Ольга Колпакова - Почему рассердилась кикимора?
Мы давно уже распрощались с деревней на крутом берегу и катили дальше, на юго-восток. Следующая остановка должна быть в Ишиме.
– Ну вот, предположим, – рассуждала я вслух, – нашли мы правильное место. Дальше, наверное, надо дождаться правильного времени?
Тётушка кивнула:
– Говорят же: «Без Троицы[5] дом не строится» – период строительства должен был захватить Зелёные святки. Зелёные святки – праздник весенний, и дом должен был прорасти, как трава, распуститься, как листья на деревьях. Сверялись и с луной: на убывающей новых дел не затевали, стройку начинали после новолуния.
– Надо попробовать, – встрепенулась Младшая, – посадить два одинаковых семечка: одно на убывающей луне, другое – после новолуния, и посмотреть, какое лучше расти будет.
Подростком в полнолуние Тихон начинал говорить во сне. А просыпался – и опять молчок. Потом разговоры прекратились. Подруга-доктор, взвалив на себя организацию обследования, пыталась приободрить: мутизм, но редкий случай, руки опускать не надо.
Мы и не опускали. Мы ими начали говорить и петь. Тонкие пальцы Тихона летали как птицы. Он начал рисовать.
«Мутизм» звучало как «мутант». Мутант – изменённый, не такой, как родители. Это было совершенно справедливо. И совершенно непонятно. Какой был смысл ребёнку рождаться в семье, где он не нужен?
«Крест мой, крест! Иоанн Златоуст, спустись с небес, разомкни уста рабу Божьему Тихону. Как ты благославно говорил, разговаривал, так бы и раб Божий Тихон тоже говорил, меня, свою матушку, речью удивил…» – то ли древняя молитва, то ли современный заговор не работали, как и комплекс выписанных врачами препаратов. Может, потому, что хоть и матушка просила, да не та?..
– В какой день недели начинать строительство, зависело от небесных покровителей – ведь у каждого дня он свой, – тётушка продолжала выкладывать всё, что знала о древних обычаях наших предков. – Удачных дней было два – вторник и четверг, когда за землёй присматривали Ярило или Велес с Перуном. Эти боги благоприятствовали удаче, богатству, новому делу. С приходом христианства «счастливые» дни остались, только выбор их стали связывать с именами христианских святых.
Помимо места и времени важен был материал. Избы на Руси строились из дерева. Даже там, где было мало лесов и достаточно камня, дома всё равно были в основном деревянными. И не так давно на смену живому дереву пришли бетон, кирпич и другие материалы. Вроде бы, по всем стандартам, они не должны наносить вред здоровью человека. Как бы не так! При строительстве современной квартиры смешивают столько разных материалов, что в результате мы вдыхаем около ста летучих химических веществ. Не все они безопасны. Поэтому в первую очередь от этого, а не от грязного городского воздуха страдает здоровье жителя современного мегаполиса. Крысы, поселённые в железобетоне, в третьем поколении теряют способность к размножению… – Можно этим… дозиметром померять, – предложила Младшая. – Есть вред или нет. А в древности-то таких инструментов не было, как узнаешь: вдруг дерево радиацией заражено.
– Существовали другие способы выбрать правильное дерево. Не рубили «особенные» деревья – необычные с виду, одиноко стоящие, растущие на опасных местах. Не рубили те, что человек вырастил сам, на своей усадьбе. Не брали старые деревья – им нужно было дать умереть своей смертью. Но и молодняк тоже не трогали.
Я читала, что на Урале лес за последние двести пятьдесят лет трижды сводили чуть не под корень. Не для изб – для заводов, для угля он нужен был. Но то, что хорошего леса не найти, жаловались уже почти сто лет назад. В хранящейся у нас дома старой брошюрке «Крестьянин плотник-строитель»[6] автор сетует: «Дерево раньше как в 80 лет в стройку не шло. Зато и стояло оно в стройке без изъяну лет 200-300. А вот теперь идёт в стройку дерево едва-едва 40 лет. И потому-то и ждать от такого дерева долгой службы нечего. Происходит это от того, что леса выводятся; спелого, старого лесу всё меньше и меньше делается».
Младшая прикрыла окно – за Тюменью появились серьёзные комары. А деревья стали исчезать, уступая дорогу полям.
– Сухие деревья, – продолжала тётушка, – тоже не годились для избы: в таком доме и люди будут «сохнуть» – болеть и умирать. В доме, построенном из поваленного ураганом дерева, нужно готовиться к бурям. Очень важно было не ошибиться, не взять для дома «буйное» дерево. Такое дерево с виду мало чем отличалось от остальных, но из-за него могла порушиться вся постройка. Даже щепки от буйного дерева приносили болезни.
– Как же отличить буйное дерево от обычного? – заинтересовалась я.
– Буй – межа, граница (а ещё – церковная ограда и кладбище). Эти деревья росли на меже, на границе, на грани.
