Алексей Толстой - Сказки
- Вот тебе!..
Выскокнул из норы овинник, пыхнул зелеными глазами и стал сноп рвать, а девушки из овина выбежали и - на деревню, а та, что подогадливее - Василиса, - схоронилась за ворох соломы и говорит оттуда:
- Черный кот, старый овинник, что со мной делаешь, - все тело мое изорвал.
Фыркнул овинник, отскочил и кричит:
- Очень я злой, погоди - отойду, тогда разговаривай.
Подождала Василиса и говорит опять:
- Отошел?
- Отхожу, сейчас, только усы вылижу... Ну, что тебе надо?
- Залечи мне раны...
Фыркнул кот в землю, лапой пыль подхватил и мазнул по снопу.
А сноп так и остался снопом...
- Так ты меня обманула? - говорит кот, а самому уж смешно.
- Обманула, батюшка, - отвечает ему Василиса, - прости, батюшка, да смилуйся - найди мне жениха, чтобы краше его на свете не было.
- Уж больно я сам-то урод, - говорит овинник. - Ну да ладно. - И ударился о землю и стал из черного кота - кот белый и хвостом Василису пощекотал...
- Чем тебе не жених?
- Нет, - говорит Василиса, - за кота замуж не пойду; дай мне жениха настоящего.
Подумал овинник, походил по овину, - мыша походя сожрал. Вдруг подскочил к ржаному снопу, заурчал, облизал его, чихнул три раза и сделался из снопа - человек.
- Получай жениха, - говорит Василисе овинник. - Смотри - от сырости береги, а то прорастет.
Василиса взяла человека за руку и вывела его из подлаза, из овина на лунный свет. И встал перед ней молодой жених в золотом кафтане, в шапке с пером. Глядит на Василису и смеется. Василиса поклонилась ему в пояс и они пошли в избу.
Прошло с той поры много дней. Лег снег на мерзлую землю, завыли студеные ветра, поднялись вьюги.
Соломенный жених живет у Василисы, похаживает по горнице, поглядывает в окошечко и все приговаривает.
- Скучно мне, темно, холодно...
И стала Василиса замечать, что жених ее портится, позеленело у него на кафтане и на сапожках золото, ночью стал кашлять, стонать во сне. Раз утром слез с кровати, подпоясался и говорит:
- Уйду, Василиса, искать теплого места.
- А я-то как же?..
- Ты меня жди.
И ушел, только снег скрипнул за воротами. Жених идет, весь от инея белый. Кругом него мороз молоточками постукивает - крепко ли закована земля, не взломан ли синий лед на реке; по деревьям попрыгивает, морозит зайцам уши.
Хочет жених от мороза уйти, а молоточки все чаще, все больнее постукивают, - по жилам, по костям. Остудился жених, а степь бела кругом, ровна.
И повисло над степью, над самым краем солнце, красное и студеное. Жених к солнцу бежит, колпаком машет:
- Погоди, погоди, возьми меня в зеленые луга.
И добежал было. Вдруг выскочил из-под снега большой, косматый, крепколобый волк, доскакал большим махом до солнца, обхватил его лапами, прижался пузом, - с одной стороны, с другой приловчился и вонзил клыки в алое солнце.
Завизжали, застучали ледяные молотки, потемнела степь, завыл мертвый лес. Соломенный жених бежать пустился, упал в снег и не помнит, что дальше было.
Василиса, когда одна осталась, пораскинула бабьим умом и пошла к старому овиннику. А чтобы он не очень сердился, сунула под нос ему пирог с творогом и говорит:
- Жених от меня убежал, должно быть, замерз, очень жалею его.
- Ничего, - отвечает ей овинник, - жених твой в озимое пошел.
- А я-то как же?
- Найдешь ты жениха в чистом поле, ляг с ним рядом, а что дальше будет - сама увидишь.
Пошла Василиса в поле, долго шла, не день и не два. Видит - большой сугроб. Разрыла его руками, видит - лежит под снегом жених.
Упала на него Василиса, омочила лицо его слезами; жених не шевелится.
Тогда легла она с ним рядом и стала глядеть в зимнее белое небо.
Снег Василису порошит, молоточки в сердце бьют, обручи набивают на тело, и говорит Василиса:
- Желанный мой.
И чудится ей - голубеет, синеет небо, и из самой его глубины летит к земле, раскаляясь, близится молодое, снова рожденное солнце.
Заухали снега, загудели овраги, ручьи побежали, обнажая черную землю, над буграми поднялись жаворонки, засвистели серые скворцы, грач пришел важной походкой, и соломенный жених открыл сонные синие глаза и привстал.
Проходили мимо добрые люди, сели на меже отдохнуть и сказали:
- Смотри, как рожь всколосилась, а с ней переплелись васильки цветы...
Душисто.
СТРАННИК И ЗМЕЙ
Багряное солнце садилось над мерзлым бурьяном, скрипели журавли колодцев, вдова Акулина пела у окошка горемычную песню, а по деревне проходил странник. Полушубок на нем древний, из дыр овчина торчит, лыковая котомка за плечами.
