Валерий Гусев - Пиастры для юных пиратов
– Открытие! В этой части Тихого океана никогда не было такого типа планктона! А теперь есть!
Никто еще ничего не успел сообразить, а капитан уже бросился в рубку. Взял Лешку за ухо, отстранил от пульта и проверил курс… «Афалина» уже два часа шла совершенно не туда, куда ей было нужно.
– Я хотел на минуточку к одному острову свернуть, - безмятежно объяснил Алешка. - Коечто там проверить. А что, нельзя, что ли?
И я до сих пор точно не знаю: играл ли он роль взбалмошного бестормозного сыночка олигарха или в самом деле решил «завернуть на островок».
…А мы все плыли и плыли.
Южная ночь. Водная гладь. Над ней незнакомые яркие звезды. «Афалина» идет своим научным курсом. Идет плавно, упорно - кажется, ничто ее не остановит. Ни жестокий шторм, ни подводные мели, ни коварные пираты…
Она останавливается только тогда, когда в нужной точке ученые делают свое дело. А дел у них - выше крыши! Они проводят замеры глубин, определяют соленость и температуру воды в разных уровнях, отлавливают планктон, всяких рыб и животных, наносят на специальные карты рельеф океанского дна. В общем, всего не перечислить.
Мы с Алешкой допоздна засиживались на палубе, возле спасательной шлюпки, и любовались океаном и звездным небом. Все это было так необъятно, так непостижимо… Просто чудо какоето. А когда мы уставали от этого великолепия, то спускались в каюткомпанию - послушать научные споры и всякие интересные и загадочные морские истории. А иногда это были простые шутливые разговоры о жизни. Больше всех говорил ихтиолог Рыбкин. Он был жутко болтливый. Любая тема разговора будто открывала в нем какойто фонтан красноречия. Он был великий спорщик. Кто бы что ни сказал, Рыбкин всегда обрывал его и говорил сердито:
– А вот и нет! Вы глубоко заблуждаетесь, коллега. Утверждение, что тигровые акулы предпочитают на завтрак именно белого человека, - это глубочайшее заблуждение. Гастрономические пристрастия акул еще недостаточно изучены. Вот например, в море плавает белый человек. Извините, вполне для акулы вкусный. Тогда почему она бросается с распахнутой пастью не на него, а на старый и несъедобный баллон автомобильного колеса? А?
– Извините, коллега, это с вашей точки зрения резиновый баллон несъедобен. А может быть, он необходим акуле для улучшения пищеварения перед тем как схавать на обед белого человека? Не допускаете?
– Вы, пардон, какойто бред несете, коллега! - Рыбкин вспыхивал как спичка. - Тогда почему вы сами перед обедом не глотаете десяток булыжников? А?
– Я не акула.
– Возможно. Но то, что вы людоед, это всем известно.
И этот Рыбкин, самый болтливый человек на судне, говорил Алешке:
– Знаешь, за что я люблю рыб? Потому что они молчаливые.
Ну да, это нам понятно. Когда Рыбкин говорит, они помалкивают, слушают его умные речи, шевеля жабрами.
Наш Алешка, конечно, в этих дискуссиях не помалкивал:
– А я бы всех этих ваших акул!…
– Сам бы съел? - засмеялся веселый матрос.
– Глупости! - Рыбкин из ежика опять стал одуванчиком, заговорил с нежностью: - Акулы - милейшие существа, ценнейшие и полезнейшие рыбки. - Тут он стал загибать пальцы: - Целебная печень. Великолепная кожа. Высококалорийное мясо.
– Суп из акульих плавников! - сладко зажмурился кок Сковорода.
– А какие зубки! - ехидно добавил гидролог Кошкин. - И как их много!
– К вашему сведению, - добавил Рыбкин, - акулы поддаются дрессировке. - Тут он, немного смутившись, честно, как ученый, поправился: - Не совсем так, конечно, но договориться с ними можно. Я знал одного американского ученого, который целый год провел в стае акул. Он изучал их образ жизни, повадки, вкусы. Вместе с ними охотился. Подготовил очень интересную книгу. - Тут Рыбкин немного поник головой. - Но, к сожалению, не успел ее опубликовать…
– Не договорился, значит, - безжалостно сказал Алешка. - По вкусу им пришелся.
– Ваши акулы, - нападал гидролог на ихтиолога, - очень вредные существа. Они мешают науке!
И тут он стал очень интересно рассказывать, как в свое время ученые изучали морские и океанские течения с помощью «бутылочной» почты. Оказывается, они закладывали в пустые бутылки записку с указанием координат и бросали ее в море. Потом бутылку ктонибудь обнаруживал на другом конце океана и сообщал об этом ученым. А они таким образом узнавали какоенибудь течение.
– И сколько этих бутылок, - горячился гидролог, - находили в брюхе акул! Какие уж тут данные! Шляются ваши акулы по всему Мировому океану.
