Эрих Кестнер - Эмиль и трое близнецов
И вдруг ты вскакиваешь как ужаленный. Ведь ты же уезжаешь! И чемодан еще не уложен!
Босиком — не искать же тапочки! — вылетаешь в коридор и кричишь:
— Ма-а, который час?
И вот Эмиль уже идет по перрону. Мать держит его за руку. Старшина Йешке, специально ради этого случая отпросившийся с дежурства, несет его чемодан и пакет с бутербродами. Из деликатности он отстает на несколько шагов.
— Пиши мне через день! — сказала фрау Тышбайн. — Не заплывать далеко ты мне уже обещал… Но все же я буду волноваться. Столько мальчишек вместе! Разве предугадаешь, что может случиться!
— Все будет в порядке! — сказал Эмиль. — Ты же знаешь, если я что-нибудь обещаю, то всегда держу слово. Но вот за тебя я буду беспокоиться. Как ты проведешь это время без меня?
— Мне ведь надо работать. А если выйдет свободная минутка, пойду погулять. По воскресеньям мы с Йешке будем уезжать за город. Конечно, если только он будет не на дежурстве. А если он будет занят, я буду чинить белье. Несколько пододеяльников уже совсем порвались. Или напишу тебе длинное-предлинное письмо. Идет?
— Пиши почаще, прошу тебя, — сказал Эмиль и сдавил мамину руку. — А если что случится, ты тут же пошлешь мне телеграмму. И я сразу приеду.
— Да что может случиться? — спросила фрау Тышбайн.
— Этого нельзя знать заранее. Но если я тебе понадоблюсь, я немедленно приеду. Поезда не будет — я пешком дойду. Я ведь уже не маленький. Ты этого не забывай. Я не хочу, чтобы ты от меня скрывала свои заботы…
Фрау Тышбайн с испугом посмотрела на Эмиля:
— Да что я от тебя скрываю?
Оба молчали и не сводили взгляда с блестящих рельсов.
— Да я это так, вообще, — сказал наконец мальчик. — Сегодня вечером, как только доедем до места, я напишу тебе открытку. Но ты ее получишь, наверное, не раньше послезавтра. Кто знает, часто ли там, на побережье, вынимают почту из ящиков.
— А я тебе напишу, как только вернусь домой, — сказала мама. — Чтобы ты поскорее получил от меня весточку. Чтобы тебе не было одиноко.
Но вот показался берлинский поезд. Как только он остановился, старшина Йешке кинулся в купе, занял место у окна, бережно положил чемодан Эмиля на полку и подождал, пока, мальчик не войдет в вагон.
— Огромное спасибо, — сказал Эмиль. — Ты очень добр ко мне.
Йешке мотнул головой:
— Не о чем говорить, мой мальчик.
Потом он вытащил из кармана кошелек, вынул две пятимарковые бумажки и сунул их Эмилю в руку.
— Вот тебе немного денег на карманные расходы. Пригодятся. Желаю тебе хорошо провести время. Погода будет теплая. Так писали в газетах. Ну, а насчет того, что я тебе обещал на Верхнем рынке, так ты не беспокойся: свое обещание я, конечно, выполню. Я ежедневно буду навещать твою маму. Хотя бы на часок.
Эмиль аккуратно спрятал деньги. Потом он пожал старшине руку.
— Большое спасибо, Генрих.
— Не за что, мой мальчик.
Йешке попытался продвинуть чемодан еще глубже.
— А то, чего доброго, еще упадет тебе на голову при первом толчке. Ну, а теперь я пошел.
Он вылез из вагона и стал рядом с фрау Тышбайн.
Она подошла к окну, у которого стоял Эмиль, и велела еще раз передать привет бабушке, Пони и всем остальным.
— Не купайся слишком долго! И не перегревайся. А то получишь солнечный удар.
— Если получишь удар, сразу давай сдачи, — пошутил Йешке и от смущения сам засмеялся.
— Не забудь съесть бутерброды! — сказала мама.
Дежурный по станции подал сигнал. Поезд вздрогнул.
— Не разлюби меня, — сказал Эмиль, но так тихо, что мать не расслышала. Потом он был этому рад. Поезд медленно тронулся.
— Смотри не размалевывай памятники! — со смехом крикнул старшина Йешке.
Потом они могли уже только помахать друг другу.
На этот раз путешествие обошлось без снов и краж.
Эмиль взял с собой учебник по географии — 1-я часть, Германия — и еще раз прочел все, что там написано о Любекской бухте, Мекленбургском прибрежном плато, острове Рюген и обо всем побережье. Словно готовился к экзамену.
