Зинаида Шишова - Джек-Соломинка (Часть 1-5)
- То-то, - сказал Аллан. - Я и то уж подумал было, как это вы здесь обходитесь без сторожей близ проезжей дороги?
- А чего нам бояться? - отозвался перевязанный устало. - На спину они мне клеймо еще поставят, что ли?
Только теперь Аллан понял, почему бедняк перевязывает лоб.
- Все-таки, если б стражи не было, пришлось бы каждую минуту ждать шерифа, - объяснил Аллан и участливо поглядел на перевязанного. - Больно было, паренек?
- Не так уж и больно... Обидно... Я ведь и не знал ничего о постановлении парламента. Шел на крестины...
Он тронул лоб.
- Сейчас ничего, только видеть стал плохо - глаза все гноятся.
- А нынешний парламент, говорят, будет стоять за бедных людей! - начал снова тот, что рассказывал о Ланкастере. - Король наш, говорят, распустит всех лордов, и джентри, и попов по домам. Только и останутся, что король и общины...
- Молчи, сорока! - перебили его. - Дай людям спать.
- Ты меня спроси о парламенте, я расскажу тебе всю правду, - вмешался парень, что пришел только что с дороги. Он обтер рот, собираясь говорить, но ему никто не ответил. - Парламент только для того и созывают, чтобы придумать новые пакости... Говорят, теперь косарей и жнецов уже будут не клеймить за отказ от работы, а просто вздергивать на первом суку!
Никто ему не ответил. Все стали укладываться в теплую золу. Аллана, как старика, пустили в середину.
- А куда же вы потом думаете податься, ребята? - спросил Аллан недоумевающе. - Зима-то еще впереди!
- Кончим овес, станем кору с деревьев есть. Медведей поднимем в берлогах... Силки будем ставить, - раздался голос из темноты.
- А я думаю, что парламент пойдет за нас все-таки, - сказал неунывающий человек в меховой шапке. - Бедные попы недаром подбивают народ.
Несколько голов поднялось от земли. Но его уже больше не бранили.
- Да, мы все ждем... Может, общины и вступятся за нас перед королем, откликнулся кто-то.
Аллан был слишком стар, чтобы в ноябре спать на голой земле.
Распростившись с лесовиками, он двинулся в путь, и надо сказать, что сон нисколько не подкрепил и не освежил его. Болела старая рана в боку. Ныли кости, а в суставах трещало, точно в лесу в первый морозный день.
- Ты доверенное лицо леди Джоанны Бёрли? - спросил итальянец и, подняв очки на лоб, внимательно поглядел на Аллана.
- Пусть господина купца не удивляет мой наряд, - ответил Аллан, улыбаясь через силу. - В такие времена полезно одеваться во всякую ветошь.
Итальянец еще раз глянул на него.
Он только сегодня вернулся из Лондона. Аллану пришлось посидеть в Норземтоне пять дней, и его жалкие дорожные запасы пришли к концу. Госпожа велела ему разменять золотой, но Аллан под страхом смерти не стал бы исполнять это приказание. От голода у старика стали пухнуть ноги, а глаза слезились.
На третий день своего пребывания в чужом городе он перестал отказываться от милостыни. Вчера на паперти ему подали моченое яблоко, а нынче - пирожок. Но этого было недостаточно.
- Учен ли ты грамоте и счету? - спросил купец.
Покойный сэр Гью был скупехонек и в последние годы не держал ни замкового бейлифа, ни приказчика. Аллан собственноручно писал счета арендаторов, возил шерсть купцам и рыбу на коптильни. Может быть, он вел книги не так, как полагается в городах, но еще ни разу ни купцы, ни мужики не нашли у него ошибки.
- Если ваша милость пишет на нашем языке, я пойму все до буквы, сказал он.
Купец снова глянул на него.
"Этот слуга предан господам, как собака, - подумал он, - но его плохо кормят".
- Вели принести хлеба и вина, - сказал он клерку по-итальянски.
Мальчишка внес на блюде хлеб и соль и две кружки с вином. Купец лениво отщипнул кусок корочки.
- Ешь и пей, - предложил он, пододвигая блюдо к Аллану.
"Он нисколько не горд с простыми людьми", - подумал старик, но от угощения отказался. У церкви его никто не знал, а здесь он был доверенным лицом леди Джоанны.
- Если ваша милость разрешит, мы сперва покончим с делами, - сказал он. - А на еду всегда найдется время.
Итальянец, пожав плечами, отодвинул блюдо. Сам-то он не хотел ни есть, ни пить.
- Твоя госпожа, - начал он, заглянув в письмо леди Джоанны, - хочет сверить все счета, начиная с тысяча триста семьдесят шестого года. Что ты разумеешь под сверкой?
Он велел клерку найти нужную книгу.
