Лето в Михалувке и Вильгельмувке - Корчак Януш

И вот Ковальчик взбунтовался, насобирал собственных веток и переехал на Лысую Гору как хозяин и свободный гражданин.

Дикая груша на горке, как известно, — это корабль, называется «Гроза», чуть правее «Грозы» — судно Лигашевского «Молния». На самой горке уже около пятидесяти жителей. Управлять многолюдным поселением все сложнее. Мы знаем, какие ошибки совершала центральная власть, выдав, например, лопату Копке и не выдав Елиньскому; то же самое могло происходить с шашками, книгами, мельницами. Предоставив самоуправление Насосному морю, центральная власть избавилась от хлопот с кератом; теперь же решено было и поселению передать право на полное самоуправление. Это была крайне удачная мысль.

С этого момента начался документально подтвержденный, исторический период жизни поселения, которое получило уже постоянное название «Милосна», а до сих пор его называли то «Горка», то «Братство», то «Грозовая Гора» — по имени корабля.

— Господин воспитатель, мальчики дерутся за лопату.

— Где?

— На горке.

— На какой горке?

А теперь говорят: «В Милосне» — и сразу все понятно. Да никто уже и не осмеливается драться, потому что бургомистр всегда на месте.

1. Бургомистр выделяет место для новых шалашей, смотрит, чтобы строители не подкапывали корни и чтобы новые шалаши не загораживали уже существующих.

2. Бургомистр следит, чтобы для строительства не использовались свежие ветки, которые могут попасть в поселение контрабандным путем.

3. Бургомистр следит, чтобы по сигналу трубы все покидали поселение.

4. Бургомистр ежедневно отчитывается властям о жизни поселения.

5. Бургомистр решает все мелкие вопросы собственной властью, для разрешения же более важных созывает общее собрание жителей, на котором решение принимается большинством голосов. Любой гражданин имеет право пожаловаться на бургомистра.

6. Бургомистр получает лопаты, домино, лото, шашки, крепости и мельницы для всего поселения и должен заботиться о вверенном ему инвентаре.

Прекрасна была инаугурация бургомистра. Единогласно был избран Хабиньский, так как ему уже двенадцать лет, он спокойный, разумный, решительный и справедливый.

Избранник народа дрожащим голосом прочитал следующую присягу:

«Спасибо за доверие, я постараюсь его оправдать. Даю вам слово чести, что лопаты и игры буду выдавать справедливо, не руководствуясь ни дружбой, ни неприязнью, а также все дела буду разрешать по совести. Прошу и требую вместе с тем, чтобы вы были достойны данного нам права на самоуправление: нельзя драться, ругаться, терять шашки и фишки от крепостей и лото».

Наверное, когда-нибудь будет написан обстоятельный исторический труд, куда войдут все отчеты бургомистра, однако в этой работе, из-за нехватки места, я вынужден ограничиться одним:

«Вчера я взял в помощники Иваницкого, чтобы он после сигнала трубы собирал лопаты. Локайский — писарь, он записывает, кому выдаются игры, чтобы их не потеряли. Нам нужны: шесть лопат, два набора домино, четыре набора шашек и две крепости. В мельницу мальчики не особо хотят играть. Шалаш номер девять ночью развалился, потому что песок был совсем сухой. Сегодня начнем готовить место под общие собрания, а все поселение мы хотим обнести валом. Младшему Беднарскому я выделил участок под строительство. Маршалковский уже закончил свой шалаш.

Мы постановили изгнать маленького Франковского и Забуцкого, а Москвику вынесли предупреждение. На шалаше Бартызека на Лысой Горе есть флаг, так что я прошу предоставить мне тоже флаг, все жители дали на это согласие».

Здесь я должен добавить, что одновременно с Милосной самоуправление получило и второе поселение — Лысая Гора, где бургомистром был избран Пражмовский.

В шалаше № 5 было много жильцов, но он был спокойный и никому не мешал. Мы встречаем там Ковальского и Токарского, тихого Добилиса, ленивого, но тоже спокойного Кучиньского, Сильчиньского, Свидерского и самого младшего жителя Милосны, восьмилетнего чернявого Михновского.

