Любовь Воронкова - Собрание сочинений в трех томах (Том 1, Повести и рассказы)
- Понравилась, - тихо ответила Валентинка.
Но дед не поверил:
- Ну, где же там! В городе-то в банях и светло, и тепло, и шайки тебе, и души всякие, а тут - словно горшок с кашей в печку посадили. Ну, да уж не взыщите, у нас городских бань нету!
"Я и не взыщу, - хотелось ответить Валентинке. - Мне в печке мыться очень понравилось, даже лучше, чем в бане!"
Но она уткнулась носом в кружку с молоком и ничего не ответила. Она боялась деда.
У РОМАНКА ПОЯВЛЯЕТСЯ ТАНКОВАЯ БРИГАДА.
НА БЕЛОМ СТОЛЕШНИКЕ РАСЦВЕТАЮТ АЛЫЕ ЦВЕТЫ
В этот день раньше всех проснулся Романок. Его разбудил приятный густой аромат, который носился по избе. Пахло чем-то сдобным... Возле печки на широкой лавке в два ряда лежали большие румяные лепёшки с картошкой и с творогом.
Романок живо вскочил с постели:
- Мамка, какой нынче праздник? Опять Новый год, да?
- Ваша мамка нынче именинница, вот вам и праздник, - ответила мать. И, вздохнув, добавила: - Только вот нынче отца нет с нами. И письма нет...
Было раннее утро, поэтому все были дома: и дед ещё не ушёл на работу, и Груша ещё не ушла в школу, и Таиска ещё не убежала к подружкам.
Дед молча понурил голову. Давно нет письма с фронта. А на фронте всё время бои.
- А в прошлом году отец был, - сказала Груша. - Он мне всегда говорил: "Учись, учись хорошенько!" Он мне...
- Он - тебе! - прервала Таиска. - Как будто он только с тобой и разговаривал! И мне тоже говорил: "Таиска, не озоруй смотри!.."
- А мне говорил: "Расти скорей!" - добавил Романок.
Все начали вспоминать, как и что говорил отец. Вот бы он приехал! Ну хоть бы на побывочку завернул!.. А мать отвернулась и украдкой смахнула слёзы.
Только Валентинка молчала. Она не видела отца Шалихиных, не знала его, и он её не знал.
- Ну ладно, хватит! - сказала мать. - Будет нам счастье, глядишь - и Гитлера разобьют, и отец наш вернётся с фронта. А пока что лепёшки на столе. Садитесь завтракать!
После завтрака мать позвали в колхозное хранилище разбирать картошку. Она быстро собралась и ушла.
- Когда наша мама была именинница, ей всегда что-нибудь дарили, сказала Валентинка.
- Кто дарил? - живо спросила Таиска.
- Все. И я тоже. Я один раз ей картинку нарисовала и подарила.
У Таиски заблестели глаза:
- Давайте и мы нашей мамке что-нибудь подарим!
- А что, ну что ты подаришь? - спросила Груша. - Ну что ты умеешь?
- А ты что?
Груша задумалась. Может быть, чулки связать? Но ведь чулки сразу не свяжешь. Ещё когда начала чулок, а всё никак до пятки не доберётся. Вот какая эта мамка, не могла заранее сказать - Груша поспешила бы!
- А я знаю, что сделаю! - закричала Таиска. - Я сейчас все до одной кринки вымою, все до одной кастрюли вычищу, и все ложки, и все вилки!.. Чтобы всё блестело! Что, не сумею? Да?..
Таиска налила в лоханку горячей воды, собрала всю немытую посуду и взялась за дело.
Грязные брызги, зола, сажа - так всё и разлеталось кругом от её мочалки, так и гремели кринки в её руках, так и гудели кастрюли...
- Вот так подарок! - сказала Груша. - Уж я если придумаю, так хорошее что-нибудь!
- Романок, а ты что?
- А не видите - что?
Романок на широкой выбеленной печке рисовал углём танки.
Впереди огромный, с тяжёлыми гусеницами, с большой пушкой - это "КВ" ("Клим Ворошилов"). А за ним ещё танки поменьше, лёгкие, подвижные.
К соседям вернулся с фронта раненый сын. Он танкист, и Романок хорошо знаком с ним. Он рассказывал Романку, как боятся немцы крепких и быстроходных советских танков. Романок потому и нарисовал их побольше. Все танки шли от печурок к окнам и палили из пушек. Снаряды рвались кругом и даже взлетали на дымоход, к самому потолку.
Валентинка глядела на Романка, на Таиску, на Грушу. Все они что-то подарят матери.
А разве Валентинке не хочется подарить ей что-нибудь?
"Она их мама, а не моя, - упрямо подумалось ей, - пусть они и дарят..."
Но всё-таки ей очень хотелось подарить что-нибудь маме - тёте Даше. Пусть она не настоящая мама, всё равно!
- А ты возьми и тоже нарисуй что-нибудь, - сказала ей Таиска. - Вон там, под лавкой, стоит баночка с краской, дед кровать красил. И знаешь что? Возьми эту краску и нарисуй цветы вот тут на столешнике, вроде каймы. Я бы сама нарисовала, если бы умела.
- А разве хорошо будет? - спросила Валентинка.
- А почему же нехорошо? Цветы! Если бы я умела! Да ты не будешь, я знаю. Что она тебе - родная разве!
Валентинка на минутку задумалась. Можно ли рисовать цветы на скатерти? Её мама, наверно, сказала бы, что нельзя. Но там было нельзя, а здесь, может быть, можно? Ведь разрисовал же Романок печку!
Валентинка полезла под лавку и достала баночку с краской. Потом встала на колени возле стола и на нижнем углу белого столешника робкой рукой намалевала большой красный цветок.
- Ой, до чего красиво! - сказала Таиска. - Как живой! У нас такие летом в палисаднике растут!.. Рисуй ещё!
Второй цветок вышел лучше. Лепестки у него росли шире и смелее. Третий вышел немножко кривой, но это было почти незаметно.
Романок оставил свои танки и рвущиеся снаряды и круглыми синими глазами с удивлением смотрел, как на белом столешнике расцветают алые цветы.
- И-и!.. - вдруг раздалось испуганное восклицание. - Что наделали!
Груша вышла из горницы с книгой в руках и остановилась на пороге:
- Что наделали! Весь столешник испортили! Ну уж и попадёт вам теперь!
У Валентинки дрогнула кисть, и последний лепесток у последнего цветка загнулся, будто опалённый зноем.
Таиска, Романок и Валентинка глядели на Грушу, глядели друг на друга. Смутное сознание, что получилось как-то неладно, охватило их. А что же плохого, если на белом столешнике будут красные цветы? Но вот Груша говорит: "Попадёт!"
Груша вздёрнула пухлую верхнюю губу и сказала:
- Только, чур, меня не припутывать. Сами заварили кашу, сами и расхлёбывайте.
- А я и не заваривал, - сказал Романок, - я только глядел.
- А что же, я заваривала, да? - закричала Таиска. - Я мою посуду и мою! И никаких цветов я на столешнике не делаю!
- Городская, а баловная! - строго сказала Груша. - Ишь что сбаловала!
И ушла в горницу.
У Валентинки сразу пропала вся радость. Она вытащила из своей жёлтой сумочки носовой платок и попробовала потихоньку стереть краску. Но краска была масляная, она не стиралась. Сердце Валентинки сжалось от страха и горя. Что она наделала! Зачем она послушалась Таиску? Что теперь скажет мать, что она скажет матери?
Валентинка спрятала баночку с краской и села в уголок. Скрип снега за окном, стук во дворе, чей-нибудь громкий голос на улице - всё заставляло её вздрагивать: мать идёт!
И потом - дед. Что скажет дед, когда это увидит?
"Может, у вас в городе можно портить скатерти, ну, а уж у нас этого нельзя! Таких барышень нам здесь не надо!" - вот что он скажет, наверно.
Может быть, полчаса прошло, может быть, час. Послышались шаги на крыльце, скрипнула дверь в сенях, и в избу вошла мать.
Необычная тишина показалась ей странной. Она внимательно поглядела кругом.
- Это что такое?! - сердито закричала она, увидев разрисованную печку. - Это что за озорство такое?!
Взглянув на Таиску, она всплеснула руками:
- Ах ты чучело-чумичело! Ну погляди, на кого же ты похожа? Вся в саже! А руки! А платье!
Увидев красные цветы на белом столешнике, мать даже покраснела от гнева:
- Батюшки мои! Да что же это, в самом деле? Из избы выйти нельзя! Кто это намалевал, а? Кто?
Все трое смущённо поглядывали друг на друга. Только одна Груша спокойно и весело стояла у дверей горницы:
- Что, натворили подарочков?
Мать выдернула из веника прут:
- А ну-ка, Таиска, иди сюда, я тебя берёзовой кашей угощу! Я тебя научу, как цветы малевать на столешниках!
- Это не я! - крикнула Таиска.
- Это я намалевала... - тихо сказала Валентинка.
- Ты? - удивилась мать. - Ты? А кто тебя научил?
Валентинка взглянула на Таиску, встретила её испуганные глаза и опустила ресницы:
- Никто не научил. Я сама хотела...
Мать, ещё рассерженная, стояла, похлопывая хворостинкой по скамейке. У неё не поднималась рука отстегать Валентинку. Ну как её тронуть, когда она и так вся дрожит? А с другой стороны, тем ребятам обидно: ведь Таиску-то она за то же самое отстегала бы.
- Это я хотела тебе подарок... - сказала Валентинка. - Мы все хотели тебе подарки подарить!
- Подарки! Какие подарки?
- Ну... Вот Романок для тебя танки нарисовал. А Таиска всю посуду вымыла. А я... я думала, с цветами красивее. Это мы такие подарки придумали: ведь ты же именинница сегодня!
У матери разошлись сведённые брови. Ей даже стало стыдно, что она так расходилась, не узнав, в чём дело. И она была рада, что не нужно никого ругать и наказывать. Она села на лавку, отбросила хворостину и засмеялась. В это время вошёл дед.
- Отец, ты взгляни-ка! - со смехом сказала она деду. - Ты взгляни, пожалуйста, каких подарков они мне надарили: и танков целую бригаду, и чистых кринок, и алых цветов... Ой, батюшки! Ну что за ребята у меня одна радость!
