Жаклин Келли - Удивительный мир Кэлпурнии Тейт
– У-гу-гу.
– Это усики, а это церебральные ганглии – что-то вроде примитивного мозга.
– Ага.
– И обрати внимание на жилки на крыле. Каждый вид кузнечиков имеет свое уникальное расположение жилок. Ты об этом знал?
– Неа…
Он отвел глаза. Каждую минуту ему приходилось напоминать, что надо смотреть на лоток. Руки уже дрожали меньше, но румянец так и не вернулся. Мы, должно быть, простояли так минут пять, пока я не сжалилась.
– На сегодня хватит.
– Спасибо!
Он вернул мне лоток и поспешил к сараю. Точно, сейчас обнимет Банни, зароется лицом в мягкий белый мех. Тревис всегда так делает, чтобы успокоиться.
Я сказала Петунье:
– Не уверена, что у него получится. Если уж с кузнечиком возникли трудности…
Свинка дружелюбно хрюкнула, но я не поняла, согласна она со мной или нет.
Но на этом проблемы Тревиса не кончились. На обратном пути из школы обнаружилась еще одна. Я спросила:
– Койпес убежал, или ты его все еще кормишь?
– Это ты о Грязнуле?
Ну и ну.
– Тревис, мы же договорились: кличек не давать.
– Я подумал, что вреда не будет. Имя нужно каждому. Пойдем со мной, сама увидишь, какой он стал. С каждым днем выглядит все лучше и лучше.
Брат привел меня на берег и тихонько позвал:
– Грязнуля, хорошая собачка, иди сюда.
Из кустов вышел не тот скелет, которого я помнила, а почти настоящая собака. Глаза блестят, нос мокрый, на морде выражение счастья. По-прежнему хромает, но меньше, чем раньше. Надо признать, он выглядит как самый обыкновенный пес, Canis familiaris – среднего размера, коричнево-бурого окраса. Подбежал к Тревису, виляя хвостом и скромно прижав уши. Увидел меня и притормозил. Я посмотрела на него повнимательней. Вблизи он был больше похож на койота, чем на собаку, морда узкая, хвост длинный и пушистый. Он закончил есть, облизал губы и выжидающе уставился на нас.
– На сегодня все, малыш. Завтра принесу еще.
– Посмотри, Кэлли, – Тревис обернулся ко мне, потом скомандовал: Грязнуля, сидеть.
Грязнуля сел.
Я только рот раскрыла. А Тревис продолжал. Он погладил Грязнулю, и пес в ответ лизнул его руку.
– Не смей его трогать! Может, он заразный.
– Да ладно, – беспечно возразил братец. – Если он заразный, я уже давным-давно заразился. Он позволяет мне себя гладить и вытаскивать клещей. И он любит, когда я его вычесываю.
Опоздала я со своей заботой.
– Хочешь его погладить? Он не тронет.
Тревис сиял от счастья. Я не могла устоять, да и кто бы мог? Протянула руку, Грязнуля осторожно ее обнюхал и легонько лизнул. Я выкинула из головы мысль о возможных микробах и погладила собаку.
– Видала? – радовался Тревис. – Он совсем ручной.
Я решила все-таки обратиться к голосу разума, как бы больно это ни было.
– Мама сказала, что у нас и так слишком много собак, папу вообще интересуют только чистокровные гончие. А Носик, Сойка и Бандитка уже подмочили твою репутацию. Больше никаких диких животных в доме.
– Но он же не дикий! Только наполовину.
– Знаю я! Хочешь его кормить – пожалуйста, но домой – ни за что. Родители и через миллион лет не согласятся.
В ответ – только глубокий, из самой глубины души вздох.
– Оставь его здесь. У него есть нора, ты будешь его подкармливать. Можешь навещать его хоть каждый день. Грязнуля будет твоей тайной собакой.
Тревис почесал пса за ушами и сказал:
– Ладно, давай так.
– Кормить его придется вдоволь, чтобы он не полез за курами. Только этого нам не хватало. Пошли домой, мне еще музыкой заниматься.
Тревис не хотел прощаться. Он обнял пса, а потом еще долго ему махал. Я очень волновалась за брата. И за его койпеса.
Глава 19
Приключения реальные и воображаемые
Как-то в очень темную ночь… море представляло удивительное и прекраснейшее зрелище. Дул свежий ветер, и вся поверхность моря, которая днем была сплошь покрыта пеной, светилась теперь слабым светом. Корабль гнал перед собой две волны точно из жидкого фосфора, а в кильватере тянулся молочный след. Насколько хватало глаз, светился гребень каждой волны, а небосклон у горизонта, отражая сверкание этих синеватых огней, был не так темен, как небо над головой.
Школа, изучение Природы с дедушкой, вязание варежек и игра на пианино занимали почти все время, но я ухитрялась выкраивать минутку и на доктора Прицкера. Иногда он давал мне пять, а то и десять центов за помощь.
В тот день я принесла ему подарок от Виолы. Корзинка источала аромат жареной курицы и теплого яблочного пирога. Доктор здоровой рукой брал пузырьки с полки и сыпал понемногу в ступку, а Сэмюель ожесточенно растирал снадобье пестиком.
