Вадим Пеунов - ЧП на третьей заставе
Гость шагнул было к ближайшим дверям, но Демченко загородил собою путь.
— Туда нельзя… Там моя жена. Спит.
Гость вконец разошелся:
— Жена-а-а… — насмешливо протянул он. — Откуда такая взялась? Уж не ей ли норовишь передать мой дом? Так знай, по судам затаскаю!
К разговору чутко прислушивались обитатели дома.
— Вася, Вася, — раздался женский голос, — скажи ему, пусть пока уходит. Мы же еще спим. Придет потом, после обеда, тогда и решим.
— Ну нет! — загрохотал бас гостя. — Хотят меня вытурить из родного дома. Да меня мать в люльке колыхала в той комнате, где ты сейчас нежишься со своей утешительницей.
Гость сделал еще одну попытку осмотреть «свой дом». Но Демченко запер перед ним дверь во вторую комнату.
— Это моя мастерская. Там у меня аппарат, пластинки, бумага… Туда не пущу. — Он положил ключ к себе в карман. — И попрошу не дебоширить. Иначе вызову милицию. Пока суд не решит, вы на этот дом прав не имеете.
Гость слегка успокоился.
— Иди штаны-то надень… Жених, — посоветовал он.
Демченко удалился.
В спальне он держал совет с женою. Братунь советовала:
— Соглашайся, черт с ним, с этим домом, все равно уезжать. Не надо сейчас привлекать внимание к себе. Прими его поласковее и выпроводи. Подпиши, что там нужно.
— Но это же мой дом! — удивился Демченко.
— То, что есть у твоей Людочки, на дюжину счастливых хватит, — ядовито проговорил Григорий, стоявший на пороге. — Надо поскорее выпроводить этого крохобора. Пристукнуть бы его, да шума не хочется поднимать.
Демченко оделся и вышел на кухню к гостю.
— Тихон Савельевич, мы с женою посоветовались и решили отказаться от дома… конечно, не безвозмездно, дадите отступного. А пока я могу по-хорошему, без тяжбы подписать бумаги, какие там нужно.
— А не обманешь? — насторожился гость. — С какой это радости ты от своего так легко отрекаешься?
— Чего же отрекаюсь, отступного возьму. Все равно я уеду отсюда.
— Думаешь, что я так и раскошелюсь?
— Договоримся.
— Ну, ну… — гость все еще не верил.
— Раздевайтесь, позавтракаем, мы же с вамп были добрыми родичами.
— Были… Пока ты мою сестру заради молодой па тот свет не отправил.
— Побойтесь бога, Тихон Савельевич! — взмолился Демченко. — Ваша сестра была больным человеком, вы это знаете.
— Была, была… — проворчал гость, снимая полушубок.
В кухню вошла Людмила. Поздоровалась с гостем.
— Вы не удивляйтесь, Тихон Савельевич, Васиному решению. У меня есть свой дом, лучше этого. А чтя память вашей покойной сестры…
— Да уж ты бы память сестры не трогала, — грозно предупредил гость. — Поди, не венчанная с моим шуряком. Месяц минул, как она усопла.
Людмила вспыхнула:
— А то уж не ваша забота! Вы свое получаете — и все!
— Да и то верно, — вдруг согласился гость.
— Люда, — обратился и ней Демченко, — не сердись, если попрошу тебя сходить за водой. А я пока затоплю плиту.
Людмила Братунь колебалась.
— Мадамочка! — презрительно проговорил гость.
Женщину вконец вывело из себя это замечание.
— Хамло! — бросила она зло, взяла пустое ведро и направилась к выходу.
— Только больше половины не набирай, — предупредил заботливый Демченко.
Они остались вдвоем, обменялись взглядами. Демченко присел было к плите, начал укладывать в топку дрова, приготовленные с вечера, но гость настойчиво потребовал:
— Покажь комнаты, Василий Филиппович. Должен я знать, сколько доплачивать. Что ты с домом сделал…
Он открыл дверь в зал.