– И что же тут плохого, если дерево не сухое, не больное? – спросила Младшая.
– Вырастая на пограничье, деревья становились дорожкой с этого света в мир потусторонний. Не зря слова «дерево» и «дорога» восходят к одному корню. И не только в русском языке. «Дерево» у сибирских народов имеет в основе «путь», «дорога». Каким будет этот путь, куда приведёт – имеет большое значение. В Белоруссии опасные деревья называли «стоеросовыми».
– Дубины стоеросовые! Нас физрук так иногда обзывает, – вспомнила Младшая.
– Грамотный ваш физрук, – усмехнулась тётушка. – Только непонятно, что он имеет в виду. Стоеросовыми (то есть стоя растущими) называли деревья, породу которых не знали, а значит, не были уверены, что они не принесут с собой худа. Выходит, он так говорит не потому, что считает вас дураками, а потому, что вы для него загадка.
За окном изредка мелькали небольшие рощицы. Надо же, значит, и там, как у людей: одни деревья счастливые, другие несчастливые. В разных районах России были свои «несчастливые» деревья. Где-то не рубили сосну и ель, где-то – липу. Не использовали черёмуху, особенно боялись её корней. Плохим деревом считалась осина. Она действительно не годится для стен из-за мягкой древесины. Зато поделки, посуда, колодцы, ёмкости для воды и лемехи (чешуйки на маковки церквей) из неё получаются отменные. И крыши крыли осиновой дранкой – она прекрасно выдерживает влагу. Охотно брали для строительства сосну, лиственницу, кедр, ель, дуб. В музеях деревянного зодчества можно увидеть, какой толщины деревья росли в наших лесах триста-двести лет назад. Этой весной мы ездили в Нижнюю Синячиху, так там стоит баня высотой… в три бревна. Сейчас из трёх брёвен разве что собачью конуру можно сложить.
– Если хозяин приходил в лес и браковал три дерева подряд, в этот день не стоило приступать к выбору строительного материала. До определённого дня (в одних климатических зонах до Николы зимнего[7], в других до Троицы) деревья не тревожили, не рубили, а в некоторых местах запрещалось даже ломать ветки. Бережно относиться к природе было необходимо, чтобы дать ей возможность восстановиться. А ещё потому, что деревья живые.
– Да, нам это на ботанике рассказывали, что живые, – кивнула Младшая. – Ну, в смысле живая природа. Это же не значит, что они чувствуют, как люди, или понимают, что мы им говорим.
– О, царь зверей, поглядите на неё! – закипает тётушка. – Сто раз доказано, что и слышат, и чувствуют, а они всё своё: раз не человек, то и нечего с ним цацкаться! Если дерево не кричит, не бросается на тебя с кулаками, чтобы отомстить, когда ты ветку ломаешь, думаешь, ему и не больно?
Я тоже слышала про опыты индийского учёного Джагдиша Боса, которые показали: если мимозе сделать больно, она будет разворачивать листья колючей стороной к обидчику. А мимоза, сбрызнутая алкоголем, начинает беспорядочно перебирать листочками. Много писали и о других опытах: московский профессор В. Пушкин доказал, что растения чувствуют настроение человека. Рядом с радостным человеком герань тоже испытывает радость: перо энцефалографа, подключённого к растению, резко дёргается вверх. Растения общаются друг с другом. Но не словами, а с помощью грибка, который растёт на корнях и словно телеграфный провод передаёт новости от одного дерева к другому. Жираф, пожевав листья одной акации, не станет переходить к соседней, а уйдёт ужинать подальше, потому что знает: объеденное растение уже подало сигнал тревоги и соседние деревья впрыснули в листья вещества, делающие их невкусными, а то и ядовитыми. Так что смысл в том, чтобы «договориться» с деревом, прежде чем срубить его, всё же есть. И раньше люди чувствовали это интуитивно. Абхазы, чтобы не встревожить дерево, шли в лес, обернув чем-нибудь лезвие топора. Индейцы Северной Америки останавливались перед выбранным деревом и объясняли ему, почему вынуждены его срубить. А потом вдруг отбегали и рубили другое, похожее. Ботаник Уотсон смог объяснить это странное поведение после того, как узнал об эксперименте с яйцами. Оказывается, когда мы кладём в кипяток яйцо, оно каким-то образом «предупреждает» другие яйца, которые мы только собираемся варить. И те… падают в обморок. С деревьями, «узнавшими», что одно из них вот-вот лишится жизни, происходит что-то подобное. Дерево, которое «готовится» погибнуть, шлёт сигналы, после которых соседние деревья что-то меняют в себе – может быть, тоже «теряют сознание», или их успевает покинуть «дух», «душа» дерева, – и стволу уже не больно, когда его срубают. Сколько здесь ещё работы для биологов, ботаников, химиков, физиков!
