Братья Бондаренко - Сказки Гореловской рощи
«Прибегает Бельчонок к матери, рассказывает ей:
— Волка напугал сейчас.
— Как это ты его?
— А так: идет он, а я как свистну. Ты же знаешь, как я свистеть умею. Волк так и присел. Чуть потом поднялся.
— Ой, — закричала Белка. — Гляди: деревья гнутся.
— Где? завертел головой Бельчонок- — Я не вижу.
— Опоздал видеть. Они уже выпрямились. Я приветила; они всегда гнутся, когда ты неправду говоришь.
Загнул Бельчонок хвост трубой и полез в кроватку.
Дня через три после этого прибегает Бельчонок домой весь поцарапанный, избитый.
— С Енотом, — говорит, — подрался. Из-за шишки сосновой.
— Ну и как? — спрашивает Белка.
А Бельчонок развернул узенькие плечи пошире, отвечает:
— Хоть и побольше он меня, хоть и крепко он меня поцарапал, а все же я ему так дал, что он даже к ногам моим свалился. И потом еще попросил: «Доведи меня до дома, а то я сам теперь не дойду». И я его отвел, конечно.
— А что это ты, сынок, все по сторонам смотришь? — спросила Белка.
— Так, ничего, — ответил Бельчонок и пошел умываться.
Не мог же он сказать матери, что смотрит: не гнутся ли деревья...
Закончила белка Рыжее Ушко рассказывать свою вторую сказку, и тут же вскочил с места Енот. Замахал лапами:
— Ну и хвастун у тебя сын. Вы посмотрите на меня, братцы. Ну разве Бельчонку со мной сладить?
Все засмеялись. Смеялась со всеми и белка Рыжее Ушко, а черепаха Кири-Бум сидела возле свертка пирогом, похлопывала по нему ладошкой, приговаривала :
— А это кто-то сегодня получит «Только не я», — подумал медведь Михайло. И Лиса подумала: «Не я», — потому что сказок у нее не было.
— Вы знаете, о ком моя вторая сказка? — спросила белка Рыжее Ушко.
— Енот уж сказал, — тявкнула Лиса, — О сыне о твоем.
И на барсука Фильку покосилась, а барсук на нее взгляд бросил и покрепче зажал в коленях узелок с ужином.
А белка Рыжее Ушко уже рассказывала свою третью сказку:
«Увидел Бельчонок — прохудилась у старенькой Белки крыша. Сказал ей:
— Давайте я починю.
И починил.
Посмотрела Белка крышу. Похвалила Бельчонка:
— Молодец.
Целую неделю бегал Бельчонок по роще, хвастался :
— Я молодец. Это мне старенькая Белка сказала. Какое слово хорошее — молодец.
А как-то бежит он, смотрит — гнездо длиннохвостой портнихи на кусту чернеется. Взял да и спихнул его на землю.
Увидела птичка — негде ей жить, сказала с грустью:
— Какой ты молодец. Оставил меня без дома.
И стыдно Бельчонку стало. С неделю он тихий по роще ходил, в глаза всем поглядеть стеснялся. Думал с печалью: «Молодец — какое слово разное. Вроде и опять я молодец, а не похвастаешься».
Закончила белка Рыжее Ушко рассказывать свою третью сказку, и тихо стало у кургана, даже Мышонок не плясал на пенечке. Только медведица Авдотья колыхнулась в заднем ряду и спросила у соседки:
— Что она сказала, Матренушка?
— Она говорит, что ее сын — молодец.
И-и, нам, матерям, часто так кажется: молодцы наши дети, а присмотришься получше и видишь — они не молодцы, а хитрецы. Вон Ивашка у меня и ленивый и озорник, а ведь тоже когда-то казалось мне что он у меня молодец. Ивашка даже икнул под березой от неожиданности. Он тоже решил попытать счастья. Решил он понравиться Дубоносу. Понравится Ивашка ему — и пирог с тыквой будет его. Дубонос настоит. У него вон какой вид умный. И Ивашка сочинил про Дубоноса сказку и рассказывал ее самому себе шепотом:
«Говорила Вишенка Дубоносу:
— Уж и упрятала я свое семечко глубоко-глубоко : в самую косточку А мы ее сейчас — хруп! — и достанем, — сказал Дубонос и раскусил косточку.
Скорлупку выкинул, а зернышко съел.
— Что ты наделал, — воскликнула Вишенка и всплеснула листочками. — Ты же съел целое деревце.
— Что ты говоришь? удивился Дубонос. — А я и не заметил.
И — хруп! — раскусил еще. одну косточку. Скорлупку выкинул, а зернышко съел. И еще хрупнул. Сидел и хрупал: хруп да хруп! Пока не наелся. Наелся и полетел домой.
Глядела ему вслед Вишенка и покачивала ветвями:
— Надо же! Съел целый вишневый сад и— ничего. Вот это живот!»
Думал Ивашка: расскажет он свою сказку, посмеется Дубонос и присудит ему пирог с тыквой. Но услышал, что сказала мать, и икнул от неожиданности. Теперь ему пирога не видать. Эх, подвела его мать глухотой своей, очень подвела. Пропала сказка. Зря придумывал, голову ломал.
ДОХИХИКАЛСЯ ЗАЯЦ
Дятел, Голубь и Дубонос, сдвинув головы, решали: дать белке за сказки пирог
или нет. Голубь с Дятлом, те сразу заспорили. Дубонос сидел молча, ждал: договорятся Голубь с Дятлом, присоединится он к ним, и опять у них решение будет принято единогласно. И когда договорились они, объявил Дубонос серьезно и умно:
— Посоветовались мы и решили: хоть сказки у белки и интересные, пирога ей не давать, потому что рассказывала она о своем сыне, а еще не известно, каким он у нее вырастет.
— Верно! — привскочил медведь Михайло. — Надо еще посмотреть, каким у нее сын будет. И вообще пусть она своему сыну сказки свои рассказывает, они ему на пользу пойдут, а мы и не такое слышали.
Пока выступала белка Рыжее Ушко, медведь Михайло успел прийти в себя после неожиданного провала и теперь радовался втайне, что и белке не дали пирога.
Медведь Лаврентий оглянулся на него, покачал головой:
— Михайло, Михайло...
Вокруг заулыбались, а медведь Тяжелая Лапа подумал: «Ох, невыгодное у меня соседство. Над Михайлой смеются, а на меня смотрят».
На горькой осине горько вздохнула Сорока. Бурундучок на сосне сутулился, глядел на всех жестко и скучно. Медведь Спиридон позвонил в колокольчик:
— Ну, кто еще хочет попытать счастья?
Барсук Филька поднялся.
— Можно мне попробовать?
И положил на бревнышко узелок с ужином. Встряхнулся, пригладил волосы на голове и пошел было, но с половины пути вернулся. Поглядел Лисе прямо в глаза. Сказал:
— Не-ет. Взял узелок с ужином, протянул медведю Лаврентию:
— Пусть он возле тебя полежит, пока я говорить буду.
Лиса обиделась:
— П-подумаешьИ пересела к Еноту.
Филька взобрался на макушку кургана. Помахал лапой:
— Тише, я говорить начинаю. Сперва я расскажу вам, как Енот сыновей учил, а после еще кое о чем.
И начал рассказывать:
«Было у Енота два сына. Один умный, а другой — дурак дураком. Енот и днем с глупым возится. И ночью все его чему-нибудь учит, на умного и внимания не обращает.
— У него, — говорит, — ум острый, сам до всего дойдет. А глупого я подвострю, натаскаю, и будет у меня в семье два умных сына.
И вот учит, вот учит глупого сына. Подойдет к нему умный сын, просит:
— Поучи и меня чему-нибудь. Отмахнется от него Енот.
— Некогда мне. Не видишь разве, что я с твоим глупым братом занят. Ты у меня смекалистый, сам до всего дойти можешь.
Бьется Енот с глупым сыном день. Бьется с ним ночь. А тот ничего не понимает. Учит его, учит Енот и все без толку. Показывать начнет:
— Делай вот так.
Подойдет умный сын, просит:
— Покажи и мне, отец, как надо делать.
Отмахнется от него Енот:
— Не мешай, некогда мне. Ты умный, ты сам до всего дойдешь. Мне твоего брата нужно на ум натаскивать.
Но сколько Енот ни бился с ним, так ничему и не выучил его, время только зря потерял.
И умный сын его неучем вырос.
Один у Енота сын глупым был, а выросли — оба никуда не годятся.
Этими словами закончил Филька свою сказку, и все повернулись к Еноту — что скажет он. Еноту ничего не надо бы говорить. А он вскочил. Лапами замахал. Затараторил:
— Братцы, не обо мне эта сказка. У меня сыновья умные. Это, наверное, о брате моем Филька рассказывал. У брата моего в самом деле сыновья немного того... Не такие, как у других.
Помолчал.
Добавил с грустью:
— Ну а если говорить честно, то даже когда не у тебя, а только у брата твоего неучи растут, все равно плохо.
У Маняшина кургана грохнул смех. На березовой ветке, забыв о Мышонке, покачивался и хохотал Филин:
— О-хо-хо-хоА Филька закончил одну сказку и тут же начал другую, чувствовал он себя плохо и долго стоять на кургане не собирался:
— Расскажу я вам, братцы, про сына медведицы Авдотьи медвежонка Ивашку.
И стал рассказывать:
«Охота была Ивашке рыбки поесть, да не было у него охоты в речку лезть. Идет он по берегу, смотрит — забрел по колено в воду медвежонок Илька и ловит рыбу. Много уж наловил, целую горку.
Обрадовался Ивашка, и к нему:
— Поделимся, Иля, по-братски. Ту рыбку, что на берегу лежит, я возьму, а ту, что еще в речке плавает, ты бери. Тебе, правда, больше досталось, да ладно, я не жадный. Пусть так будет.
