Джордж Макдональд - Легковесная принцесса
Совещание их по большей части сводилось к тому, что каждый в тысячный раз выдвигал и отстаивал собственные излюбленные теории. Ибо состояние принцессы предоставляло восхитительно широкое поле для обсуждения абсолютно всех спорных вопросов, по которым метафизики китайской империи разошлись во мнениях. Однако во имя справедливости нужно отметить, что мудрецы не обошли вниманием и практическую сторону, то есть вопрос «что делать»?
Пе-Дант был материалистом, Копи-Кек — спиритуалом. Один был нетороплив и сентенциозен, второй — порывист и взбалмошен; первое слово обычно выпадало спиритуалу, последнее оставалось за материалистом.
— Я еще раз готов подтвердить мое первоначальное суждение, — начал Копи-Кек с места в карьер. — Ни в теле, ни в душе принцессы нет ни малейшего изъяна; просто они не предназначены друг для друга. Слушайте меня, Пе-Дант, и я вкратце изложу вам свою точку зрения. А вы молчите и не возражайте. Я все равно не стану слушать вас до тех пор, пока не закончу. В тот знаменательный миг, когда души устремляются в назначенные им вместилища, две нетерпеливых души столкнулись, сшиблись, разлетелись в разные стороны, сбились с пути — и обе прибыли не туда. Одна из них, — душа нашей принцессы, — далеко отклонилась от курса. И по праву принадлежит она вообще не этому миру, но другой планете — возможно, Меркурию. Тяготение к истинной ее сфере уничтожает то естественное влияние, что в противном случае земной шар оказывал бы на ее телесную оболочку. Здесь ей ничто не мило. Между нею и этим миром нет никаких связей. А посему ей подобает привить, путем жесточайшего принуждения, интерес к земле как таковой. Принцессе необходимо изучить все разделы земной истории: историю животного мира, историю мира растительного, а также неорганического; историю общественного устройства, политики и нравственности; историю наук, литературы, музыки, искусства, и превыше всего — метафизики. Принцессе должно начать с китайской династии и закончить Японией. Однако прежде всего ей надлежит изучить геологию, и в особенности — историю вымерших видов животных, — их натуру, привычки, симпатии и антипатии и способы мести. Принцесса должна…
— Стойте! Сто-о-ойте! — взревел Пе-Дант. — Настала моя очередь! Я глубоко и непоколебимо убежден в том, что причины, породившие аномалии в состоянии принцессы носят исключительно и строго материальный характер. Впрочем, это равносильно утверждению о том, что они и впрямь существуют. А теперь выслушайте мое мнение. В силу тех или иных факторов, — для нашего исследования они неважны, — ее сердечная деятельность проистекает в обратном порядке. Эта достопримечательная комбинация процессов всасывания и нагнетания заработала в обратную сторону, — в случае злосчастной принцессы, я имею в виду: она всасывает там, где должна вытеснять, и вытесняет там, где должно всасывать. Функции предсердий и желудочков нарушились. Кровь разносится по венам и возвращается по артериям, и, следовательно, неправильно циркулирует по всему организму — в легких, и все такое прочее. Так стоит ли удивляться, что, при таком положении дел, в отношении гравитации, равно как и во многом другом, принцесса отличается от нормальных людей? В качестве лечения я предлагаю следующее: пустите принцессе кровь, и не прекращайте кровопускания до тех пор, пока самая ее жизнь не окажется под угрозой. При необходимости используйте ванну с теплой водой. Когда пациентка придет в состояние полной асфиксии, наложите повязку на левую лодыжку, стянув ее как можно туже. Одновременно наложите такую же повязку на правое запястье. При помощи специальных подставок поместите вторые ногу и руку под колокола воздушных насосов. Выкачайте воздух. Обеспечьте пинту французского бренди и ждите результатов.
— Каковые не замедлят воспоследовать в обличии мучительной Смерти, — уточнил Копи-Кек.
— Если и так, то принцесса умрет, помогая нам исполнить свой долг, — отпарировал Пе-Дант.
Но их величества были слишком привязаны к своей летучей доченьке, чтобы испытывать на ней одно из средств, предложенных этими в равной степени беспринципными философами. Впрочем, даже самое полное знание законов природы в ее случае оказалось бы бесполезным; ибо как прикажете принцессу классифицировать? Она представляла собою пятое невесомое тело, обладающее всеми прочими свойствами весомых.
8. А как насчет воды?
Пожалуй, лучшим лекарством для принцессы было бы впасть в пресловутую крайность под названием «любовь», иначе говоря — влюбиться. Но при отсутствии веса падать куда бы то ни было весьма и весьма затруднительно; прямо скажем, в этом-то основная проблема и состоит. Что до ее собственных чувств по этому поводу, так девушка и не подозревала, что есть на свете такой улей с медом и пчелами, только и поджидающий неосторожного. Но теперь настало время упомянуть про еще одну любопытную особенность нашей принцессы.
