Ирина Токмакова - И настанет веселое утро
— Мы приняли тебя за хозяйку. Мы ошиблись. Извини нас, — сказал Белый Конь. — Только я не знаю, что же нам теперь делать.
Полина перестала плакать и взглянула на лошадей. Много больших лошадиных глаз глядели на нее с участием.
— Я знаю, что надо, — проговорила Полина сквозь слезы. — Только не знаю — как. Надо найти Фокки. Надо добраться до Крутогорска. В то время, которое называется сразупослевойны. Надо, чтобы нашлась Ая.
Полина снова всхлипнула.
— Не плачь, — стал утешать ее Белый Конь. — Мы сейчас попробуем посоветоваться с нашими друзьями — маленькими ветерками.
У Полины шевельнулась робкая надежда.
Лошади застыли в молчании. Они стали прислушиваться. А по деревьям и кустам прошел шелест. Шелест стал нарастать. И вот уже не было ни единой веточки, ни единого кусточка, ни единого листочка и травинки, которые не колыхались бы и не шептали. Ветерок растрепал Полинины косы. Потом вдруг все разом стихло.
Белый Конь печально произнес:
— Ветерки говорят, что они ничего не могут сделать. Они слабенькие. Им не по силам справиться с Ветрами Ветреной Пустыни.
— И ничего, ничего нельзя придумать? — спросила, все еще на что-то надеясь, Полина.
Белый Конь тряхнул своей прекрасной гривой.
— Мне жаль очень. Но — ничего. Совершенно ничего. Если только не…
— Прости, что перебиваю тебя, — сказал внезапно один из коней. — Настал час Песни. А ведь мы по велению предков должны петь ее именно в этот час, чтобы не угасала надежда. Прости еще раз, что я взял на себя смелость напомнить.
— Благодарю тебя, — сказал Белый Конь. — Ты ни в чем не виноват. Ты поступил правильно.
Белый Конь ударил правым передним копытом о землю.
Это был сигнал начинать песню. И все лошади запели хором, несколько откинув головы назад, точно глядя в небо:
В небе ясные светила,
Быстрых птиц полет,
Может быть, хозяин милый
Скоро к нам придет.
Дальше шел припев:
Ветер, вей, вей, вей,
Вихрь, вейся, вейся, вейся,
Ты не падай духом,
Эй!
Ты надейся… Ты надейся!
Чередой идут века,
Их немало пролетело.
Грустно нам без ездока,
И без дела, и без дела.
Лошади секундочку помолчали и потом снова выразительно спели припев:
Ветер, вей, вей, вей,
Вихрь, вейся, вейся, вейся,
Ты не падай духом,
Эй!
Ты надейся, ты надейся!
Пропев песню, лошади еще некоторое время постояли молча, глядя в небо, потом потихонечку разошлись и исчезли за деревьями.
Возле Полины остался только Белый Конь.
— Мне жалко, что все так получилось, — сказал он. — Мы очень огорчены.
— И я, — печально сказала Полина. По примеру лошадей она тоже поглядела на небо. Солнце всходило ясное, но не горячее. Оно за это время поднялось уже довольно высоко. Чистые пушистые маленькие облачка пролетали мимо, на секундочку скрывая и тут же снова открывая его доброе лицо.
— Так вот, — сказал Белый Конь, — есть для тебя одна-единственная надежда.
— Правда? — не поверила своим ушам Полина.
— Я хотел тебе об этом сказать, когда настало время Песни. К сожалению, это слабая надежда.
— Ну, хоть маленькая-малюсенькая? — почти прошептала Полина.
— Видишь облака в небе? — спросил Белый Конь.
— Вижу, очень красивые.
— Да. Только смысла в них — никакого.
— А какой вообще может быть от облаков смысл?
— Слушай. Есть одно могучее облако — облачная птица Чур. Только она может не подчиняться Ветрам Пустыни и подниматься, и опускаться, и лететь, куда захочет.
— Облачная птица Чур? Я никогда про такую не слыхала.
— Все дело в том, как ее вызвать с неба, — вздохнул Белый Конь.
Несмотря на то, что солнце уже светило вовсю, та самая маленькая звездочка все еще была видна на небе.
— Как ты думаешь, — спросила Полина у Белого Коня, — может быть, это Ая?
— Ты имеешь в виду вон ту маленькую звездочку?
— Да.
— Если это она, если это она, — задумчиво проговорил Конь, — что ж, может быть, ей удастся… Гляди! Гляди! — вдруг перебил он сам себя. — Видишь?
Полина посмотрела, прищурившись, но все так же светило теплое розовое солнышко, мимо него все так же проплывали чистенькие, беззаботные и, как выяснилось, бессмысленные облака.
— Да нет, вон там, на самом горизонте!
