Вадим Селин - Девочка-лето
Обзор книги Вадим Селин - Девочка-лето
Вадим Селин
Девочка-лето
Глава 1
Попутчица-советчица
– Объявляется посадка на поезд номер двенадцать, отправление – с первого пути. Объявляется посадка на поезд номер двенадцать, отправление – с первого пути…
– Наш! – воскликнула мама. И тут же задалась вопросом: – Никогда не понимала, почему все вокзальные объявления читают тетки с такими гнусавыми голосами? На вокзалах многих городов была, и везде эти гнусавые голоса! Потрясающе!
– Мама, да ну этих теток с их гнусавыми голосами! – махнула я рукой, веря маминым наблюдениям – по роду своей деятельности ей приходится часто путешествовать, чтобы собирать материал для газеты «Тайная сила», в которой работает обозревателем всего мистического и имеющего какое-либо отношение к мистике. – Бежим на поезд, а то опоздаем!
– Чего на него бежать? Вот он стоит. До отъезда еще полчаса.
«Действительно, зачем спешить?» – мысленно согласилась я и заметила, что почему-то всегда, когда оказываюсь на перроне (даже в роли провожающей), мне хочется куда-то спешить. Как только выхожу на перрон, сразу появляется ощущение тревоги и волнения, что куда-то не успею.
На вокзале даже пахнет по-особенному: мазутом и спешкой. Я очень люблю железнодорожные вокзалы и ездить на поезде тоже люблю. Мне нравится стоять на перроне рядом с этой многотонной махиной, называемой поездом, и смотреть на буфера, большие гайки и заклепки, нравится наблюдать за проводницами и проводниками, которые стоят у входа в свои вагоны и проверяют у пассажиров билеты, люблю дальние рейсы с остановками раз в два-три часа. Это очень необычно – выходить дышать свежим воздухом на незнакомой станции и замечать, как с расстоянием, проделанным поездом, меняется климат… Но больше всего в поезде мне нравится чай, который проводники подают в железных подстаканниках. Почему-то этот чай кажется особенно вкусным. Наверное, тому способствует атмосфера поездки, ведь в любом путешествии обычные вещи кажутся необыкновенными…
Помню, мы с родителями как-то раз поехали на машине из Лимонного по городам Золотого кольца. Это было незабываемо! Спать на заднем сиденье, ощущать, что находишься в постоянном движении, обедать и ужинать, остановившись в какой-нибудь незнакомой деревне…
Даже не знаю, что романтичнее – поезд или машина. Наверное, одно не уступает другому.
Я мечтательно закрыла глаза. Представила проплывающие пейзажи за окном. Пассажиров, туда-сюда снующих по узкому проходу, устеленному ковровой дорожкой. Незнакомые станции, города, села…
Ту-дух-ту-дух… Ту-дух-ту-дух…
– Полина, ты меня слышишь? – донесся до моего сознания голос мамы.
– А?
– Газету, спрашиваю, купить? В поезде почитаешь.
– Нет, не надо, я книжку с собой взяла. Тем более на вокзале газеты в десять раз дороже стоят! Ну, мам, идем в поезд, уже пора.
Я подхватила свою небольшую сумку (люблю путешествовать налегке) и направилась к нужному вагону.
Показав проводнице билет, мы с мамой взобрались в вагон. Еще два месяца назад мама не смогла бы этого сделать, потому что у нее были сломаны рука и нога, но сейчас конечности уже срослись, и мама без проблем преодолела крутые железные ступени. Гипс сняли несколько недель назад, но мама все еще инстинктивно осторожно наступает на ногу.
В купе, кроме сидевшей на нижней полке и отрешенно смотревшей в окно женщины, больше никого не было.
Заметив нас, она кивнула и снова отвернулась к окну.
Мы с мамой переглянулись. Нас обоих мучил вопрос: попутчица нормальная или со странностями? Почему-то мне всегда «везет» на попутчиков. Один раз вместе со мной в купе ехали свидетели Иеговы, которые, едва тронулся поезд, стали с фанатичным блеском в глазах пропагандировать свою веру; другой раз моим спутником стал толстый мужчина, который вез с собой кучу саженцев и чуть не выколол мне ветками глаза, а ночью он жутко храпел; еще очень хорошо помню старушку, которая везла с собой огромную клетку, где сидело сорок волнистых попугайчиков… Также никогда не забуду мужчину, который еще до отправления поезда вытащил из сумки копченую курицу и стал ее есть. Он покупал этих кур на каждой станции и ел их так, словно голодал недели две.
«Кем окажется эта женщина?» – было интересно мне знать.
Я спрятала сумку с вещами, положила пакет с едой на свою полку, и в этот момент послышалось:
– Провожающих просим покинуть вагон!
