Редьярд Киплинг - Рикки-Тикки-Тави
Нагайна увидела, что Тедди ей уже не убить, а яйцо лежит у Рикки-Тикки между лапами.
- Отдай мне яйцо, Рикки-Тикки! Отдай мне мое последнее яйцо, и я уйду и не вернусь никогда, - сказала она, опуская свой капюшон.
- Да, ты уйдешь и никогда не вернешься, Нагайна, потому что тебе скоро лежать рядом с твоим Нагом на мусорной куче. Скорее же сражайся со мною! Большой Человек уже пошел за ружьём. Сражайся же со мною, Нагайна!
Рикки-Тикки егозил вокруг Нагайны на таком расстоянии, чтобы она не могла его тронуть, и его маленькие глазки были как раскаленные угли.
Нагайна свернулась в клубок и что есть силы налетела на него. А он отскочил вверх - и назад. Снова, и снова, и снова повторялись ее нападения, и всякий раз ее голова хлопала с размаху о циновку, и она снова свертывалась, как часовая пружина. Рикки-Тикки плясал по кругу, желая обойти ее сзади, но Нагайна всякий раз поворачивалась, чтобы встретить его лицом к лицу, и оттого ее хвост шуршал на циновке, как сухие листья, гонимые ветром.
Он и забыл про яйцо. Оно все еще лежало на веранде, и Нагайна подкрадывалась к нему ближе и ближе. И наконец, когда Рикки остановился, чтобы перевести дух, она подхватила яйцо и, скользнув со ступеней веранды, понеслась, как стрела, по дорожке. Рикки-Тикки - за нею. Когда кобра убегает от смерти, она делает такие извивы, как хлыст, которым стегают лошадиную шею.
Рикки-Тикки знал, что он должен настигнуть ее, иначе все тревоги начнутся опять. Она неслась к терновнику, чтобы юркнуть в густую траву, и Рикки-Тикки, пробегая, услышал, что Дарзи все еще распевает свою глупую победную песню. Но жена Дарзи была умнее его. Она вылетела из гнезда и захлопала крыльями над головой Нагайны. Если бы Дарзи прилетел ей на помощь, они, может быть, заставили бы кобру свернуть. Теперь же Нагайна только чуть-чуть опустила свой капюшон и продолжала ползти напрямик. Но эта легкая заминка приблизила к ней Рикки-Тикки. Когда она шмыгнула в нору, где жили она и Наг, белые зубы Рикки вцепились ей в хвост, и Рикки протиснулся туда вслед за нею, а, право, не всякий мангуст, даже самый умный и старый, решится последовать за коброй в нору. В норе было темно, и Рикки-Тикки не мог угадать, где она расширится настолько, что Нагайна повернется и ужалит его. Поэтому он яростно впился в ее хвост и, действуя лапками, как тормозами, изо всех сил упирался в покатую, мокрую, теплую землю.
Вскоре трава перестала качаться у входа в нору, и Дарзи сказал:
- Пропал Рикки-Тикки! Мы должны спеть ему похоронную песню. Бесстрашный Рикки-Тикки погиб. Нагайна убьет его в своем подземелье, в этом нет сомнения.
И он запел очень печальную песню, которую сочинил в тот же миг, но едва он дошел до самого грустного места, трава над норой зашевелилась опять, и оттуда, весь покрытый грязью, выкарабкался, облизывая усы, Рикки-Тикки. Дарзи вскрикнул негромко и прекратил свою песню.
Рикки-Тикки стряхнул с себя пыль и чихнул.
- Все кончено, - сказал он. - Вдова никогда уже не выйдет оттуда.
И красные муравьи, что живут между стеблями трав, немедленно стали спускаться в нору друг за другом, чтобы разведать, правду ли он говорит.
Рикки-Тикки свернулся клубком и тут же, в траве, не сходя с места, заснул - и спал, и спал, и спал до самого вечера, потому что нелегка была его работа в тот день.
А когда он пробудился от сна, он сказал:
- Теперь я пойду домой. Ты, Дарзи, сообщи кузнецу, а он сообщит всему саду, что Нагайна уже умерла.
Кузнец - это птица. Звуки, которые она производит, совсем как удары молоточка по медному тазу. Это потому, что она служит глашатаем в каждом индийском саду и сообщает новости всякому, кто желает слушать ее.
Идя по садовой дорожке, Рикки-Тикки услыхал ее первую трель, как удары в крошечный обеденный гонг. Это значило: "Молчите и слушайте!" А потом громко и твердо:
- Динг-донг-ток! Наг умер! Донг! Нагайна умерла! Динг-донг-ток!
И тотчас же все птицы в саду запели и все лягушки заквакали, потому что Наг и Нагайна пожирали и птиц, и лягушек.
Когда Рикки приблизился к дому, Тедди, и Теддина мать (она все еще была очень бледна), и Теддин отец бросились ему навстречу и чуть не заплакали. На этот раз он наелся как следует, а когда настало время спать, он уселся на Теддино плечо и отправился в постель вместе с мальчиком. Там увидела его Теддина мать, придя проведать сына поздно вечером.
- Это наш спаситель, - сказала она мужу. - Подумай только: он спас и Тедди, и тебя, и меня.
Рикки-Тикки тотчас же проснулся и даже подпрыгнул, потому что сон у мангустов очень чуткий.
- А, это вы! - сказал он. - Чего же вам еще беспокоиться: ни одной кобры не осталось в живых, а если бы они и остались - ведь я тут.
Рикки-Тикки имел право гордиться собою. Но все же он не слишком заважничал и, как истый мангуст, охранял этот сад и зубом, и когтем, и прыжком, и наскоком, так что ни одна кобра не смела сунуться сюда через ограду.
ХВАЛЕБНАЯ ПЕСНЬ,
которую птичка-портняжка Дарзи пела во славу Рикки-Тикки-Тави
- Жизнью живу я двойной:
В небе я песни пою,
Здесь, на земле, я портной
Домик из листьев я шью.
Здесь, на земле, в небесах над землею
Вью я, и шью, и пою!
Радуйся, нежная мать:
В битве убийца убит.
Пой над птенцами опять:
Недруг в могилу зарыт.
Злой кровопийца, таившийся в розах,
Пойман, убит и зарыт!
Кто он, избавивший нас?
Имя его мне открой.
Рикки - сверкающий глаз,
Тикки - бесстрашный герой.
Рик-Тикки-Тикки, герой наш великий,
Наш огнеглазый герой!
Хвост перед героем развей.
Трель вознеси к небесам.
Пой ему, пой, соловей!
Нет, я спою ему сам.
Славу пою я великому Рикки,
Когтям его смелым, клыкам его белым
И огненно-красным глазам!
(Здесь песня обрывается, потому что Рикки-Тикки-Тави помешал певцу продолжать ее.)