Дворец был выстроен на берегу прелестнейшего в мире озера; и принцесса любила это озеро сильнее отца и матери. И хотя сама девушка об этом не подозревала, но приверженность эта объяснялась просто: стоило ей оказаться в воде, и она вновь обретала законное свойство, коего ее столь подло лишили, — а именно, вес. Потому ли, что вода использовалась при нанесении ущерба, или в силу другой какой причины, — про то мне неведомо. Известно лишь, что принцесса плавала и ныряла точно утенок; так ее и звала старая кормилица. А обнаружился способ облегчить горькую участь девушки вот как.
Однажды летним вечером, во время общенародного карнавала, король с королевой и ее высочеством отправились покататься на королевской барке. Их сопровождала целая флотилия миниатюрных лодочек с придворными на борту. В середине озера принцессе взбрело в голову перебраться в ладью лорда-канцлера, который взял с собой дочку, ее большую любимицу. И хотя старый король редко снисходил до того, чтобы проявить в отношении своего горя неподобающее легкомыслие, однако в тот раз он пребывал в исключительно хорошем настроении, и, когда барки сошлись, подхватил принцессу на руки, собираясь перебросить ее по назначению. Однако его величество не удержал равновесия и, падая, выпустил дочь из рук, успев, впрочем, подтолкнуть ее вниз, хотя и не в нужном направлении; поскольку, ежели король свалился на дно барки, то принцесса полетела прямехонько в озеро. С ликующим смехом девушка скрылась под водой. Над лодками поднялся вопль ужаса. Никому еще не доводилось видеть, чтобы принцесса низринулась вниз. Половина придворных тут же попрыгали в озеро, но все они, один за одним, снова поднялись на поверхность глотнуть воздуха, как вдруг — динь-динь-буль-плюх! — над водой в отдалении зазвенел смех принцессы. Да, это была она: девушка плыла себе, словно лебедь, и возвращаться в лодку наотрез отказывалась — будь то ради короля или королевы, лорда-канцлера или его дочки. Ничто не могло поколебать ее упрямства.
И в то же время принцесса казалась смирнее обычного. Может статься, потому, что там, где радость велика, смеху уже не место. Как бы то ни было, после этого случая принцесса помышляла лишь о том, как бы оказаться в воде, и, чем больше времени проводила в озере, тем прекраснее казалась, тем деликатнее себя вела. Что лето, что зима — все едино; вот только в холода, когда приходилось разбивать лед на воде, она не могла оставаться в озере подолгу. А летом, в любой день, с утра до вечера на синей глади отчетливо различалось белое пятнышко: оно то застывало неподвижно, точно тень облачка, то стремительно проносилось через озеро, словно дельфин; принцесса исчезала под водой и выныривала далеко в стороне, именно там, где ее меньше всего ждали. Будь ее воля, девушка оставалась бы в озере и ночью; ибо балкон под ее окном выходил на глубокую заводь, а по мелкой, заросшей тростником протоке она бы выплыла на бескрайний водный простор, и никто бы так ничего не прознал. Просыпаясь в лунном свете, принцесса с трудом противилась искушению. Но всякий раз ее останавливало одно досадное препятствие: как спуститься? Она панически боялась воздуха, как иные дети боятся воды. Ибо легчайший из сквозняков сдул бы девушку прочь, а ведь ветер может подняться в любой момент! А если бы она оттолкнулась в направлении воды и все-таки не долетела бы, бедняжка оказалась бы в крайне неловком положении, даже невзирая на ветер; ибо в лучшем случая там бы девушка и осталась висеть, как есть, в ночной сорочке, пока ее не заметят и не выудят из окна.
— Ох! Будь у меня вес, — размышляла принцесса, глядя на воду, — я бы так и бросилась вниз головой с балкона, точно огромная белая морская птица, прямехонько в ненаглядную мокрую водичку. Увы мне!
Только из-за этого принцесса и жалела о том, что непохожа на других людей.
Была у нее и еще одна причина любить воду: только в озере принцесса обретала свободу. Ибо ее высочеству не полагалось покидать дворца без сопровождения кортежа, состоящего отчасти из легкой кавалерии, из опасения, что ветер вздумает с нею вольничать. А с течением лет король становился все более опаслив и в конце концов строго-настрого запретил дочке выходить на свежий воздух, не приняв должных мер предосторожности, а именно: двадцать вельмож удерживали в руках двадцать шелковых шнурков, прикрепленных к стольким же частям ее платья. Разумеется, верховая езда исключалась целиком и полностью. Однако стоило принцессе оказаться в воде — и долой все церемонии!
