Юлия Кузнецова - Где папа?
– Деньги-то чего считать? – злюсь я.
– Лиза… Мама говорит, их столько еще предстоит потратить…
– Но за еду-то горячую мы в состоянии заплатить?!
– Главное, чтобы ему досталось хоть немного.
– А кому ещё?
– Там сто человек.
– В одной комнате?!
– Да.
Меня передёргивает. Папа, папа, милый папа, Хлеб-с-Вареньем и детские рассказы… Как он сможет там продержаться?!
– Я напишу ему!
– Пиши… Маме отдашь. Она завтра опять поедет. Опять попытается лекарства пропихнуть. Говорит, ей пропустить работу придётся. Как бы не выгнали. А она ведь теперь одна будет деньги зарабатывать…
Мы молчим. Я не осмеливаюсь возмущаться про деньги. Они ведь все правы – никуда без них.
– Ир… А адвокат что говорит? Отпустят его?
– Этого никто не знает.
– Но надежда есть?
– Надежда есть…
Мы опять молчим. Вдруг Ира порывисто вздыхает и обнимает меня. Я сразу вспоминаю себя и её на этой кровати, прыгающими под музыку. Да, это всё-таки был Джо Дассен.
Я вижу в оконном стекле Костю. Он возникает на пороге.
За окном темно, а в прихожей яркий свет, Костя хорошо отражается.
Смотрит на нас. И тихонько уходит.
Ночью
А ночью я лежала и думала о том, что Ирка всё-таки может обсудить всё с Костей. Бабушка – с дедушкой. У меня есть мама. Но я боюсь её расстроить. Она иногда все слова шиворот-навыворот понимает, а говорить цифрами я пока не научилась.
Нужен мне человек «моего калибра» (папино словечко). Вот Андрюша – моего.
Жаль, что всё кончилось.
Я лежала, смотрела на звёзды, которые приклеивали к потолку ещё мы с Иркой (у половины отклеились уголки), слушала, как у соседей внизу безнадёжно кричит ребёнок, и вспоминала, как всё получилось с Андрюшей.
Глава 6
Андрюша
Андрюша ниже меня на голову. У него странные карие глаза, они постоянно слезятся, словно он хочет заплакать. Волосы у него тёмные, на них видна перхоть. Он вообще такой… Неопрятный. Рубашка всегда мятая, грязь под ногтями, ботинки грязные даже в сухую погоду. Тетради и книги у него замусоленные, рюкзак в бурых пятнах.
Хотя я не знаю, может быть, вблизи все мальчишки такие. Я их, если честно, не разглядывала. Только Андрюшу, да и то не по своей воле.
Наша дружба (хотя я бы таких громких слов про наши отношения не произносила) началась со смешка.
Был диктант. И прозвучала какая-то длинная фраза про степь. А Андрюша сидит за моей спиной, на второй парте. И он шёпотом сказал: «А степь через “а” или через “у”?». Так, никому, он один сидит. Я не удержалась и хихикнула. Хотя я обычно строю из себя немую и вообще на шутки одноклассников (тупые на редкость) не реагирую.
А после уроков я, как обычно, отправилась в туалет. Я там пересиживаю то время, пока одноклассники одеваются внизу. Терпеть не могу, когда девчонки долго и манерно застёгивают ботинки, вздыхают, что поцарапали на этой дебильной физре маникюр, а парни ржут и стреляют сигареты друг у друга, а потом все вместе договариваются пойти поиграть в автоматы или зайти к кому-то на «кинцо да музончик».
Я наблюдаю за школьным двором из окна туалета. Когда все расходятся, я спускаюсь.
На этот раз в раздевалке остался Андрюша. Он запихивал в рюкзак пакет со сменкой, пакет не влезал. Тогда Андрюша выложил учебники и затолкал пакет, но теперь не влезали учебники. Я собиралась пройти мимо, как вдруг увидела, что в результате всех махинаций у него из рюкзака что-то выпало. Что-то белое, маленькое и твёрдое. Оно закатилось под стойку гардероба. Я наклонилась и вытащила белого зайца. Такого, с намагниченными лапками. Его можно прицепить куда угодно. Я открыла рот, чтобы сказать Андрюше о зайце, но он резко обернулся, заметил игрушку у меня на ладони и выхватил её.
– Дай сюда!
«Да пожалуйста!» – подумала я и побежала к выходу. Я решила, что в следующий раз подольше посижу в туалете.
Андрюша догнал меня у школьных ворот.
– Ну извини, – пробормотал он, – я думал, ты…
– Что?
– Да ничего. Я знаю, что это тупо – таскать его с собой.
– …
– Просто это… Мне папа подарил.
И дальше, по дороге домой, Андрюша неожиданно вывалил на меня всю историю. О папе-дальнобойщике. Который перевозил грузы. А этот заяц у него на зеркале сидел. Андрюшке, тогда трёхлетнему, зайка понравился, и отец ему снял с зеркала. А через некоторое время мама ушла от папы. И папа уехал в Питер. Возит грузы в Финляндию. А заяц этот дурацкий, теперь живёт в кармане.
