Вадим Селин - Счастье для двоих. Большая книга романов о любви для девочек
– Угроза для жизни есть? – спросила мама.
– Нет, – покачал головой врач.
Мы облегченно вздохнули.
Игорь Павлович странно посмотрел на нас.
– Что-то не так? – настороженно спросила я. – Вы что-то недоговариваете?
– Говорите все! – почти закричала мама.
Пожилой врач окинул нас оценивающим взглядом и предложил:
– Давайте присядем.
Он сделал приглашающий жест в сторону ряда кресел. Мы снова сели. Мама посмотрела мне в глаза. Я поняла, что она взволнована.
– Как я уже сказал, мы провели обследование и выявили ушиб мозга, – повторил врач. – Трещин в черепе нет, это хорошо.
– Но… – поторопила я его.
– Вы знаете разницу между сотрясением мозга и ушибом?
– Нет, – признались мы.
– Понятно, – вздохнул Игорь Павлович. – При сотрясении мозг просто как бы встряхивает, а ушиб мозга – это когда мозг в момент удара не просто встряхивается, а еще бьется о череп.
Меня замутило от таких анатомических подробностей.
– При ударе о бордюр произошел именно ушиб мозга, – произнес Игорь Павлович. – Мозг ударился о стенку черепа. Удар частично пришелся на слуховую зону коры мозга.
Врач замолчал.
– И что это значит? – непонимающе спросила я.
– Вашему другу нужно пройти курс лечения. Сначала в больнице, а потом я его выпишу, но он должен будет приходить ко мне для наблюдения и процедур. Нам требуется убрать отек, который образовался на слуховой зоне в момент удара. Полное восстановление займет месяца полтора. Когда вопросы касаются здоровья, точные сроки никто не знает. Это зависит от каждого организма индивидуально.
Я мало чего поняла. Мы с мамой переглянулись. Я вскочила на ноги и взволнованно спросила:
– Игорь Павлович, вы можете объяснить понятнее, по-простому? Полное восстановление чего? Чем грозит этот отек?
Врач понимающе посмотрел на меня и как можно корректнее произнес:
– Из-за этого отека Марат лишился слуха. Когда отек уйдет, слух восстановится. Сейчас у него только пятнадцать процентов слуха.
Меня обдало жаром. К горлу подступила тошнота. Мне захотелось истерически смеяться.
– Он оглох? – неверяще переспросила я.
Ситуация казалась все бредовее и бредовее.
– Да…
Удар следовал за ударом. Кошмар за кошмаром.
Я уставилась в одну точку и не до конца могла сообразить, что это значит и что теперь будет.
Врач говорил про мозг, про Марата и его слух. Я слушала его и не могла понять: о чем это он? Какой еще мозг? При чем здесь Марат? Марат – это Марат. А мозг – это что-то другое, из учебников.
Мозг Марата дал сбой.
– Когда сойдет отек, тогда и слух восстановится… Мы будем проводить интенсивную терапию. Мы дадим Марату слуховые аппараты, которые он будет носить во время лечения. Надо же, такой красивый, молодой парень, и такое случилось…
Я автоматически кивала. Только в такие моменты осознаешь, насколько человек ничтожен перед самим собой, перед своим собственным телом.
– Сейчас он спит, – успокаивающе сказал пожилой врач, сунув руки в карманы белого халата. – Вы пока посидите, а я пойду навещу другого пациента.
С этими словами Игорь Павлович ушел.
Мы с мамой сидели и молча смотрели друг на друга, затем обнялись.
Я чувствовала себя беспомощной.
Мысленно я продолжала по инерции строить планы. Думала о вечеринке, о романсах, которые должен петь Марат, о том, не придет ли он в помятой одежде (он вечно витает в творческих облаках), протрет ли гитару от следов пальцев, но реальность была иной: я сидела в коридоре больницы, и Марат лежал в палате.
Две реальности накладывались друг на друга, и получалась белиберда.
Спящего Марата вывезли из смотровой палаты и перевезли в обычную – № 201. Мы тоже перешли на второй этаж.
– Мама, ты слышала, что сказал врач? – Я взглянула на маму. Она тоже была растеряна. Я сформулировала в голове следующую фразу. Несколько раз подумала ее и только потом произнесла вслух: – Марат теперь глухой.
Мы обе понимали, что это значит.
– Он же музыкант, – простонала мама. – Полина… Это самое страшное, что только могло с ним случиться. Как он теперь будет играть на гитаре?..
Я ничего не ответила. Не могла найти нужных слов.
Мы с мамой сидели в коридоре и ждали, когда Марат проснется.
Я съездила домой, чтобы переодеться. Когда надевала джинсы, то увидела висящее на вешалке свое вечернее платье вишневого цвета, которое собиралась сегодня надеть на вечеринку. Которая состоялась без нас…
«Все равно сделаю по-своему», – подумала я, сбросила джинсы и надела вечернее платье.
