисёнок и плакал. Он плакал, всхлипывая, совсем как она. Нон-тян поскорее вытащила носовой платок и вытерла ему слезы. А заодно и всё лицо.
Лисёнок удивлённо поднял глаза и, заметив Нон-тян, испуганно вскочил на ноги и насторожился.
— Извини, пожалуйста, у меня голова как камень, — сказал он. И спросил, чуть не плача: — А куда же делся красный цветок? Я так долго за ним бежал. — И он взглянул на небо.
— Красный цветок? Ты про шарик говоришь? Сейчас поймаю.
Воздушный шарик остановился у ручейка, журчащего в траве. Он размышлял: переправиться через ручеёк или нет? И когда Нон-тян побежала за ним, он как раз надумал перепрыгнуть на другой берег и уже двинулся было с места, но тут его схватила Нон-тян.
— Вот, возьми, — ласково сказала она лисёнку. — Мне не надо. Вернёмся в Токио, папа мне купит. — И добавила:- Извини! Меня зовут Нон-тян. Давай дружить.
— Давай! Моё имя Кон.
Нон-тян протянула шарик лисёнку и тут заметила белый бумажный пакетик, привязанный к концу нитки.
— Подержи-ка шарик, Нон-тян. Я взгляну, что здесь такое.
Нон-тян развернула бумагу и увидела листок, на котором кривыми буквами было написано: «Пусть вырастет много цветов!».
В бумагу был завёрнут ещё и пакетик с чёрными семенами, и такими же кривыми буквами было выведено: «Космея».
— Ага! Понятно. Эту записку написал какой-нибудь школьник. Привязал семена к воздушному шарику и пустил его в небо. Наверно, из городской школы кто-нибудь. Из нашей никто не пускал. Вот интересно! Правда, лисёнок?
— Меня, зовут Кон.
— Ах, извини, Нон-тян. Давай посеем эти семена здесь на полянке.
Нон-тян нашла палку и, сделав в земле несколько дырочек, посадила туда семена космеи.
— Надо бы полить, — сказала она.
— Позволь мне. У меня лучше получится, — предложил Кон.
Он опустил хвост в ручеёк и немного посидел на берегу. Потом потряс мокрым хвостом над посеянными семенами цветов. Мелкие капельки воды облаком повисли над землёй, и меж ними образовалась радуга.
— Удобная вещь — хвост. Вместо лейки можно использовать, — восхитилась Нон-тян и оглянулась. Ну конечно, никакого хвоста!
— Да, без хвоста плохо. Я очень люблю свой хвост. И Нон-тян запел песенку про лисий хвост:
У меня пушистый хвост!
С ним не страшно и тепло.
Вот какой прекрасный хвост!
— Да, твой хвост пушистый и похож на румяную булочку, — сказала Нон-тян и запела весёлую песенку про булочку: —
Булочка рыжая, как лисичкин хвост.
Булочка пышная, как лисичкин хвост.
Хвостик есть никто не станет,
Отвернётся и не взглянет,
А вот булочку едят
И спасибо говорят.
В школе нам дают булки. Очень вкусные, — сказала Нон-тян. — Ах да, Нон-тян, не хочешь ли ты пойти в школу?
— А разве лисят туда пускают?
— А ты оборотись в кого-нибудь. Ведь лисички умеют притворяться.
— Я не умею. Не знаю почему, только у меня не получается, — сказал Кон печально. — Если бы я мог, уж я бы поплясал вволю на празднике зверей.
— А что же это за праздник такой?
— Раз в году все звери собираются на Поляне превращений и устраивают праздник, вроде маскарада. И коровы тоже приходят. Я только один раз был на таком празднике. Так интересно!
— Да? — Глаза у Нон-тян засияли. — Как бы я хотела побывать на таком празднике! Я так люблю сахарную вату!
— Но я не помню, чтобы там продавали сахарную вату. И потом, людей туда не пускают.
— Да? — Нон-тян сорвала цветок. — Послушай, Нон-тян, приходи ко мне в гости. Видишь дом с красной крышей у леса? Там я живу. Я угощу тебя пирогом. Он в сто раз вкуснее булки. Мы будем есть его с маслом и мёдом.
