Туве Янссон - Опасный канун
Обзор книги Туве Янссон - Опасный канун
Туве Янссон
Опасный канун
Глава первая,
о кораблике из коры и огнедышащей горе
Муми-мама сидела на ступеньке на самом солнцепёке и оснащала кораблик из коры.
«Насколько мне помнится, у галеаса два больших паруса сзади и несколько маленьких треугольных спереди у бушприта», — думала она.
Смастерить руль было трудненько, а вот трюм — пара пустяков. Муми-мама сделала малюсенькую крышечку из коры, и, когда наложила её на дырочку, крышечка точь-в-точь села на своё место и её тоненькие стенки плотно прилегли к палубе.
«Это на случай бури», — сказала она самой себе и с облегчением вздохнула.
Подле неё на ступеньке, подтянув колени к подбородку, сидела дочь Мимлы и смотрела на её работу. Она глядела, как Муми-мама укрепляет мачты штагами из булавок с разноцветными стеклянными головками. Концы мачт расцветились красными вымпелами.
— Для кого это? — благоговейно спросила дочь Мимлы.
— Для Муми-тролля, — ответила его мама и стала выбирать подходящий трос для якоря в своей корзинке для рукоделия.
— Не толкайся! — раздался тоненький голосок из корзинки.
— Дорогая моя, — сказала Муми-мама, — твоя сестрёнка опять забралась в мою корзинку для рукоделия. Она запутается в иголках.
— Ми! — строго сказала дочь Мимлы и попыталась вызволить сестру из клубка ниток. — Сейчас же выходи!
Но крошка Ми лишь ещё глубже забилась в корзинку и целиком и полностью исчезла в клубке ниток.
— Как досадно, что она умеет делаться совсем маленькой, — посетовала дочь Мимлы. — Никогда не знаешь, где её искать. А может, ты смастеришь кораблик из коры и для неё? Тогда она сможет плавать кругами в бочке для дождевой воды, и я по крайности буду знать, где она.
Муми-мама рассмеялась и достала из сумки кусок коры.
— Как по-твоему, выдержит такой кораблик крошку Ми? — спросила она.
— Ну конечно, — ответила дочь Мимлы. — Но надо сделать из коры ещё и маленький спасательный пояс.
— Можно мне разрезать клубок? — крикнула крошка Ми из корзинки.
— Ради бога, — сказала Муми-мама. Она сидела, любовалась своим галеасом и думала про себя, не забыла ли чего.
Тем временем, пока она держала кораблик в руках, откуда ни возьмись припорхнула большая пушинка сажи и села на палубу.
— Тьфу! — сказала Муми-мама и сдула её.
Но тут же прилетела другая пушинка и села ей прямо на нос. Весь воздух был полон ими. Муми-мама поднялась и вздохнула.
— Ах, сколько неприятностей от этой огнедышащей горы, — сказала она.
— Огнедышащей горы? — с интересом спросила крошка Ми и высунулась из корзинки.
— Да, здесь неподалёку есть гора, которая начала извергать огонь, — объяснила Муми-мама. — И сажу. Она вела себя смирно, пока я не вышла замуж, а теперь, стоило мне вывесить бельё для просушки, она вновь зафыркала, и теперь всё станет чёрным…
— Всё сгорит! — радостно воскликнула крошка Ми. — Весь ваш дом, и ваш сад, и игрушки, и младшие братья и сестры, и их игрушки!
— Чепуха, — ласково сказала Муми-мама и, смахнув с носа сажу, пошла искать Муми-тролля.
Внизу под косогором, правее деревьев, между которыми был подвешен гамак Муми-папы, находилось окнище[1], полное светло-коричневой воды. Дочь Мимлы без конца твердила, что в середине оно бездонное, и, возможно, была права. Края окнища поросли травой с глянцевитыми широкими листьями. На них хорошо было отдыхать стрекозам и водяным паукам, а под ними с важным видом сновали туда-сюда какие-то букашки-растопыры. Ещё ниже сверкали золотом глаза лягушки, и иногда можно было мельком видеть её загадочных сородичей, которые жили в тине в самом низу.
Муми-тролль лежал на своём обычном месте (вернее, на одном из своих обычных мест), свернувшись калачиком на жёлто-зелёном мху и осторожности ради поджав под себя хвост.
С серьёзным и довольным видом он смотрел в воду, прислушивался к шелесту стрекозиных крыльев и навевающему дремоту гудению пчёл.
«Это для меня, — думал он. — Для меня это, для меня. Каждое лето она делает первый кораблик из коры тому, кого больше всех любит. Правда, она иногда отдаёт кораблик кому-нибудь другому, чтобы не было обидно. Если вон тот водяной паук заскользит к востоку, тогда ялика не будет. А если направится на зал ад, ялик будет такой малюсенький, что в руки-то боязно взять».
Водяной паук медленно двинулся на восток, и на глаза Муми-тролля навернулись слёзы.
В это мгновение зашуршала трава, и из-за её метёлок выглянула его мама.
— Эй, — сказала она. — У меня есть кое-что для тебя.
И она осторожно опустила на воду галеас. Он горделиво закачался на волнах над своим отражением и принялся уверенно лавировать так, как будто никогда ничего другого не делал.
Муми-тролль сразу увидел, что мама забыла про ялик.
Он ласково потёрся носом об её нос (ощущение было такое, как если бы он потёрся лицом о белый бархат) и сказал:
— Вот здорово-то, ты такого никогда ещё не делала.
Они сидели рядышком на мху и смотрели, как галеас пересёк на парусах окнище и причалил к листу травы.
Тут они услышали, как вдали у дома дочь Мимлы кличет свою маленькую сестрёнку. «Ми! Ми! — кричала она. — Горюшко ты моё луковое! Ми-и-и! Приди только домой, я оттаскаю тебя за волосы».
— Она снова куда-то запряталась, — сказал Муми-тролль. — Помнишь, было раз, мы нашли её в твоей сумке?
Муми-мама кивнула. Она сидела, погрузив нос в воду, и разглядывала дно внизу.
— Там что-то мерцает, — сказала она.
— Это твой золотой браслет, — сказал Муми-тролль. — А может, кольцо с ноги фрёкен Снорк. А что, я хорошо придумал, правда?
— Ужас как хорошо, — сказала Муми-мама.
— Теперь мы всегда будем держать наши украшения в коричневой родниковой воде. Они выглядят там куда красивее.
А дочь Мимлы стояла на лестнице Муми-дома и надрывалась от крика. Крошка Ми сидела и смеялась в одном из своих бесчисленных потайных местечек, и её сестра знала это.
«Ей бы поманить меня мёдом, — думала Ми. — А когда я приду, она поколотит меня».
— Послушай, Мимла, — сказал Муми-папа из кресла-качалки. — Если ты будешь так кричать, она никогда не придёт.
— Я кричу лишь для очистки совести, — с важным видом объяснила дочь Мимлы. — Когда мама уезжала, она сказала, что вот, мол, оставляю младшую сестру на твоё попечение, и если ты не сумеешь её воспитать, то и никто не сумеет, потому что с самого начала ею никто не занимался.
— Ну, тогда понятно, — сказал Муми-папа. — Ладно, кричи себе на здоровье. — Со стола, накрытого к завтраку, он взял кусок торта, воровато оглянулся и окунул его в сливочник.
Стол был накрыт на пять персон, шестая тарелка стояла под столом на веранде — дочь Мимлы утверждала, что там она чувствует себя самостоятельнее.
Тарелка Ми, естественно, была совсем крохотная, и стояла она в тени вазы с цветами в самой середине стола.
Тут по садовой дорожке галопом примчалась Муми-мама.
— Не принимай близко к сердцу, дорогая, — сказал Муми-папа. — Мы поели в чулане.
Муми-мама, пыхтя, взобралась на веранду и, остановившись, оглядела накрытый к завтраку стол.
Вся скатерть была черной от сажи.
— Охохонюшки, сказала она. — Ну и жарища. И пропасть сажи. От этой огнедышащей горы одни неприятности.
— Если бы она располагалась чуть поближе, мы, быть может, обзавелись бы пресс-папье из настоящей лавы, — мечтательно произнёс Муми-папа.
Вот уж было жарко так жарко!
Муми-тролль продолжал лежать у большого окнища воды и смотрел на небо — оно было совершенно белое и казалось серебряным блюдом. Слышно было, как внизу на побережье перекликаются морские птицы.
«Надвигается гроза», — сонно подумал он и поднялся со мха. И как всегда при перемене погоды, в сумерках или при необычном освещении в нём проснулась тоска по Снусмумрику.
Снусмумрик был его лучший друг. Разумеется, Муми-тролль страшно любил и фрёкен Снорк, но дружить с девочкой было совсем не то.
Снусмумрик был спокойный нравом и знал кучу всяких вещей, но не болтал попусту. Лишь иногда рассказывал он о своих путешествиях, и тогда ты чувствовал себя таким гордым, словно Снусмумрик посвящал тебя в члены какого-то тайного общества. Когда выпадал первый снег, Муми-тролль всегда погружался вместе со всеми в зимнюю спячку. А Снусмумрик уходил бродяжить на юг и возвращался в Муми-дол не ранее следующей весны.
А этой весной он не вернулся.
Муми-тролль начал ждать его, как только проснулся от зимней спячки, но ничего не сказал другим. Когда птичьи стаи потянули над долом и стаяли островки снега, до последнего державшиеся на северных склонах, им овладело беспокойство. Так долго Снусмумрик ещё никогда не запаздывал. Наступило лето, и место палатки Снусмумрика у реки сплошь заросло и стало зелёным, как будто никто никогда там не жил.