Там, за широким столом, сидело двое настороженных мужчин. Один помоложе, плечистый, с правильными чертами лица. Второй — лет сорока — сорока пяти. Длинные сильные руки, широколицый. Но лоб узенький. Из-под густых, кустистых бровей поблескивают маленькие зеленые глазки, налитые желчью. Эти глаза и напомнили Ивану Спиридоновичу Яроша. «Уж не брат ли нашего Тараса Степановича? — подумал он. — Нетахатенко!..»
— А-а… вот почему ты стал добрым, покупателей на мой дом уже пригласил, — ощетинился недоверчивый гость. — Так имейте в виду, — выкрикнул он двоим, — купите мой дом у Василия, по судам затаскаю, и плакали тогда ваши денежки!
— Это брат моей жены, — показал Демченко на того, что помоложе, — приехал погостить со своим другом.
— Тогда иное дело, — облегченно вздохнул гость. — Тихоном Савельевичем величают, — он протянул руку и пошел навстречу тому, кто был постарше, покрепче. Демченко в это время очутился возле Григория.
Ласточкин захватил пальцы Нетахатенко, с силой пожал их. Потом дернул руку на себя. Угрюмый мужик не ожидал такой прыти от «деревенского сквалыги». Мгновение — и рука бандита оказалась вывернутой за спину, а сам он плюхнулся на колени и взвыл от острой боли в плече.
Демченко обхватил Семена Воротынца-Григория. Между ними завязалась борьба. И несдобровать бы Василию Филипповичу: Воротынец был поздоровее его и более опытным бойцом, но распахнулись двери спальни, на помощь спешили двое чекистов, которые проникли в дом через окно.
А в кухне в это время гремели выстрелы, закрытую дверь расстреливал Руденко — бывший базарный слепой, запертый в мастерской фотографа.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
При обыске в доме Людмилы Братунь обнаружили склад медикаментов. Правда, какую-то часть успели вывезти в лес. Но вскоре и лесной тайник был обнаружен.
Что же с героями? О врагах говорить нечего, их осудили. А как сложилась судьба остальных?
Самая печальная доля постигла Василия Филипповича Демченко. Он присутствовал на суде в качестве свидетеля и убедился, что его Людочка была уж не столь кроткой, как ему казалось. Она отравила его больную жену, чтобы иметь возможность «перебраться на запасную квартиру», так как Казначей предупредил, что «ее дом могут нащупать через Ольгу Сурмач, которую устранить не удалось». Такое признание «его Людочки» окончательно доконало Василия Демченко.
Петр Цветаев по ходатайству Сурмача был принят на работу в Турчиновский окротдел ГПУ.
А сам Аверьян?
После госпиталя его отправили в санаторий, в Крым.
Оттуда он прислал Ольге журнал «Огонек», где красными чернилами была взята в рамку такая заметка:
«Ремонтные мастерские здоровья им. Семашко (бывш. Гребнево). Чистый воздух, солнце, укрепляющие водолечебные процедуры, хорошее здоровое питание, строгий, размеренный уклад жизни, физические упражнения и весь арсенал современной медаппаратуры и самый главный аппарат — хороший врач — дают здоровье тысячам больных. И вместе с тем бывшие больные, пройдя в санатории „курс здоровья“, проводят здоровые идеи у себя в семье и на фабрике».
Слова «на фабрике» были зачеркнуты, а сбоку дописано: «В школе ГПУ».
Донецк 1967–1981
Примечания
1
УВО — националистическая Украинская военная организация.(Примечание автора.)
2
«Двуйка» — Второй отдел генштаба армии панской Польши, военная разведка.(Примечание автора.)
3
Стригун — годовалый жеребенок, которому стригут гриву.
4
Гонт — дранка, которой кроют крыши.
