Алоис Ирасек - Старинные Чешские Сказания
Случалось так, что в засуху не бывало на всем могучем старом дубе ни одного жёлудя, но на этой ветви жёлуди родились из года в год. Те похожие на шахтерскую шапку жёлуди стали священными. Из ближних и из дальних сел и деревень приходили за ними и брали на память. Бывало оправляли их в золото и серебро и носили как талисман на шее, веря, что охраняют они от всяких наговоров и чар и приносят счастье.
Такие же жёлуди появлялись еще только на дубе у деревни Клук, мимо которого вели кутногорских рудокопов на казнь. Старый дуб, что рос около плахи, стоял невредимо рядом с церковкой до второй половины XVIII столетия (до 1777 года), когда грозный ураган вырвал его с корнем и повалил наземь. Младший его брат, у Клуцкой деревни, срублен был в 1842 году.
ЛУЖАЙКА РОЗ
В глуши, среди волнующихся нив, за которыми темнеют сосновые перелески, спряталась небольшая лужайка, немногим больше двадцати шагов в длину и пятнадцати в ширину. По краям ее разрослись низкие кусты пышных красных роз. Они особенные, необыкновенные. Нигде в округе не найдете таких. На иной почве они не растут. Пробовали их пересаживать – не принялись. Хотели их истребить, выкорчевать – в том же году они зазеленели снова. Буйно раскинули они в разные стороны свои ветви и тянутся к середине лужайки.
Это укромное место, освященное скорбью наших благочестивых предков, зовется Лужайкой Роз и лежит на возвышенности, от которой до деревни Морашицы добрый час ходьбы по дороге, что идет на запад от Литомышля.
Чудесный оттуда открывается вид на окрестности; вдали высится Маковская башня, окруженная перелесками, кое-где среди зелени белеют деревни. Но особенно красив вид на восток – на возвышенности и лесистые холмы Чешской Тршебовой и на высокий, прекрасной архитектуры Литомышльский замок.
Здесь четыреста лет тому назад, когда стоял еще старый замок, жили паны Костки из Поступиц, верные защитники чешских братьев[49]. Близ этого замка был в городе дом, где братья собирались для молитвы. Большая часть горожан принадлежала к общине братьев.
Когда Фердинанд I[50], преодолев сопротивление чешских сословий, отнял у пана Костки из Поступиц Литомышльский замок, братья из города и окрестностей вынуждены были покинуть родину. Именно тогда был схвачен старшина Общины чешских братьев Ян Август. Переодетый крестьянином, скрывался он в окрестностях Литомышля, но сам себя выдал: забыл о своем сельском обличье и, как рассказывают, вытащил из-за пазухи алый шелковый фуляр, чтоб отереть им пот со лба; увидели то люди королевского гетмана Шейноги, бывшего в ту пору управителем Литомышльского замка, схватили Августа и отвели в Литомышль, откуда он был отвезен вместе с писарем Вильком, своим братом, в замок Крживоклат.
Там томились они в суровом заключении больше четырнадцати лет.
Спустя многие годы, при короле Максимилиане, сыне Фердинанда, настали более вольные времена. Братья воротились из изгнания и поселились опять в Литомышле и его окрестностях.
Но недолго пользовались они свободой. В 1618 году налетела и разразилась великая буря. Тяжелое горе обрушилось на Чешскую землю, религиозные войны следовали одна за другой, и после Белогорской битвы[51] наступили суровые времена. Кто не был католиком или не отрекся от своей веры, был обречен на изгнание. Та же участь постигла и чешских братьев из Литомышля и его округи. Но, прежде чем покинуть отчизну, уговорились они, что еще раз сойдутся все вместе, совершат общее богослужение (открыто молиться они уже не смели) и простятся с родными краями. Для этой встречи избрали они лужайку в лесу за Морашицами.
Избегая опасности, сошлись они темною ночью. И среди безмолвных дремучих сосновых лесов, под звездным сводом, в последний раз на родной земле принимали чешские братья причастие под обоими видами, в последний раз молились. А потом простились с отчизной. Многие из них взяли на память горсть родной земли, многие целовали ее, орошая слезами.
И выросли из земли, политой их слезами, алые розы – свидетельство преданности и любви к родине.