– Ну это типа как… связь с ним, – бормотал Андрюша, – вроде телефона. Я вот думаю, у него наверняка есть другой заяц теперь.
– Это необязательно, – сказала я, решив, что под другим зайцем он другого сына имеет в виду.
– Да нет! Это было бы круто. Понимаешь, у него заяц на зеркале и у меня – в кармане. И мы как бы связаны этими зайцами. Как линиями телефонными. Бред, конечно, – хмыкнул он, поддавая ногой по камешку.
Я не знала, что сказать. Я себя дико неудобно чувствовала. Как будто тоже должна рассказать историю про себя. Про то, как мне было плохо. Но я ничего не могла на тот момент припомнить. У меня есть и папа, и мама, и сестра, хотя она бывает довольно противной, особенно рядом с Костей. И все они меня не обижают.
В общем, очень себя я чувствовала по-дурацки. Как на уроке, если страшно чешется горло, а кашлянуть стесняешься, и пытаешься сделать это с закрытым ртом, и понимаешь, что выглядишь как идиотка.
– А ты на картонке любишь кататься? – спросил неожиданно Андрюша и, не дождавшись ответа, уточнил: – Где катаешься обычно?
– Со стороны моста, – соврала я.
Я не катаюсь на картонках по снежным горкам, но видела пару раз там девчонок на санках.
– Прикалываешься? Это ж для малышей. Хочешь, я тебе настоящую трассу покажу? Там реальные виражи.
Произнося это, Андрюша смотрел куда-то в сторону, на проезжающие машины, а пальцы дёргали за язычок молнии на пуховике.
– Я вообще не очень люблю… – начала я.
– Там полюбишь! – пообещал Андрюша, ещё яростнее дёргая за язычок молнии. – Давай сегодня в шесть? Ну пожалуйста. Просто я сам это место недавно открыл, и так хотелось с кем-то поделиться, а…
Он оборвал себя, но я догадалась – он хотел сказать: «А не с кем». И кивнула.
Как всё кончилось
Мы тогда здорово накатались. Склон у реки был крутой, с зарослями сухой травы, торчащей из-под снега, и вот на этих кустиках мы здорово подпрыгивали. Я себе всю попу отбила, а Андрюха порвал рукав пуховика, зацепившись за ветку. Но всё равно было круто, потому что когда я съезжала, то Андрей складывал руки рупором и кричал:
– Внимание, внимание! На старте команда бобслеистов из Южной Африки! Они в первый раз увидели снег и горки и сейчас отобьют себе все африканские конечности!
Я падала набок уже наверху и съезжала, перекатываясь, вниз, а Андрюха, мигом перевоплощаясь в кого-то другого, называл меня асфальтовым катком, и это опять было смешно, а не обидно, потому что он с серьёзным видом благодарил меня за то, что я так аккуратно горку заасфальтировала.
Накатавшись, мы залезли на мост, перегнулись через перила и стали смотреть на уток в речке.
– Как думаешь, почему здесь вода не замерзает? – спросила я.
– Ладно не замерзает, – хмыкнул Андрей, – посмотри, вон там вообще пар идёт.
– Думаешь, в речку с заводов всякую дрянь сливают? Вот гады, а?
– Нет. Я думаю, они дрянь выпивают, а в речку сливают дистиллированную воду.
Лицо у Андрюши было очень серьёзным, и я даже не сразу поняла, что это шутка. А Андрюша тем временем достал из рюкзака своего зайца и прикрепил его намагниченными лапами к перилам. Получалось, заяц тоже смотрит на уток, а они – на него.
Подошла бабушка в зелёном пальто, за руку она держала девочку в смешной шапке с кроличьими ушами. Бабуля достала из чёрного ридикюля батон хлеба, отломила кусок и дала девочке. Та принялась крошить батон уткам. Бабуля и нам протянула кусок батона.
– Спасибо! – обрадовалась я и стала ломать его на маленькие кусочки, а Андрюша взял один и сунул зайцу в лапы. Мордочка у зайца стала горделивая – вот он какой, кусок у уток отхватил.
– У тебя есть мечта? – вдруг спросил Андрюша, глядя на своего зайца.
Я чуть не уронила весь кусок в воду от неожиданности. Конечно, у меня была мечта. Я хотела бы стать смотрителем на маяке. Купить кучу книжек и запереться с ними в своей каменной башне с прожектором. Но я никогда никому не говорила об этом. Да и как это можно сказать? Ведь любой нормальный человек спросит: «А где учат на смотрителей маяков?»
Но тут я сообразила, что Андрей спрашивает, потому что сам хочет что-то мне рассказать.
– А у тебя? – спросила я и кинула кусок потолще особо наглому жирному селезню, который вылез на снег.
Кинула подальше, чтобы он дал возможность покормить уточку, боязливо ковылявшую за ним.
– Есть. Хочу, чтобы меня Фокс и Алаша к себе приняли.
– Фокс и Алаша? – удивилась я. – Они же п…
