Лев Кассиль - Ход белой королевы
Чудинов вскочил:
- Наташа, куда вы? - Он подозрительно поглядел на Тюлькина.- Ты ей тут ничего не накрутил, а?
- Да что ты, Степан! - оправдывался Тюлькин.- Я ей просто рассказывал... кое-что про Москву, какая потеря для нас, что ты отбыл, покинул нас, она и расстроилась...
- Ох, Тюлькин! - Чудинов коротко шагнул, подошел вплотную и незаметно поднял кулак, прикрыв его своим плечом от посторонних взглядов.- Смотри ты у меня, как бы я тебе когда-нибудь не повредил твою материальную часть! - Он хотя и шутил, но в глазах у него проступило нечто, заставившее Тюлькина быстренько пойти на попятную.
- Ну вас всех, ей-богу... Голова у меня прямо-таки от вас болит и пухнет.
Тетя Липа за своей стойкой услышала это и тотчас же посоветовала:
- А может быть, вам освежиться с дороги? Вот у нас парикмахер тут.
С нескрываемым восхищением Тюлькин воззрился на тетю Липу:
- Ух, черт, могучая же вы дамочка! В цирке не работали?
- Не приходилось. Уж вы скажете, в цирке,- застыдилась Олимпиада Гавриловна.- Я на Иртыше на грузовой пристани работала, начальником, да потом радикулит замучил от сырости. Спасибо Адриану Онисимовичу, парикмахеру нашему, мазь дал очень пользительную. Сперва веснушки свел, а потом для втирания. И как рукой сняло.
С Дрыжиком у Тюлькина завязалась совсем свойская, дружеская беседа. Намыливая пухлые щеки приезжего, парикмахер разоткровенничался:
- Мои кремы широко известны среди местного населения. На чистом коровьем масле изготовляю.
Тюлькин покровительственно кивнул, сколько позволяла простыня, подвязанная под горло.
- Шайбочки идут? - спросил он.
- Простите, не вник в вопрос?
- Монеты, говорю, много загребаешь?
Дрыжик обиделся:
- Вы меня дурно понимаете. Я чисто безвозмездно, для друзей, по знакомству. В целях науки, не больше. Снабжаю также мазями местных спортсменов. Тут довольно капризная погода, а это иногда может вредно отразиться. Вы, полагаю, слышали, что у нас тут, у местных, есть старые охотничьи секреты в смысле лыжных мазей. У нас снег особенный, на дню состояние три раза меняется.
Тюлькин разом насторожился. Он вытащил руки из-под простыни и пальцем провел по губам, чтобы снять мыло.
- Как же, слышал! Говорят, у вас тут мази - чудо прямо. Сами лыжи идут. Мечтаю достать для себя лично хоть грамм триста.
- Для себя лично желаете брать? - насторожился Дрыжик.
- Да, я сам любитель в выходной на лыжах походить. Со своей стороны, попрошу взять на память.- Он порылся под простыней в кармане, вытащил перочинный нож с большим набором лезвий, раскрыл все ножички. Нож стал походить на большого рака. Тюлькин протянул его парикмахеру.
- Вот, прошу принять в знак уважения и приятного знакомства. Вот тут написано "Коля". Это лично я. От меня - вам. Прошу.
Дрыжик внимательно осмотрел нож. Он ему понравился, но, вспомнив что-то, парикмахер подозрительно оглядел своего клиента:
- А сами вы, извиняюсь, не из "Радуги" будете?
- Кто, я? Да нет, какое там! Я по радиочасти специалист. Трансляцию вести буду с Карычевым. Слыхали про такого? Евгений Кар, известный, вот я с ним и прибыл, сопровождаю. А это для себя, так, на прогулочку в выходной для личных надобностей. Знаете сами: не подмажешь - не поедешь. Тонко замечено?
- Ну, тогда можно будет вам сделать,- уступил Дрыжик, вертя в руках уж очень ему приглянувшийся ножик.- А лыжнику бы не дал. Я хоть сам в прошлом из Мариуполя, но болею целиком за местных.- Он густо намылил Тюлькина.- Говорят, чемпионка какая-то из Москвы приехала, известная. Курьез будет, когда ее наша Скуратова за собой бросит.
Тюлькин что-то замычал под мыльной маской, прикрывавшей половину его лица и обрекавшей на вынужденную немоту.
Дрыжик наклонился к нему:
- Беспокоит?.. Смешно думать! Скуратова - это же сила. Как она в Свердловске сейчас на отборочных прошла! Ее сам Чудинов тренировал, заслуженный мастер. Говорят, из-за нее и Москву бросил... Тут намедни клиент один приходил, тоже из лыжников местных, так смеялись мы с ним до слез буквально, когда насчет этой Бабуриной разговор зашел.
Тут Тюлькин не выдержал. Как говорится, в нем взыграло ретивое. Как-никак он был давним болельщиком Алисы. Он вскочил, разбрызгивая в ярости мыло, одна щека в пене, другая уже наполовину выбритая, отстранил от себя рукой бритву, с которой к нему наклонился Дрыжик.