– Шарлатанство! - возмущался Рыбкин. - Бутылка плывет на поверхности. Любой ветер изменит ее курс. Вот вам и течение!
– А вот и нет! Вы просто темный человек! На дно бутылки насыпали песок, и она плавала только чуть высунув из воды свое засургученное горлышко. Влияние ветра исключается!
Алешка эту тему прослушал с особым вниманием. И стал собирать пластиковые бутылки. И складывать их в письменный стол.
– Я, Дим, - объяснил он, - буду маме письма в них посылать.
– ?
– Ну, Дим, вот мы вернемся к родным берегам, мама спросит: «Что ж ты, Ленечка, мне не писал письма?» А я ей: «Да я тебе сто бутылок писем написал!»
Вот хитрец! Не знаю только, где он песок найдет, чтобы в бутылки засыпать? Кругом одна вода. Да и та морская.
Нашелтаки! Стал захаживать в камбуз, к Сковороде и выпрашивать у него сахарный песок: «Мы с папой вечерами чай пьем, нам много сахара надо».
В общем, жили мы очень интересно. Особенно по вечерам, в каюткомпании, за всеми этими разговорами. Наш папа в них тоже принимал самое активное участие. И иногда порол такую чушь, что за него становилось стыдно. А иногда вдруг задавал такие вопросы, что нам становилось ясно - эти вопросы неспроста!
– А вот я, - важно рассказывал папа, - прочитал в газете, как одна акула помогла раскрыть преступление.
– Преступника съела? - ехидно спросил Рыбкин. - И отравилась!
– Нет, зачем же? - Папа наивно распахнул глаза, совсем как Алешка. - Она съела его пистолет.
– Вместе с патронами? - продолжал ехидничать Рыбкин.
– Нет, зачем же? - терпеливо повторил папа. - Патроны уже были израсходованы. При ограблении банка. Преступник потом выбросил пистолет в море, акула его проглотила, ее случайно поймали и обнаружили в брюхе оружие. Установили владельца и задержали его. Так прямо в газете и было написано.
– Чушь какаято! - возразил Рыбкин. - Не может такого быть!
Папа чуть заметно усмехнулся. Мы с Алешкой - тоже. Потому что знали эту историю. И вовсе не из газет. Папа сам расследовал это дело. Вот тебе и «не может быть!»
А капитан папу поддержал.
– У нас тоже был случай. На море. С акулой. В брюхе - бутылка, там отчаянная записка. «Наше судно «Глория» идет ко дну. Капитан и экипаж покинули судно на шлюпке, оставив нас на тонущем корабле. Боже! Покарай их!»
– Ну и что? - заинтересованно спросил Алешка. - Покарал?
Капитан кивнул:
– Прямо из шлюпки - в тюрьму.
Веселенькая история!
Но всетаки наш папа был больше слушателем, чем говоруном. Он чаще всего помалкивал. Как глуховатый боцман Шмага со своим насморком. Как только начинались научные разговоры, боцман вешал на шею свой слуховой плеер, втыкал в ухо наушник и зыркал глазами по сторонам. Будто они ему слушать помогали.
– Очень любознательный моряк, - с уважением говорил о нем начальник экспедиции. - Он обогащает свой ум и знания. Я очень уважаю таких людей.
Боцман шмыгал носом и слушал.
Он был не только любознательный, но и очень застенчивый человек; наверное, изза своего насморка и плохого слуха.
А вот нашего Алешку не смущали никакие разговоры, даже самые научные.
Както ихтиолог Рыбкин предложил:
– Представьте, что вы отправляетесь в долгое космическое путешествие. Ну, представили? Вы можете взять с собой с Земли три самые дорогие и любимые вещи. Что бы вы взяли?
Ну, тут все разгорячились. Ктото хотел взять с собой любимые книги, ктото музыку Чайковского, ктото трех любимых девушек (это веселый матрос), ктото горсть родной земли (три горсти родной земли), ктото три плитки шоколада, ктото три бутылки вина (это боцман), а Лешка сказал:
– Я возьму папу и маму. И соседскую кошку. Потому что у нее нет ни папы, ни мамы.
– А Диму? Разве его не возьмешь? - ужаснулся капитан Флинт.
Алешка не смутился:
– А кто же будет за квартиру платить? И посылки нам в космос слать?
– А я бы, - мечтательно сказал Рыбкин, - взял с собой баночку с тремя простыми земными карасями. Пусть они виляют хвостиками и напоминают мне родные подмосковные пруды.
– Взяли бы уж лучше, коллега, три баночки шпрот.
А папа ничего не сказал. Но по его глазам я понял, что уж онто взял бы с собой в космос трех самых опасных преступников и выпустил бы их там на волю. В черное космическое пространство. Безвоздушное.
Вот так мы и плыли. Работали, шутили, задумывались и мечтали. И наконец прибыли в район глубоководной впадины по имени знаменитого французского мореплавателя Бугенвиля.