- Я, если только это не рассердит вашу милость, - пояснил Аллан смущенно, - веду записи так, как это вздумается моей глупой голове. Чтобы не было путаницы, я против каждого счета расходов веду счет доходов и в конце месяца проверяю сам себя.
"Этот человек у меня на родине был бы банкиром", - подумал итальянец.
- Вот, - сказал он, перебрасывая толстые листы, - тысяча триста семьдесят шестой год, счет сэра Саймона Бёрли.
Он снова поднял очки на лоб. Волосы его были белые как снег, а глаза черные, лукавые и живые. Аллану иногда казалось, что купец носит очки только для того, чтобы скрыть от собеседника свои мысли.
- Осенью тысяча триста семьдесят шестого года, - начал Аллан, вытаскивая свои собственные записи, - после бракосочетания своего с сэром Саймоном Бёрли госпожа моя полностью рассчиталась с фламандцами и евреями по долговым обязательствам своего супруга. Векселя были скуплены банкирской конторой Траппани. Госпожа моя уплатила четыре тысячи ливров1.
- Так, - сказал купец, - но от моего господина, синьора Траппани, сэр Саймон получил в тысяча триста семьдесят шестом году еще тысячу ливров.
"Ага, ты, стало быть, тоже только слуга, - подумал Аллан приосаниваясь. - Но какой же должен быть господин, если слуга живет в таких хоромах?"
- Да, - ответил он, глянув в свои заметки, - сэр Саймон получил ссуду в тысячу ливров под залог имущества своей супруги, оцененного в тысячу пятьсот ливров.
- Деньги были даны из расчета восемнадцати процентов годовых, добавил купец, - причем сэр Саймон выговорил себе право вносить проценты помесячно.
- На тот случай, если за последние месяцы он не выполнил своего обещания, - начал Аллан, - я имею полномочия от моей госпожи...
Купец снова внимательно посмотрел на него.
- По этому счету у меня нет никаких претензий, - сказал он.
"Значит, дело обстоит еще не так плохо", - подумал Аллан весело.
Купец снова пододвинул к нему блюдо. Старик отломил кусок хлеба и густо посыпал его солью. Вина Аллан пить не стал, боясь, как бы оно не свалило его с ног.
- В тысяча триста семьдесят седьмом году, - прочел купец, - за сэром Бёрли числилось две тысячи ливров, взятых им на снаряжение отряда на шотландской границе, и триста ливров, уплаченных за дом на Шельской набережной. Дом приобретен на имя Марии Боссом. Тоже под залог драгоценностей. Следует ли мне их перечислять?
- Они тут у меня переписаны полностью, и ваша подпись - в конце, сказал Аллан. Он, правда, не знал раньше, что триста ливров пошли на покупку дома, но не хотел этого показать купцу.
- Весь этот долг так же перекрыт залогом, - сказал купец.
Кровь бросилась в лицо Аллану. Ему показалось, что он ослышался.
- Что такое?.. - спросил он хрипло.
- Мы сочлись с твоим господином, и контора Траппани согласилась принять в счет погашения долга и процентов заложенные драгоценности, опись которых у тебя имеется.
- Это неприкосновенное имущество моей госпожи, леди Джоанны Друриком, - сказал Аллан тихо. - А что же он сделал с деньгами, посланными ему на уплату процентов?
- Не знаю! - отрезал купец.
Не нужно было обладать большой проницательностью, чтобы догадаться, на что могли уйти деньги при этом блестящем и расточительном дворе.
- Нет! - произнес Аллан поднимаясь. Ноги его дрожали. - Христом богом заклинаю вас, неужели он отдал половину шкатулки в уплату за свои долги?!
- Запись ведется на латинском, французском и английском языках, ответил купец холодно, - это для того, чтобы нас могли рассудить в любой стране. Читай. Только ты ошибаешься: он отдал не половину шкатулки, а все, что там было. Кроме маленького колечка, которое он тут же надел себе на мизинец. Вот видишь: кольцо узкое, испанского золота, вычеркнуто из списка.
Аллан для видимости заглянул в книгу, но он ничего не мог разобрать, строки путались одна с другой.
- Мы четыре года подряд отправляли ему все замковые деньги, - почти крикнул он. - Что же теперь будет с госпожой?
- Это еще не конец, - продолжал итальянец вздохнув. - В нынешнем, тысяча триста восьмидесятом году Саймон Бёрли получил от нас снова две тысячи ливров. Поручителем его был лорд Лэтимер, королевский откупщик. В благодарность за сделку сэр Саймон передал ему право участия во всех своих манориальных доходах.
"Ну, доходы-то небольшие, - подумал Аллан. - Коптильни да арендные деньги по одному только Друрикому. Ведь в своих поместьях этот волк и не додумался сдавать землю в аренду".
Доходов почти не было. Госпожа его продала материнские платья, чтобы выручить вот эти деньги, - он тронул мешочек на груди.
