Радий Погодин - Сколько стоит долг
Роман толкнул ногой большой камень, и он покатился в пыльном клубке, увлекая за собой маленькие камушки. Роман глядел, как сшибаются друг с другом каменья, как текут они сухим ручейком.
- Скрипка у него, - повторил Роман. - Главная струна на скрипке порвалась. Он у всех спрашивал: "Простите, не найдётся ли у вас струн для скрипки?"
Люди смотрели на него, как на полоумного. Война кругом, а он струны спрашивает. Я ему пообещал, когда вырасту, сколько хочешь струн куплю, самых толстых, чтобы не рвались. Он засмеялся. Сказал: "Будет у тебя сын, научи его музыке. Вот и всё. Вот мы и квиты... будем".
Роман позабыл, наверное, про Павлухину беду. Он положил руку ему на плечо, встряхнул слегка.
- Песню знаешь? "По дальним странам я хожу и мой сурок со мною"... Этой песне он меня научил... Солдаты-красноармейцы сидели вокруг костра. Концентраты в котелках варили. У дороги их пушка стояла. Они пушку из окружения вытащили. Так с нею шли и не бросали. Дали нам красноармейцы концентратовой каши. Просят: "Сыграй, отец, - может, последний раз музыку слушать..."
Старик достал скрипку, извинился, что одной струны не хватает, и заиграл. Я запел.
Солдаты глаза попрятали. Не так они себе начало войны представляли. Молчали солдаты, когда я кончил петь, только сосали цигарки до такого края, пока в носу палёным не запахло. Старик тогда им сказал:
- Извините, товарищи бойцы, я вам сейчас сыграю другую, очень красивую песню.
Начал он было играть и опустил смычок:
- Простите, товарищи военные, не хватает у моего инструмента голоса для этой песни. Эту песню на серебряных трубах играть нужно.- Он вдруг прижал скрипку к груди и запел: - "Вставайте, люди русские!"
Роман высморкался в большой, как салфетка, платок, нашарил под ногами ещё один камень, тронул его каблуком.
Павлуха смотрел на вершины сопок, лиловые от подкрашенного солнцем тумана. Если бы сейчас война, разве пустил бы Павлуха слезу. Он бы...
- Старик меня в Ленинград привёз. Определил в детский дом. Потом я узнал, что он умер в блокаду... Ты себе и представить не можешь, скольким людям я на свете должен. Всей моей жизни не хватит, чтоб расплатиться. Они про меня и забыли, наверное. Был такой парнишка - Ромка-детдомовец. Был парнишка - Ромка-фезеушник. Почему был? Он есть. Он сейчас стал Романом Адамовичем!..
Роман сильно толкнул камень ногой. Камень покатился по склону, покачался на самой кромке утёса и заскользил вниз, ломая невидимые отсюда кусты.
- Эй вы там! - раздался сердитый окрик. - У вас что в голове?
Снизу из-за утёса показались два сухих кулака. Потом на скалу вскарабкался пожилой человек в брезентовой куртке.
- Это ты толкаешь камни? - спросил он у Павлухи. - Инструмент мне сейчас чуть не сломал...
Роман поднялся, кашлянул.
- Это я, Виктор Николаевич... Виноват...
Пожилой человек посмотрел на обоих исподлобья, как-то смешно шевельнул щекой.
- А хоть бы и так. Недоструганная какая-то молодёжь нынче. У вас по три стружки в голове на брата... Сапоги какие-то напялил, ботфорты... Мушкетёр. - Он кивнул на Павлухины сапоги, вытащил из кармана серебристую коробочку, положил под язык большую белую таблетку, сказал, причмокнув:
- Ладно, камень далеко упал. Это я так, для острастки... О чём говорили?..
- Так, - смущённо сказал Роман. - Биографию Павлухе рассказывал.
Виктор Николаевич окинул мальчишку быстрым ухватистым взглядом.
- Это и есть знаменитый землепроходец? Мне ваша девушка про него рассказывала, Зина-секретарь...
А на другой день в квартиру Романа пришли: секретарь комсомольцев Зина, председатель постройкома - Игорь и пожилой человек инженер-геодезист Виктор Николаевич. Шея у геодезиста была замотана шарфом, кожа на лице тёмная и твёрдая.
- Вот, - сказала Зина, - Виктор Николаевич.
Геодезист кивнул, сказав вместо приветствия:
- Вот так Павлуха. Сапоги-то, глядите, какие. Мне бы такие. Крепкие сапоги. Мужская обувь.
- Виктор Николаевич имеет право школьников к работе привлекать во время летних каникул, - объяснил Игорь. Он глядел на Павлуху с победной гордостью. А Зина, посмеиваясь, грызла сухарь, словно это и не она привела сюда Виктора Николаевича. - Жить станешь в общежитии, аванс на первое время тебе выдадут, а уж дальше всё с Виктором Николаевичем. Он теперь твой начальник. Собирай барахлишко, мы тебе койку покажем в общежитии, распоряжался Игорь. - Давай, Павлуха.
