Лето в Михалувке и Вильгельмувке - Корчак Януш
Позже, как утверждали некоторые, в глазах у него стояли слезы, но он в этом не признавался:
— Ты видел, чтобы я плакал? Значит, врешь!
Суд рассмотрел дело в этот же день. И представьте: даже свежие ветки отдали Бартызеку, так как по уставу конфискованные ветки должны быть переданы на общественные цели, а разве есть более прекрасная цель, чем опека над сиротами, одинокими и бездомными?
— И что, будем опять строить? — спрашивает Поглуд после окончания суда.
— Нет смысла, — отвечает Бартызек.
— Ветки есть… может, у нас сразу получится.
— Если сразу получится, то ладно; но только тут уже не будем строить.
Неудивительно, что он охладел к тому месту, где им пришлось претерпеть столько испытаний.
Ветки перенесли выше, на горку, в тень, подальше от дороги в купальню. Но привычка и привязанность к родным пенатам вернули их на старое место. Три часа они копали в три лопаты, а потом засыпали яму и пришли опять на оставленный участок.
— Знаешь что? Может, сделаем теперь не круглый, а четырехугольный?
А это самая сложная система строительства, и работа никак не шла. Хотели сделать четырехугольный, а он как-то сам собой стал круглым. Над мальчиками начали смеяться, они и развалили шалаш. Второй раз уже дошли до крыши — рухнули вспомогательные конструкции…
— Черт возьми! — выругался Бартызек, но тут уж в нем проснулось упорство.
В третий раз шалаш вышел прямо загляденье, верх совершенства, прекрасный как Аполлон, крепкий как Геракл.
— Только, Копка, не забудь: больше не ломать свежие ветки.
А Копка то ли обиделся, то ли ему стыдно стало — не хочет уже быть с ними: уходит к Корпачевскому и Пилавскому.
— Не уходи, Копка, — предупреждает Бартызек. — Потом жалеть будешь, вот увидишь.
Потому что шалаш Корпачевского пользуется неважной репутацией. И действительно, уже на следующий день вернулся Копка к своим.
Для защиты в шалаш взяли Пражмовского, и он же был избран бургомистром. Трошкевич основал здесь Второе общество друзей чтения; но так как он не всегда ответственно относился к делу, председателем выбрали Грудзиньского. Пришли Войдак, Синявский — гостей в шалаше всегда полно.
И так, уже без приключений, дружно и весело жили они до самого конца смены. На палке рядом с шалашом сушились грибы, которые Поглуд собирал для Викчи — той самой Викчи, которая, когда ее называют «малявкой», не сердится, потому что знает, что вырастет, а когда «сплетницей» — плачет, потому что сплетничать позорно.
Девочкам больше всего нравился этот шалаш бургомистра с Лысой Горы, с развевающимся флагом на крыше, — тем более что его искусные строители поставили потом немало шалашей и для девочек в Зофьювке.
Корпачевский раз десять брался за строительство шалаша. Тут с ним могли тягаться разве что братья Беднарские, у которых было чуть ли не больше всего веток и они нигде не могли долго усидеть, так и переезжали с места на место и до конца смены вели цыганскую кочевую жизнь.
Два раза Корпачевский пробовал строиться в Милосне, но там ему было слишком тесно, а может, и слишком спокойно; он переехал на Лысую Гору, поселился на день около пня, потом на день у березы, потом напротив бургомистра, потом слева от бургомистра, потом немного выше, на горке, и, наконец, построился и осел — весь гордый и довольный.
(Корпачевского прозвали Бубнилой, потому что когда он ссорится с кем-нибудь, то начинает говорить так быстро и невнятно, что его невозможно понять.)
И то ли Корпачевский после окончания строительства хотел выгнать из шалаша Пилавского, то ли Пилавский Корпачевского, то ли их обоих хотел выгнать Боркевич, то ли они Боркевича, но так или иначе, в шалаше этом всегда есть один обиженный, один пострадавший, один рассерженный и один побитый.
Теперь вы понимаете, почему Бартызек не советовал Копке идти к ним и почему Копка так быстро вернулся в шалаш Бартызека?