Основательность и добросовестность стали его привычкой. (Бывают и худшие привычки.) Когда он дважды прочел все по учебнику, он захлопнул книгу и стал глядеть в окно, любуясь мирным пейзажем, который пробегал у него перед глазами. И пока он смотрел на поля с высокими хлебами, все прочитанное вертелось у него в голове, как жернова мельницы: меловые скалы острова Рюген, мекленбургское скотоводство, кирпичная готика, городок, где родился какой-то фельдмаршал, — все это смешалось воедино, как в калейдоскопе, когда его крутят.
Чтобы успокоиться, Эмиль съел бутерброды. Все, до единого. Бумагу он выбросил в окошко. Она зашуршала, но в конце концов упала на тыквенную грядку возле домика путевого обходчика. Перед закрытым шлагбаумом ждала телега, рядом с возницей сидел мальчик и махал поезду. Эмиль помахал ему в ответ.
Люди садились. Люди выходили. Время от времени появлялся контролер и чиркал толстым карандашом на оборотной стороне билета.
Так что дорогой все время что-то происходило.
И куда, куда быстрее, чем тогда, два года назад, приближался поезд к столице немецкого государства.
Так всегда бывает. Небольшая ли это прогулка или путешествие по железной дороге — во второй раз путь всегда кажется гораздо короче, чем в первый. (Кстати, это верно и для тех расстояний, которые не измерить на метры и сантиметры.)
Бабушка Эмиля и Пони вбежали в зал ожидания вокзала Фридрихштрассе.
— Не несись как угорелая, — сказала бабушка. — Я старая женщина, а не экспресс.
— Поезд прибудет через минуту, — нетерпеливо ответила Пони. — Мы могли бы быть поточнее.
Бабушка энергично покачала головой в знак протеста, и шляпка ее при этом еще больше съехала набок.
— Нельзя быть точнее точного, — заявила она. — Прийти на полчаса раньше так же не точно, как на полчаса позже.
Пони хотела было поспорить. Но тут их увидел Профессор, подбежал к ним, снял кепку и сказал:
— Добрый день, уважаемые дамы!
Он взял у Пони оба чемодана и пошел вперед, прокладывая дорогу в толпе.
— Добрый день, домовладелец, — ответила бабушка.
Он засмеялся и повел своих гостей к родителям. Советник юстиции поздоровался с бабушкой и Пони и познакомил их со своей женой фрау Хаберланд.
Мать Профессора, красивая, изящная дама, была одного роста со своим сыном и рядом со своим долговязым мужем выглядела девочкой.
Пони сделала несметное количество реверансов и передала все те приветы и слова благодарности, которые ее родители велели ей передать родителям Профессора. А бабушка сказала, что еще никогда не видела моря и ужасно рада этой поездке.
Потом все замолчали и стали ждать Эмиля. Поезд замедлил ход и наконец совсем остановился. Пассажиры выходили из вагонов.
— Наверно, он опять сошел на вокзале «Зоопарк», — волновалась Пони.
Но как раз в этот момент он вылез из вагона, стащил с площадки чемодан, огляделся, увидел всю компанию, улыбнулся и побежал к ним. Поставив чемодан, он поцеловал бабушку, протянул руку родителям Профессора и сказал Пони:
— Бог ты мой, как ты выросла!
Последним он поздоровался с Профессором. Мальчики держались натянуто. Но так всегда бывает между мальчишками, если они долго не виделись. (Впрочем, это проходит через десять минут.)
— Густав выехал сегодня утром на своей мотоциклетке, — объяснил Профессор.
— А-а, — сказал Эмиль.
— Он передает тебе привет.
— Большое спасибо.
— А Вторник еще вчера вечером уехал.
— Здорово, — сказал Эмиль.
— Конечно, — сказал Профессор.
Наступило тягостное молчание. Положение спас советник юстиции. Он трижды постучал своей тростью о перрон.
— Внимание! Сейчас мы все поедем на другой вокзал. Мы возьмем два такси — в одно сядут все взрослые, в другое — все дети.
— А я? — спросила Пони-Шапочка.
Все рассмеялись. Конечно, кроме Пони. Она слегка обиделась и сказала:
— Я уже не маленькая. Но еще не большая. Так кто же я?
— Дурочка, — сказала бабушка. — В наказание поедешь с большими. Чтобы поняла, что ты еще маленькая.
Так Пони-Шапочка поплатилась за свой язык.
Они пообедали в ресторане на вокзале. А потом заблаговременно сели в поезд, отправляющийся к морю. Поэтому они нашли, несмотря на каникулярное время, свободное купе и заняли его целиком.
Весь поезд был до отказа набит детьми, ведрами, фляжками, мячами, лопатками, апельсиновыми корками, сложенными шезлонгами, пакетиками из-под вишен, воздушными шарами, смехом и плачем, и он бодро мчался по сосновым лесам. Это был веселый поезд, — шум вырывался из открытых окон, не нарушая царящей вокруг тишины.
Сосны слегка раскачивались от мягкого ветерка и шептали друг другу: «Начались летние каникулы».