- Над кем смеялись? Над Бабуриной? Да она чихать не захочет на твою Скуратову! Она заслуженная, как лауреат все равно. Ее Буденный вот так за руку благодарил при всей публике на стадионе. Маршал! А ты лезешь ко мне со своей Скуратовой, гигиена!
Дрыжик свернул салфетку, аккуратно уложил кисточку в чашку, сказал очень тихо и даже с печалью:
- Виноват, возможно, не дослышал. Вы на кого, если не ошибаюсь, чихать собрались, на Скуратову? Так я вас понял? Да?
Решительно схватив помазок, он с силой бросил его снова в чашку так, что на зеркало полетели лепешки мыла. Потом он отодвинул прибор подальше от края стола, дрожащими пальцами снял с Тюлькина простыню, скомкал ее и бросил на столик:
- Извините меня, но вам придется пройти через улицу напротив.
- Куда напротив? - возмутился Тюлькин, утирая салфеткой выбритую щеку и щупая другую, намыленную.- Да брось ты, в самом деле, добрей щеку! Куда же я такой, с одного боку бритый, пойду?
Дрыжик кротко, хотя в голосе его уже бушевал огонь, проговорил:
- При вашем однобоком рассуждении это будет вполне как раз. Пройдите напротив, там добреют, а я лично с вами заниматься не могу.- Он ожесточенно мыл руки под краном умывальника, потер щеточкой ногти и потом решительно стряхнул воду с пальцев.
Чувствуя, что произошло что-то не совсем ладное, и уже хорошо зная нелегкий характер своей воспитанницы, Чудинов отправился к ней в интернат. Дверь открыл Сергунок.
- Тетя Наташа у себя?
- А ее нет,- удивился Сергунок,- она еще не возвращалась. Она к своим домой собиралась.
Делать было нечего, пришлось идти к Скуратовым.
Еще на крыльце Чудинов почуял запах скипидара и какой-то гари. Навстречу ему из кухни вышел Никита Евграфович, который сейчас же поманил его за собой. Попросив Чудинова немного обождать, он вернулся к занятию, которое, по-видимому, было прервано приходом Степана. Никита Евграфович что-то варил на плите, переливал из одной жестянки в другую, нюхал, мешал щепочкой, священнодействовал. Едкий чад заполнял весь дом.
- А Наташи нет,- сообщил он, витая в облаках дыма.- Редко заглядывать стала, все с детишками там да с тобой на подготовке. Ну как считаешь, шансы у нее есть?
- Шансов-то много, да упрямства еще больше,- пожаловался Чудинов.
- Это верно говоришь. Это уж она в нашу мать такая. Однако, как полагаешь, эта московская, Забубырина, что ли, не обставит Наталью нашу, не осрамит, как в прошлом годе в Москве?
- Надеюсь, нет.
- Хорошо! С тебя взыск будет, А я вот мазь ей нашу родовую, охотничью изготовил. Дело-то на крайний мороз поворачивает. Тут с мазью не ошибиться. Ну, а уж я в этих смыслах угадываю без промашки. Секрет нашего семейства. Я тебе вот доверяю. Хоть и не переучивался я сам на твой манер ходить, поздно уж мне, а доверяю, однако. На вот, передашь сам Наталье... Три номера тут. Вот, где три креста поставлено на жестянке, это на крайний мороз. Если и ударит, то как раз этот состав подойдет. Наталья сама знает, не впервой ей.
И Никита Евграфович вручил Чудинову три разноцветные банки с заветной фамильной мазью.
ГЛАВА 16
Тайны масок и секреты мазей
Вечером я увидел Чудинова в городском парке, который был превращен сегодня в огромный каток. Гирлянды цветных фонариков отражались в матовом зеркале льда. Город устраивал карнавал в честь открытия спартакиады. По ледовым, похожим на полоски станиоли дорожкам проносились пары конькобежцев, одетые в яркие маскарадные костюмы. Из рупоров гремела музыка.
На ледовой площадке, окруженной зрителями и залитой светом прожекторов, под общий хохот плясал, кружился огромный матерчатый жираф. Передние ноги его разъезжались на коньках и, хоть убей, не могли приноровиться к движениям задних конечностей, принадлежащих другому конькобежцу, также спрятанному под пятнистым чехлом, который изображал шкуру жирафа. Какой хохот и визг стояли тут! Поощряемый аплодисментами и веселыми пожеланиями, жираф встал неожиданно на дыбы, взвился почти вертикально и замахал в воздухе коньками на передних ногах. Тут он вдруг упал, весь перекрутился, а когда встал, задние ноги его поехали в одну сторону, а передние - в другую. То-то была потеха!
Пестрой поющей фалангой проносились по ледовым аллеям сцепившиеся за руки фигуристы на коньках. Кавалеры в средневековых костюмах, в развевающихся плащах катили перед собой на легких санках замаскированных дам. Чиркали коньки о лед, покачивались цветные фонарики в морозном искристом воздухе. Погружая всех то в красный, то в зеленый, то в золотисто-оранжевый свет, вертелись прожекторы, на которых меняли беспрерывно цветные заслонки.