Намучился с ними и бургомистр Лысой Горы.
— Кто у вас хозяин?
— Я, — говорит Ольсевич.
— Значит, не Корпачевский, Пилавский, Боркевич и Пшибыльский, а Ольсевич?
— Ну да, Ольсевич. Нам так нравится. Тебе-то что?
И вот уже Ольсевич выгоняет Боркевича, Боркевич — Пилавского, Пилавский — Пшибыльского, Пшибыльский — Корпачевского, и всегда есть двое обиженных, один пострадавший и двое побитых.
Боркевич спрашивает, почему Пилавский ссорится с Корпачевским, а Пилавский недоволен, что Пшибыльский задирает Ольсевича. Мальчики понимают, что нужно кого-то из шалаша выгнать, потому что иначе не будет им покоя, вот только не знают, кого выгнать, с кого лучше начать.
— Почему вы не отдаете лопаты после сигнала трубы? — строго спрашивает бургомистр Ольсевича.
— А я брал у тебя лопаты?
— Все равно, кто брал. Брали в ваш шалаш, а ты отвечаешь, раз ты хозяин.
— Я хозяин? — удивляется Ольсевич. — Я даже и не думаю быть хозяином.
Десять минут назад Ольсевич перестал быть хозяином, его место занял Лобаньский.
Теперь Лобаньский выгоняет Ольсевича, Ольсевич — Боркевича, Боркевич — Пшибыльского, Пшибыльский — Пилавского, Пилавский — Корпачевского, а Корпачевский выгоняет Лобаньского.
Одно следует поставить в заслугу этому шалашу: любого они легко к себе примут и охотно сделают его хозяином, и все им подходят, любой им брат. Даже если у нового жильца ужасная репутация, даже если до этого его выгоняли изо всех шалашей — они его приглашают: может, с ним будет лучше? Постоянно думают, как бы навести порядок, всегда кого-нибудь выгоняют, а вместо него принимают нового.
— Вот увидите, Караськевич научит вас уму-разуму.
С того момента, как их стало шестеро, в шалаше всегда двое обиженных, двое пострадавших и двое побитых; и все они хотят жить дружно.
— Эй, бургомистр, давай две лопаты!
— А ты кто такой?
— Кто такой? Караськевич, новый хозяин шалаша.
— А что вы делать будете?
— Ступеньки и погребок для грибов.
Берутся за работу.
— Здесь начнем копать.
— Нет, лучше здесь.
— Я тебе говорю…
Молчание.
— Дай лопату.
— Ага, сейчас.
— Отойди.
— Пусти.
— Отойди, я сказал.
— Не дам тебе копать.
— Это твой шалаш?
— Мой!
— Твой?
— Мой!
— Ты отдашь лопату или нет?
И Караськевич начинает выгонять Лобаньского, Лобаньский выгоняет Ольсевича, Ольсевич — Боркевича, Боркевич — Пшибыльского, Пшибыльский — Пилавского, Пилавский — Корпачевского, а Корпачевский — Караськевича.
Подрались, шалаш разрушили, теперь трое обиженных, трое пострадавших, а Пилавский вернулся в Варшаву с подбитым глазом и расцарапанным носом.
Обычно на последней странице научной работы автор приводит список книг, которые он прочитал. Автор так делает, чтобы было понятно, что он ничего сам не придумал, а все честно и старательно переписал из готового.
И я, не желая отставать от коллег, привожу здесь источники, из которых брал материал для своего исторического труда.
1. Устав строителей шалашей.
2. Документы таможенной службы.
3. Дневники Трошкевича.
4. Дневники Ленговского и Пшибыльского.
5. Отчеты бургомистра Милосны.
6. Отчеты бургомистра Лысой Горы.
7. Певческое общество «Лютня».
8. О самоуправлении Милосны и Лысой Горы.
9. Суд присяжных в Вильгельмувке.
10. Отчет о деятельности Общества друзей книг.
11. Деятельность аптеки и биография Виктора Малого.
12. Документы главного морского штаба Насосного моря.