Ни молод странник, ни стар, а взглянешь на него - под усами умильная улыбка, глаза серые, ласковые, смешливые.
Подходит он к Акулининому двору, шапку снял и говорит ласково:
- Скучно тебе, милая?
Увидала странника Акулина, кинулась за ворота.
- Странник божий, взойди, сделай милость.
Взошел странник, сел на лавку. Угощает его вдова, а сама пытает - откуда да куда, не слышал ли про счастье: лежит, говорят, оно в океане, под горючим камнем.
Странник наелся, напился, ложку положил и спрашивает:
- Ну, а ты, милая, все - маешься?
Забилась Акулина на лавке.
- Такая маета - сказать не можно: сушит змей белое мое тело, сосет сердце, ночи до утра глаз не смыкаю, а в полночь свистнет над крышей, рассыплется искрами и встанет на дворе - не зверь, не человек...
Улыбается странник, светятся глаза его.
- Силен враг, Акулина, трудно тебе, трудно. А ведь свистнет - опять побежишь?
Заголосила Акулина:
- Страшно мне, ночь придет, сама ко врагу потянусь, а днем руки бы на себя наложила.
Погладил ее по голове странник, и затихла молодая баба.
- Тетенька Акулина, - позвал в окно девичий голосок, - на посиделки тебя кличут, пойдешь?
А там поглубже заглянул любопытный глаз.
- Ты и странника приводи, сказку скажет!
Рассмеялась и убежала, а странник говорит:
- Что же, Акулина, пойдем, куда зовут.
Акулина ушла за перегородку прибираться, а странник у окна запел:
Ходила во синем море,
Ходила белая рыба,
Ходила, била плесом
По тому ли синю морю:
Ты раздайся, синее море,
На две волны, на два берега.
Ты выплесни, выкини
Алатырь, горюч камень.
Слушает, вздыхает Акулина за перегородкой; прибралась, вышла, - красивая, глаза мрачные.
- Ну, пойдем, странник.
Пришли на посиделки. А там народу набилось, как грибов в лукошко; тренькают на балалайке, подплясывают, подпевают, шутки шутят, и в сенях, и на лавках, и на печи - понабились.
Странника обступили, просят.
- Спой нам, скажи сказку.
Странник сел у двери и запел опять про то же:
Ходила во синем море,
Ходила белая рыба. Пригорюнились девицы, подсели к парням. Кто с печи голову свесил, кто с полатей. Расселись парами - стало тихо. Одна Акулина без друга, как куст обкошенный. Сдвинула брови, белая кипень, стоит посреди избы, под сарафаном грудь ходуном ходит.
- Акулина, Акулина, обойдись, - говорит странник.
А у нее глаза уж как озеро. Дрожит дрожью. В это время просвистел за окном змеиный свист.
Дрогнула Акулина и - к двери.
- Не ходи, Акулина!
- Пусти!
Выскочила на улицу; странник за ней и схоронился в сенях. Акулина стала посреди двора и шепчет:
- Лети... лети.
И со свистом, как от тысячи птиц, закружился над двором черный змей, раскинул крылья, опустился на снег.
Встал на лапы, лебединую голову протянул к Акулине и языком - облизнул ей белое лицо.
А странник подкрался, оттолкнул Акулину да змея по голове лестовкой и ударил.
Взметнулся змей и рассыпался просом, а странник петухом обернулся зерна клевать.
Не дала ему, упала на петуха Акулина, ухватила за крылья и в избу поволокла.
- Оборотень, - закричала Акулина, - рубите ему голову!
Петух вырвался - да под лавку, крыльями бьет, в руки не дается.
Заметался народ по избе, петуха ловят. Поймали, у Акулины и топор в руках.
- Клади его на порог!
Вытянули за голову, за ноги петуха. Размахнулась Акулина топором... Да так и застыла у нее рука.
Пропали стены. Вместо девушек - березы в инее, парни - ели, а Акулина - ива плакучая, вся в сосульках.
На пне сидит странник. Улыбается, сияют серые глаза. Возле на снегу лежит петушиное перо.
Поднял странник перо, пустил по ветру, сказал:
- Лети, перышко, где сядешь, туда и я скоро приду; много еще мне исходить осталось, увертлив змей, не пришло его время.
ПРОКЛЯТАЯ ДЕСЯТИНА
Клонит ветер шелковые зеленя, солнце в жаворонковом свисте по небу летит, и от земли идет крепкий, ржаной дух.
Одна только невсхожая полоса с бугра в лощину лежит черной заплатой десятина бобыля...
У десятины стоит бобыль; ветер треплет непокрытую его голову.
- Эх, - говорит бобыль, - третий год меня мучаешь, проклятая! - Плюнул на родную землю и пошел прочь.
Проходит неделя. В четверг после дождя встречает бобыля шабер и говорит ему: