Виталий Коржиков - Волны словно кенгуру
Чуть дальше переглядывались два япончика в школьной форме с альбомами под мышкой: интересно! Человек из-за границы приплыл.
Я бросил в ящик несколько монеток, девчонки тряхнули чёрными волосами и убежали.
Тогда один из мальчишек смущённо хихикнул и попросил:
- Сувенир...
Я опустил руку в карман - там завалялось несколько наших копеек, протянул мальчишкам. Они взяли монеты, засмеялись и припустили через улицу. Потом оглянулись, крича:
- Аригато! