Станислав Рассадин - В стране литературных героев
Лебядкин Как вы говорите? К Зевсу? (Читает.) Место занял таракан, Мухи возроптали, Полон очень наш стакан, К Зевсу закричали... (Радостно.) В самом деле, так лучше!
Гена: Архип Архипыч! Видите? Он все-таки кое-что понимает, этот Беликов! Стихи-то и правда получше стали.
А.А.: Во всяком случае, они стали более гладкими.
Лебядкин (Беликову). Я вижу, вы большой дока по этой части! Позволите ли прочитать вам еще одно мое сочинение?
Беликов Что ж, читайте.
Лебядкин (с пафосом). О, как мила она, Елизавета Тушина! Когда с родственником на дамском седле летает, А локон ее с ветрами играет Или когда с матерью в церкви падает ниц, И зрится румянец благоговейных лиц! Ну, каково?
Гена: (после паузы). Это и не стихи вовсе. Ни складу, ни ладу...
А.А.: Да, боюсь, что тут и сам господин Беликов не сможет ничего присоветовать.
Беликов Это отчего ж-с?
А.А.: Да оттого, что стихи непоправимо плохи.
Беликов. Ошибаетесь. Их тоже можно поправить. То есть сам я навряд ли бы с этим справился. Но, по счастию, у меня имеется надежное руководство.
Гена: Руководство? Какое еще руководство?
Беликов А вот-с, не угодно ли взглянуть...
Гена: Действительно, руководство... (Читает.) "Полная школа выучиться писать стихи. Сборник примеров и упражнений для самоизучения в самое короткое время и не больше как в пять уроков сделаться поэтом..."
А.А.: Какая глупость.
Беликов Как вы можете так говорить? Да еще при юноше! Вы человек уже пожилой, должны с осторожностью выбирать выражения, а вы так манкируете! Ох, как вы манкируете!
А.А.: Да почему же я не могу назвать глупую книжку глупой?
Беликов Потому что она разрешена к печати вышестоящим начальством как весьма полезное и ценное издание. Тут не просто теория, но практическое руководство. Вот-с, взгляните. Упражнение нумер один...
А.А.: (читает). "Упражнение номеп один Пока поэта не требует Аполлон к жертве священной, Света суетного в заботах погружен он малодушно..."
Гена: Ха-ха-ха! Вот это да! Это они Пушкина так изувечили!
Беликов Остановитесь, молодой человек! В вашем возрасте весьма пагубно смеяться над печатным словом! Извольте лучше читать дальше.
Гена: (читает). "Исправьте это умышленно искаженное пушкинское четверостишие: последнее слово 1-й строчки должно быть - "поэта", 2-й строчки - "Аполлон", 3-й-"света", 4-й - "погружен".
А.А.: Послушайте, господин Беликов, неужели вы верите, что эти дурацкие упражнения могут научить человека быть поэтом?
Беликов А вот сейчас я на основании этого руководства преподам господину Лебядкину один наглядный урок, и вы сам тотчас в этом убедитесь!
А.А.: Ну-ка, ну-ка, попробуйте!
Беликов Господин Лебядкин! Сделаемте такой опыт. Подсчитайте, сколько слогов имеется в каждой строчке вашего стихотворения...
Лебядкин Слушаюсь! Только я буду читать, а уж вы, господа, сделайте милость, загибайте пальцы. А то мне одному, пожалуй, и не справиться... (Читает по слогам.) "О-как-ми-ла-о-на..."
Гена: Шесть слогов!
Лебядкин "Е-ли-за-ве-та-Ту-ши-на..."
Гена: Восемь!
Лебядкин "Ко-гда-с-род-ствен-ни-ком-на-дам-ском-сед-ле-ле-та-ет..."
Гена: Четырнадцать!
Лебядкин "А-ло-кон-е-ё-свет-ра-ми-иг-ра-ет..."
Гена: Одиннадцать!
Беликов Вот видите! Шесть, восемь, четырнадцать и одиннадцать! А ежели вы хотите, чтобы ваши стихи были столь же благозвучны, как древнегреческие гекзаметры, вы должны следить, дабы в рифмующихся строчках было одинаковое количество слогов...
Лебядкин (потрясение). Ишь ты... А как же это сделать?
А.А.: Ну, это очень просто. Выбросьте лишние слова - и все. А те, что не влезают в размер, замените другими.
Лебядкин ..Легко сказать!
А.А.: Да нет, и сделать легко. Ну вот хотя бы так: О боже, как мила она, Елизавета Тушина, Когда в седле своем летает, А локон с ветерком играет Иль в церкви упадает ниц Среди благоговейных лиц...
Гена: "0-бо-же-как-ми-ла-о-на..." Восемь! "Е-ли-за-ве-та-Ту-ши-на". Тоже восемь! "Ког-да-в-се-дле-сво-емле-та-ет..." Девять! "А-ло-кон-с-ве-тер-ком-иг-ра-ет..." И тут девять!.. Архип Архипыч! Почему ж вы тогда сказали, что эта книжка дурацкая?
А.А.: Потому, что так оно и есть.
Гена: Но вот же вы сами сейчас сделали все так, как в ней написано, и стихи сразу стали в тысячу раз лучше!
А.А.: Нет, Геночка! Это тебе только кажется. Я ведь уже говорил, что стихи стали не лучше, а глаже. Ну, более складными, что ли... А ведь ты, по-моему, еще в прошлом нашем путешествии убедился, что складные вирши это еще далеко не стихи, а тем более - не поэзия...
Гена: Ну да, надо еще, чтобы смысл был...
А.А.: И не только смысл...
Гена: А чего еще?
А.А.: Очень часто бывает, что в стихотворении и размер соблюден, и рифма на месте, и даже смысл есть, а поэзия в нем; как говорится, и не ночевала...
К нашим героям приближается еще одна, тоже весьма своеобразная, фигура. Это человек с довольно благообразной внешностью, традиционной для русского интеллигента начала века: "чеховская" бородка, пенсне. Однако выглядит он более чем странно. Похоже, что он совершенно гол. Наготу его прикрывает только байковое одеяло. Из-под одеяла виднеются голые волосатые ноги. В руках - толстый том в роскошном золоченом переплете.
Человек, завернутый в одеяло Я к вам пришел навеки поселиться!
А.А.: А, Васисуалий Андреевич! Вы как нельзя более кстати!
Гена: Архип Архипыч, кто это? Странный какой! Почему он без штанов? И в одеяло завернут!
Беликов Я полагаю, это не одеяло, а древняя тога.
А.А.: Да нет, именно одеяло. Но вот то, что ты его, Геночка, не узнал, это для меня удивительно. Это же Васисуалий Лоханкин.
Гена: Ну да! Из "Золотого теленка"!
Лоханкин (замогильным голосом). Я к вам пришел навеки поселиться. Надеюсь я найти у вас приют...
Беликов Позвольте! Как это то есть приют? В таком виде? Я решительно протестую! Что скажет попечитель, если увидит меня в обществе человека, разгуливающего без панталон!.. Ступайте к себе домой!
Лоханкин Уж дома нет. Сгорел до основанья, Пожар, пожар пригнал меня сюда. Успел спасти я только одеяло И книгу спас любимую притом...
А.А.: мк видите, друзья мои, Васисуалий Андреевич изъясняется чистейшим пятистопным ямбом. И при этом связно выражает то, что его волнует...
Лебядкин (завистливо). Да, так и щелкает, шельма, эти самые ямбы. Ровно орехи!
А.А.: И все же стихи его от этого поэзией, увы, не становятся.
Гена: А у него рифмы нету!
А.А.: Ну, не в рифме дело. Бывают ведь и так называемые белые стихи. Без рифм. Белым стихом написаны многие шедевры Пушкина, Лермонтова, Блока... Впрочем, если хочешь, Геночка, в ямбах Васисуалия Лоханкина тоже сейчас появится рифма. Ну-ка, Васисуалий Андреич, поднатужьтесь! Скажите нам то же самое, только в рифму!
Лоханкин (послушно). Уж дома нет. Беда врасплох застала. Огонь уж поглотил мой бывший дом. Успел спасти я только одеяло И книгу спас любимую притом.
А.А.: Как, Геночка? Сильно выиграли стихи Лоханкина оттого, что в них появилась рифма?
Гена: Да нет, не очень...
А.А.: Вот так же точно дело обстоит и со стихами капитана Лебядкина. Их можно выправить, пригладить, причесать, но поэтом он от этого не станет.
Лебядкин (оскорбление). Я - не поэт? Хорошо же сударь! Вы еще услышите об Игнате Лебядкине! Прощайте, вы, лицемер!
Беликов Позвольте и мне откланяться. Я вижу, милостивый государь, вы неисправимы. С вами опасно иметь дело. Ах, как бы теперь чего не вышло! Как бы чего не вышло!..
Лоханкин Куда же вы? Постойте! Погодите! Зачем, зачем бросаете меня? Где мне искать моей сермяжной правды? О, люди черствые и мерзкие притом!.. (Бежит вслед за Беликовым и Лебядкиным.)
А.А.: Ну вот, все ушли. И бог с ними... Что ж, Гена, надеюсь, теперь ты понял, почему та область Страны Литературии, в которой живут герои, подобные Лебядкину, Лоханкину, Ляпису, Козьме Пруткову, не может быть названа Республика Поэзия. Скорее, ее можно окрестить Антипоэзией...
Гена: Может, мы так ее и назовем?
А.А.: Да нет, не стоит. Как говорится, от добра добра не ищут. Лучшего названия, чем Эпигония, нам с тобой не найти. Я бы только добавил еще одно слово...
Гена: Какое?
А.А.: Провинция... Не графство, не королевство, не республика, не область, а именно провинция! Ведь Эпигония - самая заштатная, самая захолустная, самая провинциальная часть Страны Литературных Героев.
Гена: Архип Архипыч, а она большая - эта Эпигония?
А.А.: Огромная! Эпигония - одна из самых обширных и густо населенных областей Литературии.
Гена: Не понимаю, откуда в Стране Литературных Героев набралось столько писателей, пусть даже самых захудалых?
А.А.: Так ведь в Эпигонии живут не одни только создатели, но и потребители эпигонской литературной продукции. Кстати, именно поэтому было бы неправильно называть эту область Графство Графоманское. Тут живут не только графоманы, но и их многочисленные читатели, почитатели, поклонники.
Гена: А почему же мы тогда ни одного из них не встретили?
А.А.: Можешь не сомневаться, еще встретим!
