П. Хорлоо - Мальчик из Гоби
— Что ты! — возразил Дондок. — Они уже здесь, вот увидишь. Прячутся где-нибудь. — И Дондок, приподнявшись, позвал: — Гуук, гуук!
— Тише, — испугался Буян. — Может, ламы уже пустились в погоню!..
Дондок умолк и лег на спину, устремив глаза в черное небо.
— Смотри, — задумчиво сказал он, — только что погасла звезда. Значит, кто-то умер.
— Откуда ты знаешь?
— От наставника. Ламы говорят: когда гаснет звезда, значит, чья-то душа устремляется в небеса.
— Вранье все это. Чепуха! — заявил Буян. Он резко повернулся к другу и тут же застонал от боли.
— Сильно болит? — посочувствовал Дондок.
— Не очень. Только немеет как-то…
Дул ветерок, неся с гор прохладу. Ребята лежали, молча думая о своем.
«Придем в школу, покажем портрет учителю. А если он вдруг заругает нас, поеду к доктору Васильеву. Он все поймет», — размечтался Буян. Но вот послышался какой-то шорох. Буян приподнялся на локте. Кто-то крадучись шел к перевалу. Припав к земле, Буян тронул за плечо задремавшего было Дондока:
— Смотри, человек!
— Кто это? — вздрогнул Дондок.
— Может, лекарь Дашдамба?
— Не знаю.
— Ладно, лежи, не двигайся, авось пронесет.
Шаги приблизились. На ребят упала маленькая, тонкая тень.
— Может, Ойдов? — прошептал Буян и тихо сказал: — Ленин!
— Ленин! — раздался ответный пароль.
Ребята вскочили и бросились к приятелю. Ойдов тяжело дышал: то ли от волнения, то ли от подъема на перевал.
— А где Тогмид? — первым делом спросил Буян.
— Его с-схватили, — заикаясь от волнения, прошептал Ойдов.
— Как? Кто? Говори толком, что случилось? — тормошили товарища Буян и Дондок.
— Тогмид рассказал все ученику гавжи́[35] Самбу, а тот передал наставнику. Тогмида схватили, связали и заперли в звоннице. Даже стражника приставили с колотушкой. Завтра будут наказывать перед всеми ламами и послушниками. Говорят, могут даже в жертвенный огонь бросить.
— Тебе Тогмид успел сказать что-нибудь?
— Нет, ничего. Только показал глазами, чтобы я быстрей уходил. Ну, я и побежал прямо сюда.
— Что делать будем?
Все трое задумались. Буян посмотрел на звезды.
— До рассвета еще далеко…
— Далеко. Сейчас только полночь, — откликнулся Дондок.
— Тогда давайте спускаться. Вернемся в монастырь, попробуем освободить Тогмида.
И ребята пошли назад, вниз, уже не прячась, прямо по укатанной дороге, по которой столетиями шли к кумирне и в монастырь тысячи людей, дабы выпросить у бога благодеяние или отпущение грехов. Сейчас по этой дороге семенили три пары еще не окрепших детских ног, спеша на выручку своему товарищу. Легкий попутный ветерок дул им в спины, луна освещала путь.
Буян задержал шаг и остановился у монастырской свалки. В голову ему пришла отличная мысль.
— Эй, друзья, видите, лежат черепа?
— Чьи? — Дондок и Ойдов подошли ближе.
— Какая разница — чьи? Вон, например, череп коровы, с рогами!
Дондок поднял с земли череп и, держа его подальше от себя, подал Буяну.
— Да ты не бойся, — засмеялся тот. — Он нам еще как пригодится: поможет спасти Тогмида. Вы только делайте так, как я вам скажу.
Он взял у Дондока череп и направился к воротам монастыря. Ребята шли за ним. Стояла мертвая тишина. Только раз легонько звякнул соборный колокол. Видно, от ветра. Да пробежали мимо два шелудивых пса.
Осторожно, стараясь держаться в тени, ребята добрались до звонницы, находившейся за главным храмом. Буян поглядел наверх и увидел слабый мерцающий огонек.
— Караульный еще не спит, — потянул он за рукав Дондока. — Значит, через дверь хода нет. Слушай! — Буян толкнул стоявшего сзади Ойдова. — Давай-ка изобрази плач ребенка, ты умеешь…
Ойдов прикрыл рот рукой и стал подражать жалобному плачу младенца, да так ловко, что брало за сердце.
Лама, дремавший в звоннице у чулана, где был заперт Тогмид, встрепенулся. Снизу явственно доносился детский плач. «Откуда он среди ночи?» — с тревогой подумал лама и прислушался. Несколько мгновений было тихо, потом снова послышались всхлипывания. «Неужто нечистая сила?» — ужаснулся монах, чувствуя, как от страха у него шевелятся волосы.