Михновский такой худой и маленький, что даже не выглядит на восемь лет, в лучшем случае на шесть или семь. При этом у него за ухом сыпь, которая никак не проходит и долго еще, наверное, не пройдет.

И все было в шалаше № 5 хорошо, пока не взяли в жильцы Москвика. С момента принятия Москвика посыпались жалобы на шалаш, который до сих пор пользовался хорошей репутацией. То лопату не отдают, то вал соседу повредили, то после сигнала трубы не хотят уходить из Милосны — а бургомистру потом отвечать за все это перед властями.

Вызывает бургомистр хозяина шалаша № 5.

— Что у вас там?

— Да Москвик…

Вызвали Москвика, а он говорит, что во всем виноват маленький Михновский, потому что у него заразная сыпь за ухом, и Москвик не может жить с ним в одном шалаше.

Полная чушь: Москвик не хочет отдавать лопату после сигнала трубы и сыплет песок в глаза, потому что у маленького Михновского сыпь за ухом? Ну и где тут смысл?

— Лопата, лопата, а что лопата?.. А песок я сыпал для дезинфекции, песок ведь — это то же самое, что карболка.

Поскольку Москвику, как мы знаем из отчетов бургомистра, уже однажды выносили предупреждение, то теперь его выгнали из Милосны насовсем; но маленький Михновский расплакался и уже не захотел возвращаться в шалаш. Ведь у каждого свое чувство достоинства.

После разрушения шалаша № 4 как раз освободился участок; жители Милосны, кто побогаче, собрались, и каждый дал несколько лишних веток, а бургомистр, который всегда старался быть для всех примером, сам построил маленький шалашик для самого младшего жителя Милосны. А чтобы не обидеть гордого юношу, что ему из жалости дали приют, шалаш № 4 назвали больницей, так как больница — это общественное учреждение, а не благотворительное, и ветки, переданные на больницу, — это налог, а не пожертвование.

Отмечу также, что кроме Михновского здесь лечился Фредек Валигура, когда, наевшись сырых грибов, занемог. Ему была дана ложка касторки.

Я не хочу утомлять читателей, потому что, хотя о каждом шалаше можно написать целую книгу, их истории все же похожи друг на друга.

У каждого шалаша есть ответственный хозяин, есть постоянные жильцы и случайные гости; всегда напросится кто-нибудь, кто потом дров наломает, а избавиться от него будет уже сложно; всегда есть тот, кто рассказывает сказки, и есть садовник.

Появляются новые шалаши, а другие исчезают без следа.

В высшей точке своего развития поселение насчитывало четырнадцать шалашей, почти семьдесят жителей, четыре корабля, площадку для собраний, начали делать вал и небольшой пруд, но закончить не успели — помешало возвращение в Варшаву.

На скамейке у креста — того самого креста в лесу, который Благородное Сердце и его товарищи украшали цветами, — собирались мальчики для совместного чтения.

Когда начали строить шалаши, эти мальчики обратились к властям с просьбой разрешить им построить шалаш не на горке, а чуть дальше, за пределами колонии. Они не хотели, чтобы им мешали читать; на горке же было слишком шумно.

Власти не очень поддерживали идею отдельно стоящих и удаленных шалашей; но поскольку любое начинание, имеющее просветительские и образовательные цели, власти всегда приветствовали, то и в этом случае соответствующее разрешение было дано.

Мальчики выбрали уединенное место, начали копать, наткнулись на корни; перенесли ветки в другое место — то же самое. Только на следующий день шалаш был достроен. Мальчики собрались, читали, все было хорошо. И каковы же были их изумление и гнев, когда назавтра они обнаружили, что их шалаш разрушен.

— Наверное, пастухи разрушили?

Кто разрушил, теперь уже неважно. Стало, однако, ясно, что жизнь в обществе, хотя и имеет свои плохие стороны, все же дает гарантию порядка и безопасности.