Владимир Васильев - С тобой все ясно (дневник Эдика Градова)
Но какое все же царапающее слово-"женщина". Раньше я этого не замечал.
- При детях, - упрекнул Андрей Борю, - веди себя прилично.
- Значит, в Краснодон! - Я вскочил первым. - Чего разлеглись, лентяи? Подъем!
На юг ли, на север ли, но мы поедем. Обязательно поедем.
Главный вопрос-финансовый. Так считает Боря, а он наш казначей. Где взять тугрики? Иены? Кроны?
На худой конец и рубли сойдут. Но где их взять?
Сначала Матюшин вытряс из нас трудовые сбережения. С лета не осталось почти "ни фига", как сказал бы Андрей. Но он ничего не сказал, он только присвистнул.
Решили экономить на буфете. Чуточку на кино (один посмотрел-всем рассказал). А главное-работать и зарабатывать. Вчера уже разносили праздничные телеграммы. Живая копейка забренчала в нашем общем кармане. А Боря обещает слитки высшей пробы, которые добываются, как он утверждает, из песка.
"Цель оправдывает поиск средств" (А. Босов). Значит, пошли искать. Вперед, за длинным рублем!
Куда? На станцию, конечно. Каникулы не каникулы, праздники не праздники-поезда идут, вагоны надо разгружать.
- Что надо? - угрюмо спросил тучный мужчина, оглядывая нас от кед и джинсов до кепок. - Паспорта есть?
Боря молча протянул свой паспорт.
- Нам бы рубликов. И если можно, подлиннее. Вот таких. - Андрей размахнул своими ручищами в стороны.
Толстяк тоже, видно, был с юмором - послал нас на "стеклышко". Ручаюсь, никто из класса, да и в школе не представляет себе, что это такое "стеклобой"!
Я как увидел платформу с битыми банками, бутылками и прочими склянками - внутри похолодело. Как же мы справимся?
- Ну, за лопаты, маменькины сынки! - радостно скомандовал Боря. - Вот это работенка для мужчин.
Наши лопаты заскрежетали, сбрасывая "стеклобой"
на землю. Пыль поднялась такая, как будто эта платформа недавно проехала через "черную бурю". Мы отплевывались и, блестя зубами, работали, как негры.
Полчаса спустя, когда первые водянки уже вспыхнули на моих непривычных ладонях, прибежала какая-то миловидная тетка с рукавицами.
- Как фигурка, оцени! - Я слышал, как Андрей шепнул это Боре, и видел, как тот порозовел настолько, что сквозь пыль и грязь было заметно.
- Это Михалыч вас сюда загнал? - Она всплеснула руками. - Совести у него нет. Михалыч, эй, Михалыч!
Явился толстяк, который ставил нас на работу.
- Ого, сколько бутылок побили, - одобрительно хохотнул он, глядя на зеленоватые посверкивающие кучи внизу. - Считай, на полбанки заработали.
- Нам не на полбанки, - неприязненно кинул я.
- Да у тебя совесть где, Михалыч? - запричитала женщина. - Это ж дети. Их на песок, и то страшно.
Они сами недавно в песочницах возились. А ты что сделал, бесстыжие твои глаза!
И тут я проколол пятку. Наступил на разбитую банку, и стекло прошло сквозь подошву кеда и носок. Я прихрамывал, но не жаловался. Да и не очень болело. Пятка у меня за лето закалилась, обмозолела, стала твердой, как вторая подошва.
Михалыч заметил, снял нас со "стеклышка".
- Ты, маленький, вижу, ногу поранил. Зеленкой помажь. - И ехидно добавил, глядя в лицо Андрею: - Заработали вы столько копеек, что, пожалуй, рубль наберется. Длинный рубль, хватит ногу товарищу забинтовать. Довольны?
Так бесславно кончился наш первый большой трудовой день.
- А хорошая тетка, - сказал я Боре, когда мы по очереди мылись под краном. - Рукавицы нам принесла.
- Это не тетка. Это моя ма... мачеха...
На другой день мы явились снова.
- Во детишки пошли! - удивился Михалыч. - Нужны вам деньги!
- Нам не деньги, нам на автобус, - объяснил Боря. - На поездку.
- Катились бы на папины-мамины... Ну, ладно. Раз вы такие настырные, даю полувагой песка. Вон лопаты.
Только чтоб габарит мне зачистили как следовает, шабашмонтаж!
Мы так обрадовались, что не стали вникать в последние его слова. Но и сейчас, пять дней спустя, у меня все еще правая рука прямо отваливается от этого проклятого "габарита".
Ну, по порядку.
"Полувагон" я понял, как "полвагона". Подходим - махина на колесах, и сбоку беленьким - 60 т.
Привет!
- С нами все ясно, - говорю. - Живыми нам не уйти. Истлеют наши косточки в этом песке. А Боря говорил: "слитки"...
- Не ной, - оборвал меня Матюшин. Он так и сиял: вот дело по плечу! Конечно, мне бы такие плечи.
Пооткрывали мы люки - треть песка сама собой рухнула на полотно и рядом. Полезли на верхотуру.
Да, песочек - не "стеклышко". Тут его на тридцать три детства хватит. И работать можно босиком.