На горизонте действительно показалось облако потемнее и побольше других. Оно медленно плыло по небу все в том же направлении, что и остальные облачка. И вдруг… вдруг оно круто повернуло, как будто сильный ветер подул в другую сторону. Оно направилось к маленькой звездочке. Вот оно совершенно отчетливо приняло очертания гигантской, с огромным размахом крыльев птицы.
— Это облачная птица Чур! Нам всего несколько раз удавалось заметить ее на небе.
«Хоть бы она прилетела за нами, хоть бы она прилетела за нами, — быстро-быстро повторила про себя Полина. — Но надо, надо ведь еще найти Фокки…»
Облачная птица покружила как раз в том месте, где мерцала звездочка, потом она точно склюнула звездочку, и Полина в ужасе закрыла лицо руками, но Белый Конь сказал ей:
— Не бойся. Значит, эта звездочка точно твоя подруга Ая.
Птица становилась все больше и больше. Птица была все ближе и ближе. Вот она уже кружит над маленьким островом. Кружит, кружит и вдруг, сложив крылья, устремляется вниз. У Полины замерло сердце. Она зажмурилась.
Полина открыла глаза, услышав, что ее громко окликают:
— Полинка! Полина! Полиночка! — Разноцветные огоньки скакали-плясали по деревьям, по траве, по гриве Белого Коня.
— Ая!
Не помня себя, девочка и звезда кинулись друг к другу, и обе чуть не заплакали от радости. Но все-таки не заплакали. И поэтому мы до сих пор не знаем, как плачут звезды.
Глава 6. ФОККИ ВЕДЕТ РАСКОПКИ. ПТИЦА ЧУР ДАЕТ ОБЕЩАНИЕ
— Полина! — торопливо говорила Ая. — Хмурцы чуть было не погубили тебя! Они хотели, чтобы ты никогда-никогда не добралась до алых и белых роз Вардкеза! Они открыли вагонную дверь! И ветры вас унесли! Шкандыба не может останавливать поезд на такой скорости. Ах, как я за тебя боялась! Если бы не птица Чур!
— Ая, я не понимаю, раз птица Чур… А почему мы ее с самого начала не попросили? Мы ведь тогда могли обойтись без Шкандыбы и этого странного поезда. Или нет?
— Конечно, могли бы. Но у птицы Чур такой характер. Она редко появляется там, где ее больше всего ждут! Такое счастье, что она в этот раз пролетала совсем близко от меня. Спасибо тебе, птица Чур, — сказала Ая с чувством, обращаясь к облачной птице.
Птица Чур была белая с серыми подкрыльями. Голова и клюв были как у орла, только значительно больше, чем у самого большого орла — кондора.
— Хватит, хватит! — сказала она резким и, как Полине показалось, ворчливым голосом. — Это, что ли, твоя подружка? Собирайтесь скорее. Я отнесу вас в Крутогорск и, надеюсь, не скоро теперь увижу. Терпеть не могу, когда меня заставляют лететь туда, куда я не собиралась. Я вам не перевозчик.
— Ты же добрая, птица Чур! — засмеялась Ая. — Не делай вид, что ты сердишься!
— Я уже сказала: я лечу, куда лечу, я не люблю, когда меня останавливают. Поторопитесь!
Белый Конь явно собирался обратиться с какими-то словами к птице Чур, но ее сердитые речи его, по-видимому, останавливали.
Вдруг по траве проскакали невеселые, темно-синие огоньки. Это оттого, что Ая воскликнула с тревогой:
— Полина, а где Фокки?
Полина опустила голову.
— Он отстал от лошадей и потерялся, — сказала она с тоской.
— Как же так? Надо его немедленно разыскать! — сказала Ая.
— Ну, вот, — опять заворчала гигантская птица. — Я совершенно не намерена ждать. Летим, иначе я улечу одна.
— Нет, милая птица Чур, ты этого не сделаешь. Согласись, не можем же мы бросить свою собаку!
— Бросать никого нельзя, — так же ворчливо продолжала птица. — Друга, собаку, птицу, кошку, подружку. И облако. И дерево. Ничто живое непозволительно бросать.
Полина, может быть, и спросила бы: «А разве облако — живое?» — но вспомнила, что птица Чур — хоть и такая огромная и даже сердитая — все-таки облачная.
— Фокки, ко мне! — без всякой надежды позвала Полина.
Полная тишина. Фокки, видно, был далеко и поэтому не отзывался.
— Фокки! Фокки! Фокки!
Ничего не слышно. Только ровно дышит Белый Конь, и сердито хлопает облачными крыльями птица Чур.
— Ну, скоро ли придет ваша собака? Самой мне ее искать, что ли?
Белый Конь огорченно произнес:
— Боюсь, тут виноваты мы. Нам так хотелось, чтобы девочка осталась у нас. Мы должны сами поискать собаку. Почтенная птица Чур не сможет ее найти, тень от облака закроет листву. А листва слишком густа на острове.