Шли годы, и люди забыли о братьях, но место, где прощались они с родною страной, долго уважали и чтили. В старые времена была лужайка побольше, а окружающие ее леса – темнее и гуще. Теперь на месте дремучих лесов зеленеют лишь перелески и широкие поля, лужайку запахали со всех сторон, и остался от нее лишь небольшой участок. Но и тот собрались распахать и засеять, ибо повсюду вокруг уже простирались возделанные нивы. Среди них затерялась лужайка и была у всех как бельмо на глазу. Пришла и ее пора.
Но словно само провидение хранило то место. Случилось тут подобное тому, что было на Жижкином поле у Пршибиславы. Лишь только примутся пахать лужайку – либо плуг поломается, либо конь падет.
Наконец посеяли на ней лен. Вырос лен, созрел, выдергали его, вымочили, высушили и уже начали трепать, тут вспыхнул лен пламенем. От того пламени загорелась сушильня, а за ней – вся обширная усадьба того хозяина, что засеял лужайку льном, и в том пожаре погибла его молодая дочь.
С той поры Лужайку Роз никто не отваживался пахать.
В 1813 году проходили мимо русские, преследовавшие Наполеона I. Они расспрашивали местных жителей о Лужайке Роз и, выслушав всю историю, спешились и преклонили на лужайке колена.
Есть старое пророчество о той лужайке: говорят, настанет пора – и разразится на ней битва, и такая грозная, что потечет кровь потоками. А затем сойдутся на ней семь королей и договорятся о вечном мире. И произойдет это все тут, среди роз, на том месте, где чешские братья, ненавистники войны и кровопролития, прощались со своей родиной.
Цветут розы на лужайке, вокруг плавно волнуются и шелестят колосьями нивы, мелькают бабочки. Тихо и отрадно здесь… И невольно вспомнишь своих предков, вспомнишь, какая печаль сжимала их сердца, когда пришла горькая минута прощанья с отчизной, когда орошали они слезами родимую землю, и живее поймешь трогательные строки песни чешских изгнанников:
Прости, о Чешская земля,
Тебя я с грустью покидаю…
И перед мысленным взором пройдет вереница несчастных изгнанников; останавливаются они на своем скорбном пути и со слезами на глазах оглядываются назад, на благословенный, милый край, где был «их дом – родина любимая».
О ЯНЕ КОЗИНЕ
Важнейшую дорогу, ведущую от Домажлиц через Шумавский дремучий лес в Немецкую землю, с незапамятных времен охраняли ходы – народ мужественный, закаленный и бесстрашный. Расположенные в долинах и по склонам гор деревни их Льгота, Поциновицы, Кдчев, Медаков, Тлумачов Страж, Уезд, Драженов, Постршеков, Ходов и поныне существующее местечко Кленч, некогда находившиеся на самом краю королевских пограничных лесов, тянулись полосой примерно на шесть миль вдоль границы и стояли у важнейших троп и горных перевалов.
Ходы, старинная чешская пограничная стража, ходили вдоль рубежа и следили, чтобы соседи-немцы не нарушали чешских границ, не рубили самовольно чешский лес, не охотились в нем и не чинили самоуправства. Во время вражеских нападений защищали они тропы и дороги, перекапывали их рвами, строили, на них бревенчатые укрепления, делали засеки и принимали участие во всех стычках и схватках, которые когда-либо происходили в том крае и окрестностях.
Верным другом их был чекан[52], а в более поздние времена- длинные и короткие ружья; надежными помощниками – большие и сильные псы. Оружие они носили всегда, даже в ту пору, когда остальным жителям Чешского королевства это запрещалось.
Когда чешский король проезжал через край ходов, встречали они его в полном вооружении, под своим знаменем; было оно белого цвета, с изображением песьей головы. Поднеся королю, по старинному обычаю, бочонок меду, провожали его ходы, как почетная стража, через горы на другую сторону границы.
За свою трудную и нередко опасную службу пользовались ходы особыми привилегиями и правами. Издавна были они свободны и, кроме короля, не знали другого господина. Барщины и других крепостных повинностей не несли; лесами, которые они охраняли, пользовались свободно и беспрепятственно охотились в них.
В Домажлицах, в замке, был у них свой суд. Во главе того суда стоял ходский староста, назначаемый королем. В Домажлицком замке хранили они свое знамя, печать и грамоты, пожалованные им королями.
В последний раз несли ходы сторожевую службу в роковом для Чехии 1620 году, когда заградили они баварскую границу засеками в самых важных местах. В последний раз перекликалась тогда в дремучих Шумавских лесах ходская стража, в последний раз развевалось над головами чешских пограничников украшенное песьей головой, обведенное черной каймой белое знамя.