– Как вкусно пахнет, – доктор поднял голову. – Надеюсь, там найдется что-нибудь для меня.
– Да, сэр. Виола благодарит за помощь с кошкой. Тут и для тебя пакет, Сэмюель. Виола просила, чтобы ты зашел к нам по дороге домой, она хочет еще что-то передать твоей маме.
Сэмюель пересыпал порошок в чистый пузырек, но он не умел читать и писать, так что доктору пришлось самому карябать инструкции на бумажной этикетке. Скрюченные, иссохшие пальцы правой руки, на мой взгляд, лучше не становились. Он с большим трудом написал строчку левой рукой и недовольно поглядел на результат.
– Жуть. Ничего не разобрать.
Надпись ужасно напоминала каракули моего самого младшего братишки.
– Доктор, – сказала я, – хотите, я за вас напишу.
Он тут же ответил:
– Конечно, хочу. Вот это была бы громадная помощь. Как я раньше не подумал.
Он протянул мне чистую этикетку и карандаш. Я решила для начала выбрать задачу полегче и принялась писать печатными, а не письменными буквами. Я вывела медленно и тщательно: «РАСТВОРИТЬ В СТАКАНЕ ТЕПЛОЙ ВОДЫ ДВЕ ЧАЙНЫХ ЛОЖКИ БЕЗ ГОРКИ И ТРИЖДЫ В ДЕНЬ ПРИКЛАДЫВАТЬ К ПОРВАННОМУ УХУ».
– Куда лучше, – одобрил доктор.
– Хотите, я отнесу?
– Был бы очень признателен. Это на ферму Мак-Карти, а у меня сегодня визит еще к одной больной телке, совсем в другую сторону.
Я отправилась на своих двоих на восток, а доктор с Сэмюелем – в повозке на запад. До фермы Мак-Карти было добрых двадцать минут ходу. Я то и дело останавливалась, чтобы поглядеть, кто обитает в дренажной канаве, и записать свои наблюдения за флорой и фауной.
На ферме меня встретила худая, с обветренным лицом хозяйка дома. Ее муж в коровнике возился с телкой, у которой было сильно порвано ухо.
Я протянула мистеру Мак-Карти лекарство. К моему удивлению, он выудил десять центов из кармана мешковатых штанов и протянул мне.
– Это вам, мисси.
– Нет-нет, мистер Мак-Карти, не надо.
– Надо, надо. Купи себе этой новомодной содды в лавке.
Я пробормотала «спасибо» и убежала, зажав в кулаке нежданную добычу. Братья нередко получали мелочь за выполнение разных поручений, но я только один раз заработала деньги, когда целую неделю приглядывала за негритянскими детишками – их мамаши собирали в это время хлопок. К тому времени, когда я добралась до лавки, я приняла решение: «содда» из фонтанчика – это, конечно, прекрасно, но куда лучше добавить добычу к сокровищу в сигарной коробке – будет два доллара и семьдесят семь центов. И главное, не проболтаться братьям о таком прекрасном источнике дохода. Какая же я все-таки умная.
Приглядевшись к тому, что делает доктор, я сообразила, что он снова и снова назначает одни те же порошки и смеси.
– Доктор Прицкер, – предложила я, – давайте я надпишу вам заранее целую кучу этикеток. Я могу написать этикетки для арники, для мускатного семени, для скипидарной мази. Я заметила, что вы их часто используете. Тогда они у вас уже будут, даже если меня рядом нет.
Он широко улыбнулся – сначала мне, а потом Сэмюелю.
– Что верно, то верно, кое у кого в голове настоящие мозги.
Я даже немножко загордилась и с особым тщанием взялась за работу. Когда я закончила, он мне дал целый четвертак.
Я обдумала ситуацию – что ему нужно, и что мне. У него огромная гора счетов и писем, того и гляди со стола свалятся. А почерк у меня, по правде говоря, красотой не блещет. И тут у меня родился план.
Я заговорила с Агги, когда она что-то зашивала.
– Ты совсем не пользуешься пишущей машинкой. Поучишь меня печатать?
Она не скрывала своего удивления:
– С чего бы? Зачем тебе?
Кто-нибудь другой, не такой настойчивый, может быть, и отступил бы, но от меня так легко не отделаешься. И я знала, за какую веревочку потянуть.
– Я тебе заплачу.
Она обдумала мое предложение.
– Заплатишь за то, что я тебя буду учить печатать?
– Ага.
– Зачем?
– Чтобы самой заработать.
Она лукаво ухмыльнулась:
– Поняла, поняла. Ты хочешь работать на этого старого грязного еврея, да? Хотя для еврея у него на удивление хорошие манеры, не то что у других. Этого у него не отнимешь.
– Это ты о докторе Прицкере? – я удивилась и даже обиделась. – Ну конечно, он иногда довольно грязный. Будешь грязным, если работаешь в конюшне или в свинарнике. Но он потом всегда моется. Он даже носит в мешке с инструментами кусок мыла. Я видела. И не такой уж он старый.
