Арина Ларина - Фея для школьной Золушки
– Василий, ты мне не ответил. – Она сурово дернула Пузикова и для пущей убедительности слегка треснула по спине пакетом со сменкой.
– А вопрос не был риторическим? – хмыкнул Вася. – Нет, я никогда бы не влюбился в принца, Надька! Я тебе больше скажу. Я б даже в принцессу не втюрился.
– Это почему еще?
– Потому что если бы я встретил на улице принцессу, я, как человек вменяемый, заволновался бы и побежал к психиатру. Ясно?
– Ясно. Ты приземленный, Васька. И никогда в твоей жизни не будет чудес и настоящей любви, – грустно констатировала Надежда.
– Да куда уж нам, убогим, – неожиданно обозлился Пузиков. – Все же странный вы, девицы, народ. Вроде ничего особенного не говорите, а хамите хуже, чем в трамвае.
– А ты обиделся?
– Нет!!!
– Ну и не ори, – вздохнула Черемушкина. – Вась, а где мне теперь его искать?
– Кого?
– Принца! – рявкнула Надя. Ей страшно хотелось разреветься, но при Василии было стыдно.
– В палате дурдома. Где-нибудь между Наполеоном и Петром Первым, – огрызнулся Пузиков. – Пошли быстрее, на урок опаздываем.
В гардеробе было шумно, тесно и весело. Мелкие, как обычно, пытались ввинтиться между старшими, пристраивая на свободные квадратные сантиметры свои тощие попы и разваливая по полу мешки, портфели и одежду. Средняя школа сбивалась в шушукающиеся девчачьи стайки, а мальчишки в этой давке еще и умудрялись бегать, драться и даже тырить вещи у девчонок, чтобы те потом с визгом и деланым возмущением их искали. Старшеклассники вели себя солидно, степенно переговаривались и флиртовали.
Это было обычное школьное утро. Для всех, кроме Нади Черемушкиной. У нее началась новая жизнь – волнительная и необыкновенная. В душе нарастал ураган чувств, и хотелось то ли смеяться, то ли плакать, то ли чего-то еще.
– Почему так поздно? – возмущенно подскочила к ней Таня. – Нам же надо начинать действовать! Перед первым уроком теперь вообще ничего не успеем. Вот вы, две черепахи! Васька, ты тоже хорош. Когда ты с парнями разговаривать будешь?
– Я, Гусева, вообще надеялся, что ты передумаешь, – честно признался Василий.
– А у меня такое, – невпопад заявила Надя и многозначительно посмотрела на Татьяну. – Офигеть!
– Чего? – тут же с готовностью поинтересовалась подруга.
– А я почему не знаю? – тут же в унисон с ней удивился Пузиков.
– Да чего два раза одно и то же рассказывать? Вот сейчас обоим и расскажу, – пожала плечами Надя. – Только это страшный секрет. Тайна. Ясно? Чтобы – никому!
Тут она с сомнением посмотрела на Татьяну. В том, что Васька будет молчать, как партизан на допросе у фашистов, можно было не сомневаться, а вот лучшая подруга, из которой все секреты высыпались, как горох из дырявого мешка… Хотя что такого, если о том, что в ее жизни появился принц, кто-то узнает? Наоборот, этим можно гордиться! Даже нужно гордиться. Вот, и у очкастой Черемушкиной появился кавалер! Обзавидуйтесь все.
– В общем, иду я сегодня в школу, – начала было она, но продолжить не успела.
– Домашку сделала? – налетел на рассказчицу Лешка Терехин. – По алгебре! Дай списать!
Алексей Терехин был симпатичным, очкастым и немыслимо хулиганистым. Диана Романовна называла его «шилопопым». В этом она была права. День, прожитый без приключения, был для Терехина личной трагедией. От него стонали учителя, обалдевали родители и тащились одноклассники. Он умудрялся своими подвигами так расцветить школьные будни, что скучных дней почти не бывало. Не успевал народ дообсуждать последний Лешкин фокус, как фонтанирующий идеями Терехин уже устраивал школе новое потрясение.
В сентябре, решив отметить конец первой учебной недели, он украсил шариками здоровенную березу, стоявшую в школьном дворе. Снимали его оттуда пожарные.
Диана Романовна, держась за сердце, бегала вокруг дерева и причитала, что «девятый класс, – взрослые люди, а ума нет». «Взрослые люди», обрадовавшись возможности прогулять урок, толпились рядом и хихикали. О том, что герой дня мог просто брякнуться вниз и остаться инвалидом, почему-то никто, кроме смешно ахавшей классной руководительницы, не подумал.
В октябре Алексей нарядил фикус, стоявший в раздевалке, в стащенные из гардероба вещи. Взял он их в «потеряшках» – маленьком закутке, где собирали всю потерянную школьниками одежду. В результате его усилий фикус превратился в подобие огородного пугала, обряженного в куртку, пару шапок, несколько шарфов и с бусами из варежек и перчаток. Подслеповатая гардеробщица, узрев эдакое громадное чучело, чуть не заработала инфаркт и орала так, что было слышно не только на первом, но и на втором этаже школы.