Павлуха посмотрел на Зину. Глаза у неё уже не были шершавыми, как в первый раз.
- Ну, ты, главный шкет, - сказала она.
Павлуха долго тянул букву "с", а когда Роман сказал за него спасибо, отвернулся.
Ночью Павлуха проснулся, посмотрел на часы. Из щелей в занавесках глядело солнце. Оно падало на циферблат красным пятном. Чёрные стрелки будто висели в воздухе, окружённые закорючками цифр.
Павлухе было неуютно под чистой простыней. Кровать не по росту. Комната большая и голая. Мутная лампочка у потолка. Дыхание спящих людей. И насмешливый храп из дальнего угла.
Павлуха забрался под одеяло с головой, стараясь дышать тихо, боясь ворочаться. Ночное солнце скользило за окном. Где-то далеко лязгал ковш экскаватора.
Под утро Павлуха крепко уснул. Какой-то сон промелькнул у него в мозгу, оставив ощущение тревоги. Павлуха сжался в комочек, заполз под подушку и зачмокал губами.
- Вставай! - расталкивал его Роман.
Роман пришёл в общежитие прямо со смены. Он хотел проводить Павлуху в новую жизнь,
- Пора, - сказал Роман.
Павлуха вскочил с постели.
В утренние часы комната становилась тесной. Она заполнялась спинами, крепкими лодыжками, горячими мускулами и хрипловатым гоготом. Жильцов было четверо, но по утрам они двигались шире, говорили громче.
С кровати напротив спрыгнул лохматый парень и, не открывая глаз, принялся делать зарядку. Потом он снова юркнул под одеяло, сказал:
- Я шикарный сон видел. Мне только конец доглядеть осталось.
Роман стащил с лохматого одеяло. Тот сел на кровати, помигал глазами и сказал, глядя на Павлуху:
- Неправильно, парень. У тебя ведь перёд сзади.
Павлуха конфузливо проверил одежду.
Соседи смеялись. Роман тоже смеялся. Павлуха посмущался минутку и засмеялся вместе со всеми.
- Умой лицо, - сказал лохматый. - Торопится, будто получку дают.
Когда Павлуха умылся, сосед накормил его хлебом с селёдкой, напоил чаем из алюминиевой кружки. Потом каждый шлёпнул его по спине.
- Ну, Павлуха, будь!
- Известно, - пробормотал своё непременное слово Павлуха.
Роман проводил Павлуху до конторы геодезистов. Сдал его с рук на руки Виктору Николаевичу. Тоже шлёпнул по спине и тоже сказал:
- Будь, Павлуха...
Начинает человек новую жизнь и сам себе кажется иным. И всё, к чему привык, что уже перестал замечать, тоже становится не таким обычным. Как будто принарядилась земля, стряхнула с себя серую скучную пыль. Обнажились другие, яркие краски. Каждый человек, если он не безнадёжно солиден, совершает это весёлое открытие много раз в своей жизни и всегда с удовольствием.
Виктор Николаевич и Павлуха отмечали места для шурфов, проводили сложные съёмки, в которых Павлуха ничего не понимал. Он ставил на отметках полосатые рейки, бегал с рулеткой и мерной проволокой. Неделями не приходили они с Виктором Николаевичем в посёлок, лазали по скалистым вершинам, по заросшим брусникой и мхами распадкам.
С сопок, куда они кряхтя, а иногда и ползком затаскивали ящик с теодолитом* и тяжёлую треногу, открывалась красивая панорама металлургического комбината: обогатительные фабрики, построенные на склонах белыми уступами, плавильный завод с такой высоченной трубой, что даже издали казалось, будто она проткнула небо и прячет там свою закопчённую маковку. По дорогам бежали машины, везли из карьеров руду. Красные автобусы. Синие автобусы. Улицы посёлка, прорубленные в сосняке. Флаг над поселковым Советом. Скоро посёлок станет городом.
_______________
* Т е о д о л и т - инструмент, применяемый при землемерных
работах.
Ещё была видна узкая чёрная речушка, по которой проходила государственная граница Союза Советских Социалистических Республик и Норвегии.
Чужая страна за рекой ничем не отличалась от нашей: те же сопки, редколесье, замшелые валуны, голубые озёра. И было странно думать, что там другая жизнь, что люди там говорят на другом языке. А в домиках с низкими крышами тревожат людей по ночам не понятные для нас думы.
Работать с Виктором Николаевичем было интересно. Он знал, откуда взялись разные камни, зачем растут на камнях деревья, куда плывут облака, о чём кричат птицы. Он всё знал. Иногда он говорил Павлухе:
- Мы с тобой сухопутные моряки. Ходим по свету, открываем новые земли, новые дороги.
- Ну уж, - возражал Павлуха. - Сейчас ни одной новой земли нипочём не открыть.
- А уж это ты брось. Вот здесь, например, пять лет назад были голые камни. Даже волки околевали здесь от тоски. А сейчас посмотри, какое веселье. Пейзаж без жилья только в золочёной раме хорош. Я, Павлуха, по этаким пейзажам ноги до колен истоптал.
