Вадим Селин - Расписание свиданий
— И?..
— И я считаю, что это испытание.
— О каком испытании идет речь? — не поняла я.
— Об испытании, у которого есть два выхода: бросить все или продолжить общаться с надеждой, что увидимся снова. Это и есть испытание. Испытание разлукой. Если мы выберем второй путь, выдержим расставание, то потом нам будет награда за это: мы встретимся и, надеюсь, надолго… А если пошлем друг друга, то… то так нам и надо. Ты какой вариант выбираешь?
— Подожди, я еще никак не соображу, — помотала головой я, запутавшись в философии Марата.
— Я выбираю вариант второй, — продолжал катамаранщик, не став ждать, когда я распутаюсь. — Мне нет смысла с тобой расставаться. Зачем? Чтобы искать кого‑то другого? А смысл в этом какой? Перед собой я честен, зачем себя обманывать, я прекрасно понимаю, мне нужна ты — или никто. В таких случаях моя бабушка говорит: «Любовь, которая досталась легко, так же легко может и исчезнуть. И только прошедшая испытания выдержит все». И я верю бабушке. Она мудрая.
— Это ты сейчас так говоришь. А приедешь к себе в город, подзабудешь лето, увидишь других девушек…
— Ты что, не веришь мне?! — от возмущения Марат вскочил с «банана». — Не смей мне не верить! Я лучше знаю свое сердце, чем ты! Я не такой, как все! Не надо грести всех парней под одну гребенку! — прокричал он, привлекая к нам внимание немногочисленных людей на пляже. Потом успокоился и деловито добавил: — И вообще, я уже все решил.
— Что решил? — вытаращила я глаза.
— Ну, что мне только ты нужна. Главное, чтобы ты тут себе никого не нашла. И тем не менее я хочу сказать одно: ты можешь строить отношения с кем‑то другим, но знай, что даже это обстоятельство для меня роли не сыграет. Будет, конечно, обидно, но я все равно сюда приеду. К тебе. Знай, что я всегда буду тебя ждать. Если понадобится, всю жизнь. И ты не думай, что это просто красивые слова. Я уже миллиард раз об этом думал и столько же раз уже все для себя решил. Одним словом, ты мне нужна, несмотря на расстояние и так далее. Верь мне, у нас все будет хорошо. Мы встретимся, дождемся друг друга.
Этой речью я была шокирована второй раз. Ведь Марат фактически признается мне в любви. Мы с ним никогда открыто это не обсуждали. Мы просто были вместе. Гуляли, о чем‑то говорили, делились мыслями, чувствуя, как нам легко и хорошо вместе. Лишних слов не требовалось. А теперь он говорит о любви. Говорит, не смущаясь, так, словно мы только слово «любовь» и произносили всегда. А я и не возражаю… Наверное, так оно и было на самом деле — не решая, мы уже давно все решили.
А вообще, как‑то не верилось, что эти слова были обращены не к кому‑то, а именно ко мне. Но кто я такая? Кто такая, чтобы меня ждал всю жизнь какой‑то парень? Да не просто парень, а Марат — красивый темноволосый юноша (в его внешности есть что‑то мистическое), на которого обращает внимание весь пляж. Однако между мной и всем пляжем есть существенная разница — я одна знаю хорошо его душу… А он — мою.
— Марат… — тихо произнесла я, каждой клеточкой своего организма ощущая уникальность, неповторимость происходящего разговора. Я знаю, что потом много раз буду вспоминать каждое слово, каждое движение — и мое, и Марата, каждый взгляд. И это никогда не повторится вновь. Сейчас обсуждается то, что прежде было только в наших мыслях.
— А?
— Из‑за чего? За что?
— Что — «из‑за чего»? — удивился он. — Что — «за что»?
— За что ты так ко мне относишься? Почему, из‑за чего хочешь меня ждать? Я что, какая‑то особенная? — мне действительно было непонятно, ничего непонятно. Почему именно я достойна таких чувств?
— За что? Глупый вопрос. Лучше маме его задай.
— Маме? — поразилась я. — Мама‑то тут при чем?
— Она лучше меня ответит, почему людей тянет друг к другу. Вот только я не знаю, достоин ли я тебя, твоих чувств? Будешь ли ты меня ждать? Я‑то тебя буду.
«Господи, он прочитал мои мысли», — подумала я и расплакалась. Как самая настоящая дурочка. Да, взяла и расплакалась. А почему бы и не расплакаться, если в горле встал ком и хочется плакать? А может, от счастья плачут не только дурочки? Тогда почему я постоянно ощущаю себя при Марате опьяневшей дурочкой?
Марат вернулся на место на «банане» и положил руку мне на плечо. И не так, как это делает большинство парней — со смаком жуя жвачку и с таким видом, будто девушка — их собственность, а широко раскрытая потная ладонь на ее плече — доказательство собственности. Нет. Совсем по‑другому. Он положил руку так, будто я была дельфином, который от одного неверного прикосновения может нырнуть в волны и уплыть в морскую синь.