В ноябре гений креатива арендовал в фирме, занимающейся катанием горожан на лошадях, гнедую кобылу и прокатился на ней под революционную музыку под окнами школы. На башке при этом у него была буденовка, в руках красный флаг, а на плече макет винтовки, позаимствованный из школьного музея.
– Зато дети хотя бы запомнят историческую веху, – сказал историк Павел Семенович на педсовете, когда фиолетовая от гнева и переживаний Диана Романовна клеймила Лешку позором. – Теперь они все в курсе, что революция была в ноябре. И именно тогда солдаты и матросы пошли штурмовать Зимний дворец. А то у меня выпускной класс до сих пор путает Великую Отечественную войну и революцию 1917-го.
Наверное, Терехина давно выгнали бы из школы, но было одно «но». Лешка брал на всех олимпиадах по русскому и литературе первые места.
– У Терехина большое будущее, – вздыхала иногда Диана Романовна, после чего добавляла: – Будет, если он раньше не свернет себе шею или его не посадят.
Наде Алексей даже немного нравился. Он был веселым, если можно было так выразиться с учетом его анамнеза, неглупым и добрым парнем. Если бы он не считался в школе столь одиозной личностью, то она даже, наверное, с натяжкой могла бы и его представить на месте принца. Ну, не принца, а просто кавалера. Но все же иметь рядом столь активного ухажера, если поразмыслить, было слишком хлопотно. Но где-то в глубине души Надя держала его кандидатуру «про запас». Именно поэтому она все время давала Терехину списывать. Даже после того, как он пару раз заляпал ее тетрадь какой-то едой и один раз помял так, что тетрадь вовсе потеряла товарный вид и стала выглядеть как кандидат на туалетную бумагу.
– Лешка, дай раздеться-то, – пробормотала Надя, отпихивая Терехина от сумки, к которой он уже тянул свои жадные ручонки. – Потом дам. Первая все равно биология, успеешь списать. Только не помни́, как в прошлый раз.
– Это не я! – возмутился Терехин. – Меня оклеветали! Дашь?
– Сказала же – дам! Отвали, мешаешь!
– Леша, иди давай, – сдвинула брови Таня, которой не терпелось узнать подружкин секрет.
– Все-все, удаляюсь, – ухмыльнулся Алексей. – Я тебя, Черемушкина, почти люблю. До чего ж ты человек хороший. Давай я прямо сейчас тетрадь возьму, не буду тебя утруждать…
– Отвали, сказала! Потом! – рыкнула Надежда.
– Леха, даст она потом, – не выдержал Вася. – Иди уже. А то сейчас я тебе так дам, что ты алгебру вообще прогуляешь со свернутым на бок носом.
– Вы сговорились, – фыркнул Терехин. – Колитесь, что затеяли?
– Бомбу делаем, – светло и радостно улыбнулась ему Таня. – Школу подорвать хотим. Иди отсюда, Терехин.
– Скучные вы, – пробормотал Леша, внезапно уйдя мыслями в себя. Повращав глазами пару секунд, он сорвался с места и убежал.
– Ты зачем ему идеи подсказываешь? – прошипела Надя.
– Ну, идея не так уж плоха, – фыркнула Гусева. – Ладно, давай свой секрет!
– Я такого парня на улице встретила, – выпалила Надя. – Он офигенный.
– Да ну, – протянул Вася. – Я думал, что-то интересное. Давайте лучше…
– Помолчи, – шикнула на него Татьяна. – Ну, и чего он?
– Он та-а-акой обалденный красавец, как в кино, – мечтательно закатила глаза Надя. – Необыкновенный.
– Как все было-то? – Таня оттерла Пузикова, который пытался что-то такое возразить и перевести разговор в более интересное русло.
– Ну, сначала он меня случайно толкнул, – начала Надя. – И мы упали. Прямо в снег. А он такой смотрит и говорит, мол, вы, девушка, не ударились? А сам улыбается и смотрит, смотрит, смотрит. И я смотрю. Тоже, такая, улыбаюсь, говорю, что не ударилась, все в порядке. Ну, он извиняться начал. Я ему сказала, что ерунда, ничего особенного. А он стоит и уходить не хочет. Ну, я ж в школу опаздываю, я-то не могу с ним там стоять целый час.
В голове у нее пронеслась мысль, что уж если врать – так по полной программе. Не говорить же, что она там кулем лежала – ни «бэ», ни «мэ». Очень романтично, ага!
– И что? – ахнула Гусева. – Ушла?
– Угу, – кивнула Надежда. – Думаешь, зря?
– Конечно, зря! – заорала Таня. – Надо было… Ой, ну ты вообще! Как его зовут-то?
– Я сначала решила, что пусть первый скажет, а потом так получилось, что познакомиться не успели. Я ж ушла. Ну, то есть убежала.
