Александр Немировский - Я — легионер. Рассказы
Многих привела сюда надежда или просто любопытство: Эвн хочет им что-то сказать. Они ни разу с ним не встречались. Значит, произошло что-то важное. Где же Эвн? Толпа начала волноваться.
Появление Эвна было совершенно неожиданным. Сначала из-за выступа пещеры показались руки, а потом голова и туловище. Ног не видно, поэтому могло показаться, что это не обычный человек, а великан. Ему всё доступно. Его взгляд приказывает.
Люди, стоявшие впереди, начали сбрасывать с себя одежды, обнажая грудь, ноги, спины. Их примеру последовали другие. Тела в лунном свете казались синеватыми, рубцы — чёрными. Шум усиливался. Послышались рыдания, стоны.
Эвн медленно опускался на землю. Глядя на его напряжённо стянутый лоб, устремлённые в одну точку глаза, шевелящиеся губы, можно было поверить, что он улавливает какие-то доступные лишь ему одному звуки. Потом он встал, словно повинуясь чьему-то приказанию.
— Долго ли терпеть, Эвн? Когда избавление? — послышались крики.
Эвн поднял руку. И в тишине прозвучал глухой голос:
— Мать земля! Величайшая из богинь! Ты нас слышишь? Откликнись!
Я готов был поклясться, что рот Эвна был закрыт. Кто же тогда обращался к богине?
Толпа замерла, ожидая чуда. И оно произошло.
Из уст Эвна вырвался сноп пламени и осветил его лицо с безумными глазами.
Люди в едином порыве упали на колени.
«Только мать-земля способна на такое чудо, — думали они. — Ведь её недра полны огнём. Те места, из которых выходит огонь, священны».
Я один знал, что во рту Эвна орех с угольком. Маленькая хитрость. Но она служит великому делу.
Вместе со всеми я бежал по склону горы к Энне. В руках у воинов факелы. Да, это были воины. Кто бы назвал их рабами? Как яростно пылали их глаза! Как одухотворены их лица! В каждом из них частица огня Эвна.
Дальше я могу её продолжать. Последующие события известны всем. В очищающем пламени сгорела Энна вместе с Дамофилом и всеми, кто попрал имя Человека. Освобождённые рабы избрали Эвна царём, и он правил под именем Антиоха.
А началось всё с уголька. С того уголька, который Эвн положил в выдолбленный орех.
Остров удачи
Весло на два локтя вперёд и столько же назад до отказа — вот круг Вела, и вся жизнь сплеталась из таких же кругов в бесконечную цепь. Никто, кроме бессмертных богов, не знал, как и когда она оборвётся. С кораблём ли, идущим ко дну? Или со слабостью рук и безразличием к боли?
Но пока в руках весло — на два локтя вперёд и столько же назад до отказа, — кроме круга, очерченного каждому, есть ещё вера в чудо. Ведь происходят же чудеса на земле и на море!
«Пираты, — вспоминал Вел, — решили ограбить певца Ариона, возвращавшегося в родной город, и приказали ему прыгнуть за борт. Арион упросил их разрешить ему спеть на прощание песню. Дельфин, зачарованный мелодией, взял Ариона на спину».
Вел вглядывался в волны со страстной надеждой найти своего спасителя. Дельфины иногда показывали чёрную спину и острый конец плавника. Они описывали вокруг корабля круги. Но им не было никакого дела до Вела и его страданий. Даже дельфины понимали, что им не спасти человека, который прикован к веслу.
«В другой раз, — припоминал Вел, — пиратам попался строптивый купец. Они привязали его к мачте и стали угрожать, что не дадут ему воды, пока он не скажет, где припрятал сокровище. И вдруг вокруг мачты обвились виноградные лозы и спелые грозди повисли над головами разбойников. В ужасе пираты попрыгали в море. Одни считают, что это был не купец, а принявший облик смертного Дионис.[5] Другие — что взгляд купца обладал такой силой, которая могла заставить людей видеть то, чего нет».
Вел не обладал этой чудесной силой, а если бы он её обрёл, что толку? Ему не удастся скрестить с пиратами взгляда. Впереди — потный затылок гребца. Справа — море. О, если бы тело стало таким лёгким, как у чаек, и приобрело бы способность летать.
Об этом можно было только мечтать, зажмурив глаза. Но жгучий удар бича возвращал Вела на скамью, и руки, повинуясь чужой воле, совершали привычный круг — два локтя вперёд и столько же назад до отказа. Тяжела доля гребца!
И всё же чудо — произошло. Может быть, потому, что Вел так в него верил и ждал. У Мессинского пролива за пиратским кораблём увязались две быстроходные триеры. Они шли неотступно, как гончие псы за матёрым волком, готовые вот-вот вцепиться ему в глотку. Всей душой Вел был на стороне преследователей. Его взгляд торопил и подбадривал их, но руки совершали те же привычные движения — два локтя вперёд и столько же назад.
В тот момент, когда кормчий пиратов резко развернул корабль, надеясь ускользнуть от погони, послышался треск… Вел очнулся как после тяжёлого сна. Вещи утратили чёткие очертания и расплывались. Улыбка над чьей-то запрокинутой бородой казалась продолжением шва на туго натянутом парусе. Или, может быть, ему улыбались и парус, и небо, и море, покрытое лёгкой зыбью.
Прошло ещё несколько мгновений, и туман, застилавший глаза, рассеялся. Вел лежал на палубе. Руки его были свободны. Над ним склонилось лицо бородача. Вел хорошо различал морщины на загорелом лбу, родинку на правой щеке, нос, похожий на луканскую грушу, толстые обветренные губы.
— Ну и везуч ты, парень! — услышал Вел. Эти слова относились к нему, но Вел невольно оглянулся, ища взглядом кого-то другого.
— Если бы тебя не выбросило в пробоину, кормил бы рыбу, как другие, — продолжал незнакомец. — К тому же твою цепь удержал наш якорь и не дал тебе пойти ко дну. Видно, ты родился под счастливой звездой.
Горькая усмешка искривила рот Вела. Беды всю жизнь подстерегали его, как оводы разгорячённую клячу, и старались ужалить побольнее. Какие он только не испробовал профессии! За что только не брался! Его виноградник съели гусеницы, словно листья и плоды там были слаще, чем у соседей. Его овец задрали волки и истребили болезни. Во время весеннего разлива Тибр слизал его дом. Подрядчики, с которыми он имел дело, оказались ворами и негодяями. В конце концов от него отвернулись даже самые близкие люди, решив, что он обладает способностью притягивать к себе беды. Наконец ему посоветовали заняться морской торговлей. В первое же плавание он попал в лапы к пиратам, да притом к самым жестоким.
Вел недоверчиво взглянул на бородача. Что это за человек?
Вроде грек. Но разве в Тирренском море нет греческих пиратов? Они спасли ему жизнь, чтобы продать на ближайшем рынке! А может быть, они потребуют выкупа?
Бородач как будто понял опасения Вела.
— Не бойся! — сказал он мягко. — Нам от тебя ничего не нужно.
Нет, Вела не проведёшь! Так он и поверит, что есть люди, которые могут подать руку терпящему бедствие просто из доброты. Все, кого он встречал на своём пути, всегда думали только о собственной пользе и извлекали выгоду из несчастий других. Виноградник, съеденный гусеницами, соседи купили за полцены. Они знали, что Велу нужны деньги для уплаты ростовщику, что он не может ждать следующего урожая. А остатков смытого Тибром дома Велу так и не удалось найти. Их растащили соседи. И даже тот человек, который посоветовал Велу заняться морской торговлей, действовал по расчёту. Он зарился на остатки имущества Вела, поэтому продал ему втридорога дырявую посудину и направил в воды, где обосновались пираты. Пираты были такими же расенами[6] как Вел, людьми одной с ним крови и языка. Узнав, что у Вела нет денег для выкупа, они приковали его к веслу.
«Этот грек не знает меня, — мучительно думал Вёл. — Но стоит мне заговорить, как он догадается, что я такой же расена, как те пираты. Тогда мне несдобровать».
Но и тут незнакомец успокоил Вела.
— Тебе лучше поберечь силы, — сказал он ласково, — расскажешь потом! Да и что говорить? Твоя спина и плечи красноречивы, как свиток. Это пройдёт. Мы поднимали на, ноги и не таких. У нас на Липарах бьют из камней горячие ключи. Их пар целебен. Раны затягиваются на глазах.
Так Вел узнал, что его спасители с Липар. Он слышал кое-что об этих островах от грека-горшечника. Грек крутил деревянное колесо и в такт его вращению напевал. Наверное, это помогало ему в работе, так же как тягучая песня помогает гребцам. Вел, тогда ещё мальчик, наблюдал, как из бесформенного куска глины на вертящемся круге возникают амфоры, килики, фиалы, и прислушивался к греческим напевам. Это были самые невероятные и лживые истории об одноглазых великанах, швыряющихся скалами, волшебницах, превращающих моряков в свиней, волшебниках, — набивающих мешки буйными ветрами.[7] Вел поинтересовался, кто сочинил эти небылицы. Узнав, что их автор слепой певец Гомер, Вел нисколько не удивился. «Я так и думал, — сказал он горшечнику, — только слепец может описывать то, что не видно зрячим». Грек рассвирепел. Остановив круг, он стал доказывать, что Гомер никогда не ошибался, что у Гомера не было света в глазах, но боги наделили его внутренним зрением, которому доступны любые глубины. Тогда-то горшечник и вспомнил о Липарах. Рассказывая о ветрах, запрятанных в мешок, Гомер будто бы имел в виду огнедышащие горы на этих островах. По тому, куда направлено пламя, мореход может судить, в какую сторону дует ветер и надо ли опасаться бурь. Объяснение это показалось Велу невероятным, но он не стал спорить с горшечником, памятуя совет покойного отца — с одержимым не спорят.