Взобравшись по стенке в звонницу, Буян неслышно подкрался к чулану и швырнул к ногам сторожа коровий череп. Раздался отчаянный крик, и лама сломя голову кинулся вниз по лестнице. Как безумный забегал он вокруг храма, потеряв от ужаса дар речи. А через оставленную им открытой входную дверь на лестницу вбежали Ойдов с Дондоком. Они быстро взломали старый замок и вытащили из чулана связанного по рукам и ногам Тогмида. На помощь подоспел Буян. Развязав Тогмида, друзья бросились наутек. Залаяли вслед монастырские собаки, но ребята быстро от них отделались — отогнали камнями.
Скоро все четверо поднимались к знакомому перевалу.
Уже занималась заря, когда ребята подошли к кумирне. Тогмиду было совсем худо. Друзья по очереди тащили его на себе.
На молитвенном колесе развевалась шелковая лента, смутно белели слова молитвы, высеченные на большом плоском камне около входа в кумирню.
— Давайте немного передохнем, — попросил Тогмид.
Ребята опустились на землю.
— Скажи, что у тебя болит? — тихо спросил Буян.
— Ноги ничего не чувствуют, голова кружится… — так же тихо ответил Тогмид и добавил с ненавистью: — А все из-за этого проклятого парня!
— Послушника Самбу?
— Ага, из-за этого выродка.
Буян с досадой стукнул кулаком о колено.
— Я же тебе говорил — береги тайну, никому не рассказывай.
— Верно, говорил. Но ведь я верил ему…
Небо стало совсем розовым.
— Скоро взойдет солнце, — забеспокоился Буян.
— Давайте-ка доберемся до пещеры Асга́д, там и укроемся до темноты. А то за нами, наверное, уже гонятся.
И он показал на синеющую вдали, покрытую лесом вершину. Там, над самыми макушками деревьев, клубился туман, почти сливаясь с облаками. Не только четверо друзей, целый хотон с людьми и скотом мог бы спрятаться под его надежной защитой.
Когда они добрались до места, солнечные лучи уже освещали вершины гор. Ребята вошли в пещеру, расположились у самого входа. Где-то внизу, в серой дымке, виднелись контуры монастыря, искрился на солнце шпиль главного храма.
«Интересно, что там сейчас происходит? — усмехнулся Буян. — Небось гэсгуй вовсю орудует своей колотушкой, колошматит несчастного сторожа».
Застонал Тогмид, и Буян повернулся к нему, принялся осторожно счищать с его рук запекшуюся кровь.
— Надо бы воды ему дать — смотрите, пересохли губы. Но где ее взять?
— В лунках между скал, наверное, есть. Я пойду посмотрю, ладно? — предложил Дондок.
— Иди. Только осторожно, не попадись кому-нибудь на глаза!
Дондок пришел очень быстро, неся полные пригоршни воды. Ребята приподняли голову Тогмида, дали ему попить. Потом Дондок сходил еще раз, намочил в лунке конец своей орхимжи. Холодный шелк приложили ко лбу Тогмида. Он облегченно вздохнул, повернулся на бок и задремал. Утомленные путешествием и волнениями прошлой ночи, ребята растянулись на прохладном земляном полу пещеры.
Буян первым заметил двух всадников на перевале.
— Погоня, — сказал он негромко. — Теперь надо глядеть в оба. Не спускать с них глаз!
Один из всадников спешился, стал ходить возле молитвенного колеса, у входа в кумирню, что-то высматривая на земле.
— Следы ищет, — решил Буян. — Уж не твой ли это учитель, Дондок?
— Похоже, что он, — задумчиво кивнул головой Дондок. И, еще раз внимательно приглядевшись, добавил: — И дэл на нем бордовый… Ну конечно, он! Ни у кого нет такой одежды!
— Смотри, — подтолкнул его Ойдов. — Снова сел на коня. Двигаются прямо сюда. Видно, напали на след.
— Что будем делать? — встревожился Дондок. — Может, уйдем поскорее, поднимемся выше — там густой лес!
— А Тогмида бросим здесь, что ли? — возмутился Буян. — Нет, так не пойдет. Лежите тихо. И чтоб ни один из вас не издал ни звука. Не вздумайте кашлянуть или чихнуть!
Ойдов и Дондок отползли внутрь пещеры и там затихли. Буян тоже отодвинулся немного в сторону, прижался к мокрым камням.
Вскоре они услышали цокот копыт, гудение голосов. Всадники подъехали совсем близко: скрипели седла, позвякивали уздечки.
— Ну что, никаких следов? — раздался грубый голос. Всякие сомнения отпали — это был лекарь Дашдамба.
— В скалах трудно что-нибудь разобрать, — прогундосил кто-то в ответ.
— Странно. Их ведь трое, неужто никто не оставил следов?
— Может, они прошли стороной?
— Возможно. Однако надо посмотреть внимательно, не упустить бы этого мерзавца — сына Сэнгэ и наших послушников, что сбежали с ним.