И поехала в больницу.
Мне было все равно, что окружающие в этот день дважды считали меня дурой. Первый раз – когда я дефилировала по больнице в купальнике, сланцах и парео, а второй раз теперь, когда переоделась в вишневое вечернее платье.
Увидев меня, мама окинула меня выразительным взглядом, но ничего не сказала.
Она понимала, что я надела платье для того, чтобы таким образом показать всем, что я не отказываюсь от хорошей судьбы и буду ее отвоевывать.
Кожа на голове почти уже не болела.
Ближе к ночи Марат проснулся, и нам разрешили к нему войти. Мы с мамой и Русланом, который уже приехал, зашли вместе.
Я увидела Марата. Он лежал на кровати, накрытый простыней. Его голова была забинтована.
Он увидел нас и улыбнулся при виде моего вечернего платья. Но глаза у него были очень грустными. Мне показалось, что Марат сильно похудел и побледнел.
Мы смотрели друг на друга и ничего не говорили. Слова не требовались. Ситуация не нуждалась в комментариях.
Я взяла Марата за руку.
– Марат, – сказала я, – все будет хорошо. Запомни: все будет хорошо. Ты обязательно выздоровеешь. По-другому и быть не может!
Мама стояла рядом и энергично поддакивала. Дядя Руслан ободряюще показывал Марату кулак, мол, не волнуйся, милиция найдет качков и накажет их сполна.
Марат натянуто улыбался.
– Милиция обязательно отыщет этих негодяев, – пообещала я. – Они за все ответят!
Когда я это говорила, Марат как-то странно смотрел на меня.
– Полина, – медленно проговорил он, когда я замолчала, – я… тебя не слышу.
Я замерла.
– Не слышишь? – переспросила я.
– Что ты сказала? Я тебя не слышу…
Его голос был громче, чем надо. Так бывает у глухих или, например, когда я слушаю плеер и мама у меня что-то спрашивает, я не слышу свой голос и отвечаю громче, чем обычно.
Марат сейчас тоже говорил громче, чем надо.
Значит, он не слышит себя, не может контролировать высоту голоса. И меня тоже не слышит.
– Ой, – прошептала я, чувствуя, как мои коленки подгибаются. – Мама, он меня не слышит!
Глава 4
Странная Людочка
Я хотела остаться ночевать в больнице, но мама мне не разрешила, и Марат тоже был против.
Я поняла, что он не хочет, чтобы я видела его в таком состоянии. Кроме того, он казался каким-то отстраненным. Он, как и я, еще не мог осознать всю глубину того, что произошло.
Во время нашего разговора в палате выяснилось, что если громко кричать, то он все-таки слышит. Я вспомнила слова Игоря Павловича. Он сказал, что у Марата осталось только пятнадцать процентов слуха.
Дома я не могла заснуть всю ночь.
Перед глазами стояли картины прошедшего дня. Мы с Маратом на пляже. Он волнуется перед выступлением. Мы идем домой, и мне становится плохо. Мы в парке. Драка.
Я находилась дома в своей кровати. Вокруг висели морские сувениры, стояли раковины. На стене висел псевдостаринный штурвал, который папа однажды мне подарил. На другой стене – декоративный якорь. Здесь так уютно!
А Марат лежит в больнице, и вокруг пахнет лекарствами. Он потрясен и не может привыкнуть к тому, что лишился слуха. Игорь Павлович говорит, что это временно, но все равно…
Сегодня мы с Маратом не разговаривали подробно про слух. Еще не время. Разговоры будут потом, когда пройдет шок и все осознается.
В окне на форточке висела музыка ветра – разноцветные металлические трубочки на леске, по которым ударяли пластмассовые дельфинчики. Трубочки и дельфинов качал ветер. Дельфины сейчас колыхались и били по трубочкам. Получался красивый успокаивающий перезвон, похожий на мелодию сотен колокольчиков.
Вроде бы все как всегда – якорь, штурвал, сувениры, музыка ветра, – но уже все по-другому.
В воздухе отчетливо витало ощущение беды.
В дверь постучали. Вошла мама.
– Ты спишь? – громким шепотом спросила она.
– Нет, конечно, – ответила я и включила ночник.
Мама была в халате. Она села в кресло.
– Я не могу прийти в себя, – вздохнула она. – Все кажется каким-то бредом…
– Мама, что теперь будет?
– Не знаю, – пожала она плечами.
И вдруг мне в голову пришла идея. Я даже вскочила с кровати.
– Мама, ведь как раз ты все это и должна знать! Ты же ясновидящая! К тебе обращаются сотни людей! Скажи, что будет дальше!
Мама вздохнула:
