Кэти Кэссиди - Черри влюбилась
Шэй украдкой косится на меня из-под чёлки.
– Не верю своим ушам, – шепчет он. – Кто этот человек и что он сделал с моим отцом?
– Он любит тебя, – говорю я.
На этот раз Шэй не находит, что возразить.
– Они нашли перевёрнутую байдарку, – сообщает он, – неподалёку от Китнора, – и, наверное, подумали…
Представить жутко, что они подумали.
– Мы перепугались до смерти, – признаётся папа. – К тому времени, как мы обнаружили, что вас нет, уже стемнело. Мы прочесали все окрестности, потом кто-то вспомнил про байдарку, мы побежали на пляж и не нашли её…
– Шэй тут ни при чём, – перебиваю я, – вина только моя. Я была расстроена, думала, всё рухнуло…
– Ничего не рухнуло, – утешает меня папа. – Только не теперь, когда вы спасены. Правда, ночка вчера выдалась беспокойная. Девочки рассказали, что произошло на пляже и в чём Ханни тебя обвиняла. – Папа вопросительно переводит взгляд с меня на Шэя.
– Это вышло не нарочно, – вступается Шэй. – Мы никому не хотели вреда.
Я лишь обхватываю себя за плечи, ёжусь и пристыжённо молчу.
Папа тяжело вздыхает.
– Помимо того, что происходит – или не происходит – между вами, была и другая причина, по которой Ханни сорвалась. Ей позвонил Грег.
– Да-да, знаю, – говорит Шэй, – мистер Танберри опять отменил встречу, и Ханни восприняла это очень болезненно. Поэтому она и позвонила мне и попросила прийти.
Папино лицо остаётся напряженным.
– Кажется, Ханни планировала остаться в Лондоне насовсем, – нерешительно говорю я, – или, по крайней мере, на какое-то время. Она из-за этого так распсиховалась?
– Да, она упоминала об этом, но есть ещё кое-что, – папа хмурит брови. – Грегу предложили работу в Австралии. Конечно, такое известие у любого ребёнка вызовет шок, особенно если его сообщить по телефону, но, как я понял, это обычный стиль Грега. Он всегда выбирает путь наименьшего сопротивления.
– В Австралии? – изумлённо повторяет Шэй. – Ничего себе… Бедная Ханни!
Я считала, что более острого и жгучего чувства вины, чем то, что мучило меня, быть не может, но как же я ошибалась! Мне вспоминается вчерашний вечер на пляже, потерянный взгляд Ханни, её слёзы и злость. Она ведь так и говорила Шэю по телефону – «катастрофа», «как гром среди ясного неба»… Она даже сестёр предупредила, что отец позвонит и расскажет им о своей новой работе. Теперь всё понятно.
Когда твой любимый папа по мобильнику сообщает, что ты не сможешь приехать к нему в гости, потому что он навсегда улетает на другой конец земного шара, – это больно, ещё как больно. Ну а новость про нас с Шэем стала последней каплей.
– Девочки были потрясены, – продолжает папа, – а в довершение ко всему выяснилось, что вы вдвоём пропали.
– Прости меня, – шепчу я. – Я всё разрушила, да?
Папа кладёт руку мне на плечо и притягивает к себе.
– Мы всё уладим, – говорит он. – Трудновато придётся, но мы разберёмся. Мы ведь семья.
– Но как же Шарлотта, и Скай, и Саммер, и Ко ко? Они, наверное, не хотят меня видеть?
– Не хотят видеть? – переспрашивает папа. – Да они с ума сходят от волнения!
Дальнейший путь проходит в молчании. Наконец катерок замедляет ход и поворачивает в бухту у подножия утёса, на котором стоит Танглвуд-хаус. Шарлотта и девочки ждут на пляже, лица у них почти такие же серые и измождённые, как у нас. Завидев лодку, они начинают приветственно махать руками, а когда мы причаливаем, бегут к воде – все, кроме Ханни, которая остаётся одиноко стоять вдалеке. Её холодный взгляд скользит по нам с Шэем. Она видит мою руку в его руке и сразу всё понимает. На мгновение в фиалковых глазах вспыхивает боль и осознание предательства, однако в следующую секунду они вновь излучают ледяное спокойствие.
Я встаю, чтобы выбраться из лодки, Шэй тоже поднимается на ноги и помогает мне. В последний момент он крепко прижимает меня к себе в коротком тёплом объятии – мальчик из моих грёз, мальчик с пшеничной чёлкой и синей гитарой, от которого пахнет ночью и океаном.
– Не дрейфь, – шепчет он мне. – Всё будет хорошо.
Разумеется, его руки говорят больше, чем любые слова. Теперь мне всё ясно, и я знаю, что возврата к прошлому нет. Мы отстраняемся друг от друга под взглядами окружающих. На нас смотрит и Ханни, и папа с мистером Флетчером, и Шарлотта с девочками. Все ошеломлены, кроме Ханни, разумеется, чьё лицо, будто непроницаемая маска, не выражает никаких эмоций. Она резко разворачивается и уходит.
Я сплю как убитая до самого вечера, а когда просыпаюсь, вижу перед собой доктора. Он осматривает меня и говорит, что я здорова, а синяки и царапины скоро пройдут. Сон, говорит доктор, – лучшее лекарство. Двое полицейских на кухне читают мне лекцию о том, как глупо и опасно убегать из дома и выходить в море на лодке после наступления темноты. Я слушаю, понурив голову, а потом обещаю, что никогда-никогда больше не буду так делать, и это правда.
После ухода полицейских мы садимся за стол и едим томатный суп. Папа рассказал Шарлотте, что это моё любимое блюдо, и она сварила его специально для меня. Я ем и помалкиваю о том, что самый лучший томатный суп – консервированный и что вкуснее всего заедать его хлебом с маргарином, а не горячими мультизлаковыми булочками, которые Шарлотта щедро намазала сливочным маслом.
Ханни к ужину не выходит.
– Сочувствую насчёт папы, – говорю я девочкам. – Жаль, что так вышло.
– Да уж, – кивает Скай. – Правда, от него как от отца всё равно толку не было.
Шарлотта вздыхает.
– Грег, как всегда, выбрал самый неподходящий момент, чтобы огорошить нас новостью, и самый неудачный способ. Впрочем, он в своём репертуаре. Неужели нельзя было приехать и поговорить с дочерями по-человечески?..
Я отправляю в рот ложку супа.
– Так между Ханни и Шэем всё кончено? – обращается ко мне Коко. – Теперь ты его подружка?
Я растерянно моргаю.
– Не знаю… Наверное.
– Я думала, ты его терпеть не можешь, – хмурит брови Скай.
– Я сама так думала.
Саммер озвучивает то, о чём никто не решается сказать:
– Ханни вне себя от злости. Заперлась у себя в комнате, плачет и слушает музыку на всю катушку. Никого не впускает – ни меня, ни Скай, ни Ко ко.
– Ей плохо, и это естественно, – говорит Шарлотта. – И всё же Ханни справится. Она сильнее, чем полагает. С ней всё будет в порядке.
Боюсь, не в этой жизни.
– Когда она немного придёт в себя, я извинюсь перед ней, – говорю я. – Мне действительно очень стыдно за враньё, за ситуацию с Шэем и Ханни, за всё.
– Я знаю, – мягко произносит Шарлотта и гладит меня по голове.
К горлу подкатывает ком – я не заслуживаю её доброты.
Шарлотта достаёт из ящика буфета плоский свёрток в голубой бумаге и вручает его мне.
– Черри, ты одарённая девочка, – говорит она, – у тебя богатое воображение, творческая фантазия, нужно лишь направить твои таланты в правильное русло. Выдумки расцениваются как враньё, только если ты пытаешься выдать их за правду, но что, если отнестись к ним просто как к байкам, историям? В этом случае твою фантазию ничто не ограничивает, ты вольна сочинять что угодно. За свою короткую жизнь ты уже немало вынесла, Черри, и до сих пор в глубине души стараешься всё это осмыслить. Мне кажется, тебе станет гораздо легче, если ты начнешь переносить свои фантазии на бумагу.
Я разворачиваю тонкую папиросную бумагу и вижу элегантный блокнот в переплёте из алого шелка с вышитыми цветами вишни. Все страницы в блокноте чистые. Ничего красивее я не видела.
– Ох… спасибо, Шарлотта!
– Когда мне было примерно столько же, сколько тебе, я всегда носила с собой блокнот, – говорит она, – писала обо всём, что было на сердце. Ты можешь делать то же самое. Используй его как личный дневник, записную книжку, место, где будешь отделять правду от вымысла. Пиши, сочиняй, фантазируй!
Я задумываюсь над словами Шарлотты. Что, если взглянуть на вещи под другим углом, назвать ложь выдумкой, как посчитал Шэй? Творчество – это и в самом деле путь к выражению своих чувств, и, конечно, в этом нет ничего постыдного. Если я буду записывать свои истории, то когда-нибудь, возможно, даже смогу гордиться ими.
– Обязательно! – обещаю я Шарлотте. – Спасибо большое. Вы все так добры ко мне после того, как я лгала, совершала глупости и даже хуже, чем просто глупости… – Я поглаживаю сливочно-белые страницы блокнота и сглатываю готовые пролиться слёзы.
– Ваша влюблённость когда-нибудь да закончится, – говорит Шарлотта, – и поверь, Купидон иногда шутит злые шутки, выбирая цель для своих стрел. Вполне естественно, что ты не устояла перед обаянием Шэя, но кто знает, как долго продлятся ваши чувства? Ситуация, конечно, неловкая, но это отнюдь не конец света.
– Я боялась, что из-за меня всё погибло. Что я всё разрушила – ваши с папой планы на совместную жизнь, свадьбу, будущее…
– Ну, чтобы это разрушить, надо постараться, – успокаивает меня Шарлотта. – Кроме того, мы дали друг другу обещание.
