Анатолий Мошковский - Дельфиний мыс
Быстро перебирая тонкими ножками, деловитый и уверенный, Виталик привел их через высокие ворота на территорию дома отдыха: дворец с колоннами, аллеи, клумбы, фонтаны со статуями… Мальчик кивнул сторожу и санитаркам в белых халатах и беспрепятственно провел Одика с отцом по гранитным ступеням в торжественную прохладу дворца. Мимо ожидавших в приемной они проследовали за Виталиком прямо в кабинет.
В глубоком кресле на низких ножках полусидел, полулежал плотный загорелый человек и, закинув ногу на ногу, басом разговаривал по телефону. Стол перед ним был громаден и ошеломительно пуст - лишь ручка да белый листок бумаги - и весь сверкал своей поверхностью на солнце; не то что стол отца у них дома - старый, скрипучий, испачканный чернилами, заваленный книгами и пожелтевшими газетами.
Одик с трудом заставил себя перешагнуть порожек. И, перешагнув, прижался лопатками к стене.
Увидев вошедших вместе с Виталиком, человек - а это, конечно, был сам директор дома отдыха Карпов - быстро кончил разговор, положил трубку на рычаг и улыбнулся.
- Чем могу быть полезен?
Отец ничего не сказал, и правильно сделал: еще напортит! Он протянул Карпову измятое письмо. Тот стал читать, и лицо его из властного и решительного потихоньку становилось все более мягким, понимающим, доступным.
И Одик почувствовал легкость.
- Присаживайтесь, пожалуйста. - Карпов показал рукой на стулья у стола.
Они присели. Оба на краешки стульев. Только Виталик не сел. Он стоял у порога и, видно, ждал, чем все это кончится.
- Благополучно доехали? - спросил Карпов.
- Вполне.
Лицо у отца было красное, напряженное.
- Ваш сосед, Геннадий Вениаминович, - прямо, без перехода начал Карпов и прошелся короткими сильными пальцами по этому громадному, пустынному, сверкающему столу, - прекрасный человек: точный и обязательный. Ненавижу болтунов.
Одик с отцом согласно качнули головой.
- Спасибо вам за труды, - продолжал Карпов, - а в смысле пристанища вот что: к сожалению, на днях должен приехать мой старший сын, так что могу приютить вас только временно, однако твердо обещаю устроить в другом хорошем месте у моих друзей, и тоже у моря.
- Благодарю вас, сказал отец, поспешно встал и суетливо закланялся на прощанье, неуклюже пятясь задом к двери.
Одик последовал за ним.
- Виталик, проводи гостей, - бросил Карпов. - Скажи, чтоб их расположили в комнате Всеволода. До вечера!
Глава 3
КАРПОВ
Они той же дорогой шли назад, и перед Одиком все стояло лицо директора, широкое, загорелое, с твердыми, уверенными глазами. И его стол, и просторный кабинет, блистающий чистотой и порядком.
И Одику впервые бросилось в глаза, что у отца, шедшего перед ним, измятые брюки с пятном сзади, что они у него вечно сползают и он то и дело подтягивает их; что у него от полноты и несобранности неуклюжая, неустойчивая походка, словно его заносит то вправо, то влево и он неточно знает свое направление и свою цель.
Впереди по-прежнему шел Виталик. Что он за мальчишка? Добрый? Хитрый? Насмешливый? Сдружится с ним?
Что-то не похоже: чешет вперед и не оглянется. Точно и забыл про них.
Комната Всеволода была большая, светлая, оклеенная обоями в крупную золотистую клетку, с широченной тахтой, креслами на тонких ножках и низким столиком.
Видя, как отец с матерью восхищаются комнатой, Виталик, стоявший в дверях, сказал:
- Ничего особенного… Располагайтесь, пожалуйста, - бесшумно прикрыл дверь и удалился.
- Нам бы такую комнату в Москве! - сказала мама. - Жаль, что ненадолго… Вот бы где пожить!.. Оля, ты хочешь есть?
- Я хочу, - сказал Одик. - Может, ее цыпленок остался?
- Замолчи. Я тебя не спрашиваю.
- Идемте к морю, - попросила Оля.
Они распаковали вещи, наскоро поели из дорожных припасов, переоделись - и к морю. Оно было в трех минутах ходьбы от дома, а если быстро бежать по той же Тенистой улице, то, наверно, и в двух. И Одик с Олей побежали. Ограда участков оборвалась, деревья робко отступили куда-то назад, прикрывая ветвями улицу, и здесь Оля, сильно обогнавшая Одика, точно споткнулась обо что-то неправдоподобно огромное и синее. И едва не упала. И остановилась, давая Одику обогнать себя. И замерла.
Это и было море, и начиналось оно от ее ног, от ее легких, с дырочками сандалий, а упиралось в горизонт и поддерживало бескрайнее небо.
А рядом был узкий галечный пляж. Он был сплошь усеян людьми в пестрых купальниках и плавках. Потом подошли мама с отцом. Мама расстегнула сарафан, он упал на камни, и она зажмурилась, засмеялась, взвизгнула и бросилась в сверкающую пену прибоя. Оля тоже скинула платье и, в красных трусиках, худенькая - ребрышки да косточки, - хромая от непривычки на твердых камнях - она-то думала, пляжи бывают только песчаные! - забегала возле воды. Море играло с ней, щекотало пятки, швырялось пеной, кололось брызгами. И казалось свирепо-холодным.
Наплававшись, мама пошла к берегу и протянула ей руку. Оля осмелела, прыгнула через накат и сразу наглоталась моря: ну точно рассольник! Только с горчинкой. Заработала ногами и руками и поплыла рядом с мамой. Отец сидел на полотенце и, широко расставив локти, стаскивал рубаху, а Одик, в больших трусах и майке, белокожий, толстоногий и какой-то весь надутый, бродил в тапках по гальке и с досадой смотрел на нее, Олю.
"Так ему и надо, - думала она. - Пузырь! Бублик! До сих пор не научился… Только притворяется, что хочет плавать… Как же это можно хотеть и не научиться?"
И, выйдя на берег, Оля спросила:
- А учиться когда будешь?
- Успею, - буркнул Одик. - Сама бы поучилась, а то дергаешься по-собачьи, смотреть противно.
- А тебе повезло, - сказала Оля. - Очень повезло.
Одик, защищаясь рукой от солнца, пристально посмотрел на нее.
- Почему?
- А потому, что Игорька сюда не нужно было везти. Местный Игорек нашелся: есть кем командовать! Ать, два, ать, два! Ни на шаг не отстанет…
- Давно не ревела? - Одик подбросил обкатанный камешек. Видит же, что Виталик не обращает на него ни малейшего внимания, а говорит!..
Оля показала ему язык и пошла к отцу.
После обеда они всем семейством сидели на солнечной террасе в удобных плетеных креслах, и дующий с моря ветер, процеженный листвой сада, касался их соленых от воды лиц и плеч прохладой. Неожиданно появился Карпов. Он легко взбежал по ступенькам на террасу. Крепкий, подтянутый, он был в том же сером костюме и в сиреневой рубахе с отложным воротником. В руке он держал бутылку муската.
- Выпьем за приезд, - сказал он, и тут же Виталик без напоминаний и просьб принес длинные рюмки и в полном молчании поставил перед каждым взрослым, а его молодая смуглая мама - ее звали Лиля - подала тарелку с крупной свежей клубникой, источавшей невыносимо вкусный аромат, и вазу с большими желтыми яблоками.
Одик увидел, как натянулось и застыло отцовское лицо, а мамино, наоборот, оживилось, вспыхнуло и стало невероятно любезным, - никогда не видел его таким Одик! Но и в том и в другом лице было что-то жалкое. Что ж, это и понятно: когда они еще имели дело с таким важным человеком, как Георгий Никанорович? Да и к тому же сильно зависели от него.
Он был из другого мира. Он, видно, знал что-то такое, чего не знали они.
Одик стал пристально разглядывать лицо директора, грубоватое, шершавое, четкое, с широкой мужественной шеей в отвороте рубахи и мужественной поперечной морщинкой на лбу: она, словно с размаху, клином врезалась в его переносицу. Он был густоволос - точно ни одного волоска не потерял за всю жизнь, так мощно росли они на его голове; и чтобы они не лезли на глаза и не закрывали уши, он подстригал их коротко.
- Прошу! - Карпов показал на угощение, и отец с мамой придвинулись к столу. - Ваше здоровье! - Карпов поднял рюмку с золотистым вином.
- Спасибо. - Отец с мамой тоже подняли свои.
Отец выпил сразу всю рюмку, а Георгий Никанорович с мамой отпили по маленькому глотку и поставили на стол. Карпов снова налил отцу, и он теперь не торопился осушить свою рюмку.
- Ничего? - спросил Карпов у родителей, которые по-прежнему молчали.
Да что они, говорить разучились? Как им не стыдно все время молчать!
- Замечательное, - сказал отец, - напиток богов, а не вино!
- Какой букет! - поддержала его мама. - Никогда не пила такое… Изумительное!
- Ну, бывает и получше, - заметил Карпов, - да кто теперь понимает толк в настоящем вине? Людям нужно, чтобы было покрепче, - напиться, надраться, извините, до потери человеческого облика, до уровня свиньи. А ведь вино существует для украшения жизни, для радости…
- Очень верно. - Отец снова коснулся губами рюмки.
- Как у вас здесь!.. - сказала мама, глядя в сад. - С утра до вечера можно смотреть на море - и не надоест: все время меняется и всегда оно прекрасное.
- Да, у нас неплохо, - проговорил Карпов, - свой микроклимат - вот эти горы защищают городок от холодных ветров с севера. Сухо и тепло. И земля хорошо родит, если воду провести. И берега, как вы могли убедиться, удобные для купания - не сразу обрываются…
