Иван Василенко - Артемка в цирке
- Слюшай, - торопливо заговорил Пепс: - Шишка сказала - хороший рибашник ходит ночь ловить риба. Ночь риба очень клювает. Пойдем, Артиомка, мы очен много бичков поймайт.
- Что он выдумывает! - удивился Артемка. - Ночью рыбу не удят. Он пьяный, наверно?
- Нет, Шишка не пьяная. Шишка трезвая. Пойдем, Артиомка!
- Ну, ладно, только давай досмотрим борьбу.
- Зачем смотреть? Пойдем, Артиомка, пожалуйста, пойдем! - попросил Пепс.
- Ну, пойдем, если тебе так хочется, - согласился Артемка.
И вот опять у ног их плещется вода. В воде дрожат звезды. Вдали скользит черный силуэт лодки. Тихо так, что слышно, как скрипят в уключинах весла.
Пепс и Артемка смотрят на поплавки. В ночной темноте они еле видны: глаз то улавливает их, то вновь теряет, и от этого кажется, что они ныряют.
- Клювает... - шепчет Пепс и подбрасывает удилище.
Но крючок пуст, даже червяк не съеден.
- Ну что ти скажешь! - жалуется негр.
- Слушай, Пепс, - говорит Артемка, потеряв терпение: - что ты ночью делаешь? Спишь или не спишь?
- Спишь, - отвечает Пепс.
- А может, бегаешь по улицам, борщ с котлетами ищешь?
- Нет, я спишь.
- Ну, а рыба, по-твоему, что делает ночью? Пепс молчит. Потом спрашивает неуверенно;
- Риба тоже спишь?
- Ну да! Когда ж ей спать, как не ночью!
- Значит, Шишка пьяная, - решает Пепс и сматывает удочки.
Но уходить не хочется. В городе духота, а здесь прямо в лицо дует свежий ветер.
Пепс растягивается" прямо на молу, только коврик под головой. Артемка примащивается рядом.
Сверху подмигивают звезды. Тихо, не жарко, и никто не глазеет. Хорошо!
- Знаешь что? - говорит Артемка. - Ты бы мне рассказал про чужие земли. Там, верно, все в манишках ходят. Ты в Турции был?
- Бил. Я в каждой страна бил.
- Ну какие там люди?
- В каждой страна есть хороший люди и есть плёхой люди. Хороший бедный, плёхой богатий. Я бил Франции и очень плакал, потом бил Германии и тоже плакал.
Артемка вспомнил, как всхлипывал Пепс на топчане у деда, и спросил:
- Ну как, дали тебе роль?
- Нет, Самарин очень злая, очень, очень злая.
- Дед Шишка говорит, что роль - это в колотушку стучать. Правда это?
- О нет! Это глюпа! Роль - это делать так, чтоб люди плакал, чтоб люди смеялся, чтоб у люди чувство хороший бил. Роль делает артист. Я очень, очень люблю артист!
Удивительные вещи рассказывает Пепс! Оказывается, можно сидеть в зале и за один вечер увидеть и услышать все, о чем рассказано в толстой книге. Надо только, чтобы артисты хорошо делали свои роли. Когда артисты хорошо делают свои роли, то люди думают, что так все и есть на самом деле, как показывают артисты. И тогда люди и плачут, и смеются, и ненавидят, и любят. А бывает и так, что артисты не разговаривают, а только всё руками объясняют. Тогда это будет называться пантомимой. И это тоже хорошо. Он, Пепс, очень хочет делать в пантомиме роль. Пепс плохо говорит по-русски, но ведь в пантомиме говорить не надо. В пантомиме Пепс тоже может играть, но Самарин не дает ему роли. А борьбу Пепс не любит. Борьба - блеф, обман.
- Как обман? - не понимает Артемка. - Как же это обман?
И тут он узнает такое, от чего сразу тускнеет весь его интерес к борьбе. Оказывается, что чемпиона Греции Маргули Пепс мог бы положить на лопатки сразу же, на первой минуте, а положил только на пятой, потому что так велел Кальвини. Иначе публике будет неинтересно. Пепс может положить и Гуля, но ему никогда не позволяли класть Гуля, и всегда их борьба кончалась вничью. Вот и теперь его заставят заболеть, и первое место займет Гуль. Он, Пепс, может всех положить на лопатки. Он не может положить на лопатки только русского борца Ивана Поддубного, потому что Иван Поддубный сделан из железа. Пепс боролся с ним и в Лондоне, и в Петербурге, и в Брюсселе, и везде Поддубный клал Пепса на лопатки.
Потому Поддубный и называется не чемпионом мира, а королем чемпионов.
Пепс еще много рассказывает интересного. Но бледнеет небо, звезды сжимаются и пропадают, и уже явственно видны стоящие в порту баржи, и греческий пароход "Полонес", что привез лимоны, и огромный черный "Георг", в который уже пятый день сыплют и сыплют пшеницу.
- Ну, давай закинем, - говорит Артемка. - Теперь как раз время. Рыба рано просыпается.
И действительно, к тому времени, когда из воды только показался сверкающий край солнца, в ведрах у рыболовов уже плавало до полусотни черных увесистых бычков.
- О, какая умная Шишка! - удивлялся Пепс, вытаскивая бычка за бычком. Очень, очень умная Шишка!..
СЧАСТЬЕ ПЕПСА
По городу ходит человек со скучным лицом. Он немного прихрамывает. В одной руке у него ведро с клейстером и помазком, в другой - сверток разноцветных листов бумаги.
Хромой человек клеит афиши не только на вертушках, но и на всяком мало-мальски подходящем месте. Клеит он их и на Артемкиной будке. Раньше Артемка афиш не читал. Побывав же раз в цирке, он уже ни одной афиши не пропускал и читал все подряд, до самой последней и самой мелкой строчки, в которой говорилось, что афишу разрешил печатагь полицмейстер подполковник Жуков.
Артемка знал, что в цирке готовят пантомиму. Иногда ему даже удавалось видеть, как собравшиеся на арену цирковые артисты, борцы и униформисты молча размахивают руками, дерутся деревянными мечами, кланяются, а Самарин, короткий, толстый человек с бритым лицом, стоит посредине арены и кричит:
- Где ваша мимика? Где ваша мимика, черт вас возьми?! Пахомов, сделайте улыбающееся лицо! Улыбающееся, я говорю, а не идиотское!
Артемка с любопытством ждал пантомимы и всякий раз выскакивал из будки, как только слышал, что снаружи по стене гуляет помазок.
Наконец появилась долгожданная афиша. Она была едко-зеленого цвета и вдвое больше обыкновенной. На афише стоял толстый мужчина в широченных штанах, на бритой голове косичка, усы вниз, и целился из ружья в черноусого красавца.
"Тарас Бульба", - прочитал Артемка название пантомимы и подумал: "Если б не я, не видать бы вам ни Тараса, ни Бульбы!"
- О, Артиомка! - услышал он сзади. - Я очень много искал твой фабрик. Где есть твой фабрик?
- Это и есть моя фабрика, - сказал Артемка с гордостью. - Короче, мастерская по починке обуви и заливке калош, или, что то же самое, сапожная будка.
Будка была закоптелая, вся в заплатах и мелких щелях. Пепс только покачал головой. Потом он подошел ближе к афише и провел пальцем под крупной печатной строчкой: "Участвуют все артисты цирка и весь состав чемпионата".
- Это не есть правда, - сказал он.
- Так и не дал, значит, тебе Самарин роли?
- Нет, он очень плёхая, Самарин.
- Хулиган, короче, - сказал Артемка.
- Хулиган, - согласился Пепс. Он вынул из бокового кармана небольшой томик и дал его Артемке:
- Вот, Артиомка, это я купил в магазине. Пойдем твоя фабрик. Я очень плёхо знаю русский слова. Ти будешь читать, я буду слюшать Я очень буду слюшать.
Артемка развернул томик. Это были повести Гоголя и в их числе "Тарас Бульба".
- О, - обрадовался Артемка, - это ты здорово придумал! - И тут же встревоженно спросил: - А ты в будку влезешь?
Пепс взглядом измерил будку и уверенно сказал:
- Влечешь.
- Ну, пошли!
В будке Пепсу неудобно: спина согнута, голова упирается в полку с колодками, ноги - в стену. Но он, кажется, этого не замечает и не сводит с Артемки глаз.
Какая, однако, досада, что так часто попадаются непонятые слова! Пепс то и дело кладет руку на книгу и, прерывая чтение, спрашивает:
- Что есть свитка? Что есть отчизна? Что есть чертовы ляхи?
Артемке и самому многие слова непонятны. Все-таки, что знает, он объясняет:
- Свитка - это шуба, или, короче, пальто. Чертовы ляхи - это которые житья казакам не давали.
Но если отдельные слова и остались непонятными, зато во всем ходе событий Пепс разобрался прекрасно, и повесть пришлась ему как нельзя больше по душе. Слушая ее, он вздыхал, качал головой, закрывал глаза и все шептал какие-то непонятные Артемке слова. К Андрию он отнесся презрительно в самом начале. А когда услышал, как тот, разнаряженный, выехал на великолепном аргамаке вместе с польскими шляхтичами, чтобы рубить своих же братьев-казаков, то гадливо поморщился и сплюнул в лохань
- Такой сердце надо собакам бросать! - сказал он. Зато от Остапа был в восторге и все повторял:
- О, Остап, о, это хорошая казак!
А когда Артемка прочитал: "Но уж одолевают Остапа; уже один накинул ему на шею аркан, уже вяжут, уже берут Остапа. "Эх, Остап, Остап..." - кричал Тарас, пробиваясь к нему, рубя в капусту встречных и поперечных", Пепс схватился руками за голову и застонал.
Наибольшее впечатление произвел на Пепса сам Бульба.. Человек, убивший своего сына за измену родине и так страшно отомстивший поработителям, казался ему существом сверхъестественным. Он не спрашивал, существовал ли Тарас на самом деле; он видел Тараса как живого и пугал Артемку то гневными, то радостными выкриками.
