Зинаида Шишова - Джек-Соломинка (Часть 1-5)
- Нужно ли все записывать? - спросил испуганный клерк у Никласа Брембера.
- Все до единого слова, - ответил суконщик.
- Может случиться, что безумным мужикам вздумается снова восстать против своих господ, - сказал Джек Строу, бросая быстрый взгляд на забор напротив. - Пускай же моя исповедь послужит им наукой и предостережением.
Такой же быстрый взгляд был ему ответом.
- Нашей целью было предать смерти всех рыцарей, оруженосцев и остальных дворян, - говорил Джек Строу, - потому что неразумно оставлять в живых лису, если ты думаешь уберечь курятник.
Мэр Уолворс нагнулся к Никласу Бремберу.
Этот тощий дурак считает себя правым только потому, что он ссужает деньги самому королю. Но нужно ли слушать и записывать все эти бредни? И потом здесь толкается много лишнего народу!
- Ваша милость, - сказал Уолворс, пододвигая цеховому старшине пергамент, - вот я поставил "Предать смерти через четвертование", но я думаю, что он заслуживает более страшной смерти.
Никлас Брембер поднял свои мертвые глаза.
- Когда мы дослушаем до конца его исповедь, мы решим, чего он заслуживает, - отозвался он холодно.
- Самого короля, - продолжал Джек Строу, - мы думали заманить хитростью и возить за собой с места на место, воздавая ему на первое время царские почести. Так мы поступали бы ради того, что много еще есть в стране темного народу, который верит в то, что все, что делается именем короля, основано на правде и справедливости...14
Мэр в беспокойстве оглянулся. Во дворе стояла такая тишина, что слышно было злое жужжание ос подле липы.
Даже болтливые, как сороки, служанки притихли на заборе.
- Ваша милость... - снова обратился мэр к Никласу Бремберу.
- Собрав именем короля бесчисленное множество бедного люда, мы намеревались предать смерти всех сеньоров, духовных землевладельцев, епископов, монахов и, кроме того, настоятелей приходских церквей...
Худой, как сушеная вобла, старшина суконщиков только покачивал головой, словно соглашаясь со словами бунтовщика.
- В живых мы бы оставили только нищенствующих монахов, так как их вполне достаточно для совершения треб и таинств. Иначе мы и не могли бы поступить, потому что дворяне и клирики, собравшись с силами, снова напали бы на нас и ввергли бы в еще худшее рабство...
Мэр Уолворс оглянулся на стражников.
- Хорошо ли затянуты веревки? - спросил он с беспокойством, а сам сделал жест, точно поворачивая что-то в руках.
Стражник понял его хорошо. Заложив палку за веревку, стягивающую руки арестанта, он несколько раз перекрутил ее в воздухе.
Джек охнул от страшной боли в кистях.
- Дальше! - сказал Никлас Брембер. - Что вы полагали делать потом?
- Уничтожив таким образом одних врагов королевства, мы обратились бы к другим, - сказал подсудимый, чувствуя, что его сердце заходится от боли. Мы бы учредили цеховой совет в ремесленных цехах, куда избирали бы не богатых содержателей мастерских, а учеников и подмастерьев, потому что эти лучше всего разберутся в нуждах своего ремесла...
Теперь уже даже похожее на маску лицо Никласа Брембера пошло бурыми пятнами.
- Довольно! - сказал мэр Уолворс.
- Богачей, составивших себе состояние на поте и крови бедных тружеников, мы предали бы по усмотрению их подмастерьев и учеников смерти или изгнанию...
- Довольно! - крикнул мэр Уолворс.
- Уничтожив всех врагов королевства, мы убили бы затем и самого короля... - произнес Джек, глядя прямо перед собой. Он почти ничего не видел от боли.
Люди все превратились в слух. Некоторые даже наклонились вперед, словно собираясь поддержать мятежника, потому что он действительно был близок к тому, чтобы упасть.
Что-то больно стучало в его кистях, пальцы его затекли и набухли кровью.
- Довольно! - крикнул мэр Уолворс. - Бросьте перья! - заревел он, повернувшись к писцам.
Джек Строу не был казнен, как все остальные мятежники, в этот же самый день. Палачу было поручено всеми имеющимися в его распоряжении средствами добиться от наглого бунтовщика признания в том, не имел ли он соумышленников среди бедных попов, последователей Джона Уиклифа, викария.
Второе, что палач должен был выпытать у Джека Строу, - это местопребывание Джона Бола, безумного кентского попа, поднимавшего народ на восстание своими необузданными проповедями.
И, наконец, палачу надлежало выяснить, кто дал преступнику купеческое платье и этим чуть было не спас его от справедливой кары.
Однако ни на первый, ни на второй, ни на третий вопросы палачу так и не удалось добиться ответа.
Джек Строу Англию представлял себе очень смутно. Он исходил вдоль и поперек шесть или семь графств и знал, что их есть еще столько же или, пожалуй, даже больше. Знал, что на севере, через границу, лежит Шотландия; только до прошлого года он думал, что она помещается на отдельном острове. Знал, что Лондон стоит на реке Темзе и в нем живет король.
И однако в ночь перед казнью Джеку приснилась Англия. Она была невысокая и тесная, как деревенская кузница.
Джек шел по Англии узким проходом, а у стен стояли и делали свою работу разные люди: бочары, кровельщики, седельщики, шорники и пивовары.
Тут же, у стен, примостились со своими оселками и косари.
По красным, воспаленным векам он узнавал кузнецов и угольщиков, а те, которые сильно кашляли, это были люди с серных разработок.
В Англии было тесно и шумно, но все работали мирно, и никто никого ни в чем не упрекал.
А когда кому-нибудь случалось обронить на пол топор, долото или шило, двое или трое соседей наклонялись, чтобы ему помочь.
Вот такой был его последний сон. Он ничего не обозначал, и все-таки Джек проснулся с улыбкой. Ему радостно было хоть перед смертью увидеть столько знакомых лиц. Сейчас к его окну стража никого не подпускала.
Впрочем, в самый день казни Джеку было еще одно видение. Только сон ли это был или явь - он уже и сам не мог бы сказать.
Когда между двумя пытками Джек потерял сознание, палач вылил на него ушат воды.
Очнувшись, Джек явственно увидел, что в синем и твердом, как скорлупа, небе открылась медная, пылающая от заката дверь. В нее вошел покойный сэр Гью Друриком, пропуская вперед маленькую, босую и испуганную Джоанну...
Преступник Иоанн Строу, виллан села Дизби, манора Друриком в Кенте, за его злоумышления против короля, господ дворян, клириков и купцов, а также ущерб, нанесенный многим знатным, достопочтенным и влиятельным людям королевства, был присужден к мучительной и позорной смерти: его собственные внутренности должны были быть сожжены перед его глазами, а потом надлежало отрубить ему ноги, руки, а затем голову.
С Иоанном Строу был казнен в точности согласно решению присяжных.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Мальчонка был, как видно, поставлен на страже, потому что, когда Джоанна, раздвинув вьющиеся побеги, неожиданно вышла из зарослей хмеля, он от испуга присел на месте, а затем заметался по дороге.
Подарок подошел к нему, понюхал и с удивлением вопросительно посмотрел на свою госпожу.
Джоанна, выйдя на дорогу, тотчас же поняла, в чем дело. Старик с лопатой, женщина и еще один мальчишка постарше в ужасе смотрели на нее, стараясь заслонить свежевыкопанную яму у самой дороги.
- Не бойтесь ничего, добрые люди, - сказала Джоанна, - я такая же несчастная, как и вы.
"Я гораздо несчастнее, - подумала она, - потому что я даже не могу предать его тело погребению!"
На виселице качалось девять трупов.
Старик рассказал, что их бейлиф разрешил мужикам потихоньку снять и похоронить своих близких.
- Зять и двое сыновей, - сказал он тихо. - Яму большую пришлось копать.
Несмотря на суровый королевский приказ15, бейлиф разрешил потихоньку предать тела погребению, потому что трупные мухи разносят заразу по всей Англии.
Трупы казненных ведь уже не смолят, как раньше. Да и где взять столько смолы? Может быть, дама слыхала о делах в Повереле и Биллерикэе?
Джоанна молча кивнула головой. В Повереле жили угольщики, дровосеки и смолокуры. Из пятисот человек жителей после расправы осталось четыре семейства16.
Старик и его дочь с удивлением смотрели, как она помогала им снимать трупы, не гнушаясь того, что с костей уже кусками отваливалось мясо. Став на колени у края ямы, Джоанна сложила руки и прочла молитву.
Женщина и старик принялись было повторять за ней слова, но запнулись, потому что их приходский поп совсем иначе читает над усопшими.
- Вы нашли покой, - говорила Джоанна. - Участь наша много тяжелее и страшнее. Попросите же нам смерти там, у престола всевышнего!
Однако старший мальчик сказал "аминь", и все перекрестились.
Рыжая собака внимательно следила за всем карими блестящими глазами.
- Можно ли мне ее погладить, миледи? - спросил маленький мальчик.
Женщина толкнула отца в бок. Как Джим ни мал, а, однако, он тоже догадался, что это леди!
- Лучше не трогай его, - сказала Джоанна устало. - Он не любит чужих.