К обеду у меня на месте нежных вчерашних водянок образовались горячие живые ранки. У Андрея тоже. Рукавицы не спасали. Боря только посмеивался: у него ладони мозолистые, как у меня пятки.
Посмотрев на мои руки, Боря сдвинул брови, на миг они соединились, как у Андрея.
- Горе, а не работник, - ругнулся Матюшин. - Недобытчик. Гони за пирожками!
Притащил я пятнадцать штук-враз умяли. На воздухе аппетит!
Приходил Михалыч, интересовался:
- Ну, шабашники, идут дела? Уморились? Вы мне еще габарит будете зачищать. И чтоб люка, люка захлопнули как следовает...
"Шабашники"... Знал бы, зачем нам деньги, прикусил бы язычок.
- Если бы ему на бутылку сунуть, сразу бы подобрел, - решил Боря. - Ну, жизнь. Кругом блат. Работу, и то по знакомству дают. А честно жить копались бы мы в том "стеклышке"...
Я не знал, что ему возразить.
- Учиться надо, - сказал Андрей. - А сейчас мы кто? Раз-но-ра-бо-чи-е. То есть рабочие, которые не умеют ничего и потому делают все. Разное. Куда пошлют. Так что да здравствует техника! Смерть лопате!
- Ты сначала спасибо ей скажи, лопате, - обиделся Боря. - Разве не на ней мы собираемся путешествовать? Град, а Град! Давай все же махнем на море?
Заладил: море, море...
Осеннее солнышко пригревало. На меня напала такая великая лень, что не только работать - языком ворочать не хотелось. Андрей тоже, кажется, разомлел.
Он сильный, но не такой выносливый, как Боря.
- Ну вы, гвардейцы труда! - вдруг заорал Матюшин. - За лопаты! Даешь пятилетку в четыре года!
Мы постепенно втянулись. В вагоне песка оставалось не так уж много, но теперь его приходилось бросать в люки от дальнего борта. Все же мы почуяли конец и озверели. Тяжело дыша, поливая песок своим горячим потом, мы кидали, кидали, кидали... И, совсем выбившись из сил, упали, как подкошенные, на громадные кучи песка. Шабаш!
Дело было к вечеру. Борина мачеха опять прибежала, подбодрила нас:
- Ну теперь захлопнуть люки, зачистить габарит, и...
- Может, завтра? - хрипло спросил Андрей, сплевывая песок. Я с надеждой прислушался.
- Нет, мальчики, - мягко сказала она. - Нельзя.
Оборот вагонов. Да тут же немного осталось...
Этого мы сделать не могли. Мне хотелось только одного: не двигаться, спать. А ребята больше моего наворочали. Сил нет, а надо. Люк, зараза, тяжелый, как чугунная плита. Раз поднимем - обрывается, другойне защелкивается. Хорошо, Борина мачеха помогла.
С горем пополам захлопнули все.
Но самое жуткое оказалось впереди. "Габарит". Зачистить его-значит отбросить песок от путей, чтобы вагоны могли свободно пройти. Да мы еще, дураки, сыпали как попало, радовались... А теперь из-под вагона (там работаешь лежа или согнувшись в три погибели) и от вагона целые горы песка откидать?! Я бы завыл, но в глотке пересохло.
И тут заговорили ребята, поменявшись ролями.
- Отваливаем, ребята. Этому конца не будет. Я как всю Сахару лопатой перепахал. Не путем это все.
Но сказал-то не Матюшин, а Босов!
Матюшин же сказал:
- Вот сейчас-то и ясно будет, что мы за люди. Да и что осталось? Мелкая художественная деталь-габарит.
Если нам вместе навалиться...
- Боречка, плюньте, - вдруг решила мачеха. - Я вам любые деньги дам...
- Вставай, Град! - грозно рявкнул Боря.
- Не могу...
- Можешь. Подумаешь, трудности! Краснодонцы не такое перенесли.
- Не могу...
- Можешь. И ты, Андрей, можешь. Мы не халтурщики какие-нибудь. Все честь по чести. Видите, вечереет. Через час мы кончим. Иначе я с вами не еду...
Через час мы кончили. Правда, мачеха малость помогла. И Михалыч пришел, пару лопат бросил. Ох, тяжелы эти последние лопаты.
Зажглись фонари. Я сидел на песке. Я был счастлив.
Раньше я думал, что счастье-это вопли, прыжки, восторг. Чепуха. Счастье - это пустота. Ни о чем не думаешь, ничего не хочешь. Одна усталость. Но ты знаешь: дело сделано. Ты с друзьями сделал невозможное. Слитки высшей пробы из песка.
Земной Боря повел нас на штурм неба. И мы победили. Отделались десятком водянок и царапин.
В троллейбусе меня попросили: "Юноша, передайте сдачу..." Меня-"юноша"! Мы становимся взрослыми людьми. Какие они, взрослые?
Вблизи совсем не такие, как издали. Раньше казалось, что старшие всегда знают, что к чему, у них нет вопросов, уж им-то все ясно. Теперь стал замечать, что они тоже мучаются, и у каждого свои трудности. Они настолько заняты собой, что им нет до нас дела. Но хуже всего, когда они, бросив свои дела, начинают нас "воспитывать".