— Приду. Обязательно приду! — Кон подпрыгнул от радости — А мой дом вон в той бамбуковой чаще. Её зовут чаща Оророн. Ну, до свидания! — крикнул Кон и, перепрыгнув через ручеёк, убежал по тропинке в чащу. И скоро исчезли из виду и его рыжий хвост, и красный воздушный шар.
Нон-тян пошла домой через лиственничный лес.
— А я подружилась с лисёнком, — сказала она папе, придя домой. — Его зовут Кон. Можно его на чай пригласить?
— Ну конечно! — ответил папа.
Глава вторая
Кон перепутал день, когда он должен был прийти на чай
У Нон-тян мамы не было. Она умерла после тяжёлой болезни. Папа загрустил и, взяв с собой Нон-тян, уехал с ней в горы. Они поселились в маленьком доме на опушке леса. В двух километрах от их дома была деревенская школа, и Нон-тян училась там в первом классе.
Горное пастбище, близ которого стоял их дом, летом оживлялось. Сюда пригоняли скот из нижних деревень, и коровы паслись здесь на вольных лугах всё лето.
— И ты, Нон-тян, наберёшься сил на свежем воздухе, — сказал папа.
Он каждый день рисовал свои любимые горы. И считал, что ничего не может быть лучше этого занятия.
Нон-тян радовалась, что теперь у неё есть друг с таким прекрасным рыжим хвостом.
Прошло дня три, и она решила пригласить его на чай. И написала лисёнку такое письмо:
«Завтра в три приходи на чай».
Конечно, иероглифы были не такие уж красивые, ведь она училась только в первом классе, но всё равно это было прекрасное письмо.
Однако оно показалось ей не очень радостным, и она пририсовала ещё пирог и чашку дымящегося чая. И то и другое было горячим, прямо с плиты, и казалось очень вкусным.
Нон-тян взяла письмо, обулась и пошла через лиственничный лес на полянку, а оттуда по тропинке в бамбуковую чащу, где жил Кон.
У входа в чащу была прибита дощечка, на которой было написано: «Чаща Оророн».
Нон-тян сразу узнала дом лисёнка Кона — над входом колыхался на верёвочке красный воздушный шар.
— Кон-тян! Ты дома? Это я — Нон-тян.
Никто не ответил, тогда Нон-тян сунула письмо в дверную щель и вернулась домой.
— Я пойду на этюды, а ты вымойся в ванне, — сказал папа.
Нон-тян проводила папу и влезла в ванну.
Тем временем Кон вернулся домой. Он ходил ловить рыбу на реку, но ни одной не поймал и был очень голоден.
— Письмо! Мне письмо! — завопил он от радости, увидев в двери письмо.
Он распечатал его и долго разглядывал.
— Вот пирог нарисован, вот — чашка, — рассуждал он, — значит, Нон-тян приглашает меня на чай.
И так как живот у Кона совсем подвело, он очень обрадовался приглашению на чай и запел песенку про булочку:
— Булочка рыжая, как лисичкин хвост.
Булочка пышная, как лисичкин хвост.
Хвостик есть никто не станет,
Отвернётся и не взглянет,
А вот булочку едят
И спасибо говорят.
Запел он такую песенку и бодро зашагал к домику Нон-тян. Прошёл через бамбуковую чащу, миновал луг, вошёл в лиственничный лес и там увидел домик с красной крышей.
Это был дом Нон-тян.
«Что это? Кто-то поёт? И про пирог, кажется. Да, это голос Нон-тян!»
Кон прислушался и услышал такую песенку:
— Я — румяный пирог
Только что из печки.
Жаром я пышу-дышу:
Уф! Уф!
Мыло, как масло,
Скользит по пирогу.
Уф! Уф!
«Ах, как приятно слышать песенку про пирог. К тому же из окна домика выплывает ароматный пар: «Уф-уф!» Да и домик похож на вкусный пирог!» — радовался Кон. От радости он вверх ногами готов был стать. А из домика снова донеслось:
