Жаклин Келли - Удивительный мир Кэлпурнии Тейт
С беспечным видом вошла я в столовую, хотя меня и подташнивало. Мама попивала кофе из своей любимой веджвудской фарфоровой чашки. Она подняла глаза и спросила:
– А где Агги? Она хорошо себя чувствует?
– Понятия не имею, – я боялась, что мой голос сорвется. – Ее нет в спальне.
– Что ты имеешь в виду? – нахмурилась мама.
– Это лежало на комоде.
Я отдала письмо, села на свое место и притворилась, что всегдашний аппетит мне не изменил. Нелегкое дело. Трясущимися руками я тыкала ложкой в яйцо.
Кофе выплеснулся из маминой чашки, и по белоснежной скатерти расплылось коричневое пятно.
– Альфред! Она сбежала!
Какой поднялся тарарам! Папа, Гарри и Альберто оседлали лошадей и пустились в погоню. Один поскакал в Сан-Маркос, другой в Локхарт, третий в Лулинг. Шерифам соседних округов были разосланы телеграммы. Мне грозили самыми страшными карами за то, что я проглядела побег, но я твердо стояла на своем: проснулась, а ее нет в комнате.
В доме надолго поселились страх и ярость. Одно хорошо (кроме ундервуда, конечно) – кровать опять моя. Хотя я отвыкла спать на мягком и пару дней даже скучала по своему комковатому матрасу. Но это быстро прошло.
Дядя Гас и тетя Софрония страшно рассердились и обвинили во всем моих родителей, хотя Агги, вымаливая прощение, написала, что они ничего не знали. Позже обнаружилось, что Агги и Лафайет отправились в Остин, обвенчались и на поезде добрались до Бомонта. Там они сняли маленький домик, а на заботливо прикопленные Агги деньги Лафайет начал нефтяной бизнес. Потом до нас дошли слухи, что они ждут первенца и счастье их безбрежно, как море.
Кстати, о море. Агги так мне и не написала, но несколько месяцев спустя нам доставили деревянный ящик, на котором стояло мое имя. Письма не было, но в ящике обнаружилась замечательная коллекция причудливых морских раковин. Все экземпляры были тщательно упакованы и переложены древесными стружками. Мы с дедушкой провели немало счастливых часов, разбирая коллекцию и составляя каталог. Одни как крылья ангела, другие похожи на полосатые веера, третьи – на кошачьи лапки. А закрученные раковины морских улиток! Там нашелся даже засушенный экземпляр Diodon. Моя собственная рыба-еж! Я обвязала ее длинной голубой ленточкой и подвесила к потолку. Теперь она плывет по воздуху, слегка раскачиваясь от сквозняка. Как же я люблю мою рыбу-ежа! А еще я люблю самую огромную раковину с торчащими острыми шипами. И не только за то, что она почти в фут длиной. Когда подносишь ее к уху, слышен далекий шум моря.
Я так и не попала к морю, зато море пришло ко мне.
И напоследок. Я выпустила на волю моего тритона – хотя он вовсе не мой, я просто брала его на время у Матери-Природы. Я научилась от него всему, чему могла. Тритон заслужил право вернуться в родную дренажную канаву и прожить остаток своей жизни в мире и покое.
А старая знакомая, змея? Она приходит и уходит. Нам нет дела друг до друга. Дедушка напоминает, что однажды она станет слишком большой и не сможет протиснуться в щель в углу, и тогда наши отношения изменятся. Ну, там видно будет.
Примечания
1
Этот эпиграф, как и все остальные, взят из книги Чарлза Дарвина «Путешествие натуралиста на корабле “Бигль”» (пер. с англ. С. Соболя).