Мы долго так сидели и смотрели на луну, которая с каждой минутой становилась все больше и серебристее.
А потом я сказала:
— Марат, я хочу, чтобы ожидание было временным, а не постоянным. Хочу гарантии, что у нас все будет хорошо.
Марат замер. Посмотрел мне в глаза.
— Гарантии? А какие гарантии? Никаких гарантий нет. Можно только верить. Я сказал, что приеду, как только выдастся возможность. А там это уже твое дело — ждать или нет.
Мне стало стыдно.
— Ты извини, пожалуйста, извини… Просто я вспомнила родителей. Папа — моряк, и мама всю жизнь его ждет. Всю жизнь. Он ее муж только формально. Он в море пропадает от шести до девяти месяцев, а три бывает дома, с нами. А остальные девять? Мама ждет. И он ждет встречи с мамой. Наверное. О нем не могу ничего говорить, я же только маму вижу. Я не хочу повторять ее судьбу. Не хочу всю жизнь ждать… Я жить хочу рядом с другом. Ты не подумай, что ты мне не нравишься. Просто… это подвешенное состояние. Вроде есть друг, и вроде нет.
— Тьфу ты, ну ты, ножки гнуты! — второй раз закричал Марат и снова вскочил с «банана». — О чем ты говоришь? Какую еще всю жизнь? Я в следующем году школу заканчиваю.
— И что?
— И то! Как только разделаюсь с экзаменами, сразу к тебе приеду. Даже на выпускной не пойду. Сразу в Лимонный рвану.
— А потом что?
— А потом я тут буду. Всегда.
— В смысле — «всегда»? — запуталась я в происходящем. — А учеба?
— На заочное поступлю. Все равно мне отсрочка от армии не нужна, меня и так не возьмут, у меня плоскостопие. Специально его не лечим, чтоб в армию не взяли, — сообщил Марат и предложил: — Мне кажется, сегодня вечером нам лучше не гулять. Нужно над многим подумать. И тебе, и мне. Увидимся завтра. Как всегда, здесь, на пляже.
«Как всегда… — эхом пронеслось в моей голове. — Но скоро, когда ты уедешь, этого „как всегда“ не будет».
До дома я шла в каком‑то странном сонном состоянии. В голове была настоящая каша. Я начинала думать об одном, потом перескакивала на другое, с него — на третье, затем возвращалась к первому, додумывала второе, вспоминала о третьем, но так в конце концов ничего дельного и не придумала.
Как только я поздоровалась с мамой и узнала о ее здоровье (оказывается, днем приходил врач, осмотрел ногу и руку и сказал, что все срастается и нет никаких отклонений), то взяла и напрямую спросила:
— Мам, а почему люди дружат друг с другом? Почему одному человеку хочется отдать все самое прекрасное, что есть на душе, а другому — не хочется? Почему одного хочешь всю жизнь видеть рядом с собой, а другого — нет? А, мам? Почему так происходит?
Мама отложила ноутбук и внимательно посмотрела на меня поверх очков.
— Полина, золотко, а почему этот вопрос ты задаешь именно мне?
— Марат сказал его тебе задать, — простодушно ответила я.
— Марат? — удивилась мама. — Ни с того ни с сего?
— Да нет, и с того, и с сего.
— Наверное, он думает, если я занимаюсь всякой мистикой, то на все вопросы знаю ответы, — приосанилась мама.
— Может быть. Ну, так почему?
— А потому что так оно все, — пожала плечами мама. — Я, думаешь, знаю? Сама ничего не знаю.
— Да? — разочарованно протянула я. — Ясно…
— Подожди, я не так выразилась! В смысле, я имею в виду, что на этот вопрос нет однозначного ответа.
— А какой есть?
— Его каждый сам находит. Каждый для себя решает, почему хочет с кем‑то дружить, а с кем‑то другим — не получается. Но знаешь что? — загадочно улыбнулась мама.
— Что?
Она сняла очки, задумчиво погрызла дужку и после этого произнесла:
— Я не встречала еще ни одного человека, который толком объяснил бы, почему он, как ты выразилась, «дружит» с кем‑то всю жизнь и почему хочет видеть каждое утро его заспанную физиономию на соседней подушке.
— Какая еще подушка? — я почувствовала, что краснею. — Не о подушках речь!
— А о чем? — издевательски усмехнулась мама.
— О лагенариях, — не менее издевательски ответила я и ушла к себе в комнату.
Мне вслед раздался мамин пророческий голос:
— Утром познав истину, вечером можно умереть! Запомни это!
Опять она за свое. Ой, кажется, я забыла сказать, что в последнее время мама помешалась на китайской мудрости и теперь употребляет афоризмы когда надо и когда не надо.