– Господи! – панически воскликнула мама и заметалась по купе. – Надо же на дорожку посидеть! Полина, садись! Если не посидеть на дорожку, то путь будет непредсказуемым! Один мой знакомый забыл посидеть на дорожку, и его машина попала в аварию, так что скорее садись!
Мама силой усадила меня на полку и устроилась рядом.
– На дорожку надо сидеть обязательно, – вновь назидательно молвила она.
Я всегда удивлялась выражению «на дорожку». Оно какое-то странное. Звучит как одно слово.
Женщина с интересом на нас взглянула и вновь отвернулась к окну.
– Пиши сообщения, все рассказывай! – шепнула мама мне на ухо и выразительно посмотрела на попутчицу.
«Вдвоем, что ли, ехать будем? – подумала я. – Сейчас уже поезд отойдет, а в купе только двое. Хотя чего удивляться? Курортный сезон закончился, отдыхающие не едут с юга…»
В купе заглянула проводница и, выяснив, что в вагоне до сих пор находятся провожающие, погнала маму на улицу.
Я подошла к окну. Мама стояла на перроне и эффектно вытирала платком слезы на глазах.
Мне тоже захотелось плакать. А когда поезд тронулся и торжественно заиграл гимн России, слезы полились ручьем по щекам.
Сама не знаю, что со мной происходит в поезде, ведь я езжу к бабушке довольно часто и в купе чувствую себя как дома. Однако всегда, когда я стою у окна, смотрю на маму на перроне и слушаю гимн России (и зачем его включают?), в горле появляется ком. Который, правда, исчезает сразу же, как только поезд выезжает с вокзала.
Так случилось и в этот раз – вскоре слезы высохли, и я принялась застилась полку. Попутчица не проявляла никаких странностей – не агитировала меня стать свидетельницей Иеговы, не выкалывала ветками глаза, не показывала измученных дорогой и тем самым подверженных стрессу попугайчиков и, к счастью, не терзала копченых кур.
«Неужели хоть раз повезло? – с облегчением вздохнула я. – Слава богу, тихая спокойная женщина попалась».
Она сидела на своей полке и продолжала смотреть в окно, подперев голову ладонью.
Ощущая качающийся под ногами пол, я вышла из купе и стала у окна. Поезд ехал по берегу моря. Я видела заходящее солнце, редких людей на пляже. Мне стало тоскливо, что я покидаю родные места. Но тут же вспомнила, ради чего их покидаю, и мгновенно повеселела.
Обычно в конце октября на пляже еще много отдыхающих, но в этом году осень прохладная, и поэтому пляж почти пустынен. Но дело еще и в том, что летом Черное море очень спокойно, будто оно – огромная ванна, специально созданная для купаний, но в сентябре – октябре (а особенно зимой!) начинает волноваться и штормить так, что гнет железные столбы и разбивает в крошку бетонные причалы. В основном только местные жители знают, что прибрежную зону ремонтируют к каждому курортному сезону. Но к лету море снова успокаивается, приглашая отдыхающих полюбоваться лунной дорожкой, насладиться шорохом волн и пропитаться полезным йодом и солью.
«В этом году бархатный сезон прошел очень быстро», – подумала я, глядя на море. Кстати, выражение «бархатный сезон» появилось в прошлом веке. Раньше богатые люди приезжали на море не купаться и загорать, а гулять, дышать целебным воздухом. Оздоравливаться они предпочитали не летом, а весной. Дамы надевали на прогулки платья из бархата – поэтому сезон и носит название «бархатный». Правда, в наше время так называют отдых в сентябре – октябре, а не весенний.
Я зашла обратно в купе и с изумлением отметила, что попутчица сидит в той же позе, что была, когда я выходила минуту назад, но уже в другой одежде – в спортивных штанах, майке, домашних тапочках.
«Когда она успела переодеться? – поразилась я. – Она же дверь не закрывала! И вообще, в окне отражалось купе за моей спиной, и я не заметила, чтобы женщина переодевалась. Мистика какая-то. Или я задумалась и поэтому ничего не заметила?..»
Я села на полку и с неким подозрением взглянула на попутчицу. Это была женщина средних лет со смуглой кожей, распущенными длинными черными волосами, черными глазами… Черные брови были выщипаны таким образом, что создавалось впечатление, будто она горделиво их вскинула. На пальцах – крупные золотые перстни.
«В принципе ничего особенного», – подумала я, но ощущение дискомфорта все-таки осталось.
Я перевела взгляд за окно и смотрела в него довольно долго. Постепенно море скрылось за горами; сами горы стали мельчать и отдаляться. Теперь поезд ехал по равнине. Кипарисы и пальмы здесь уже не росли. Их сменили тополя.
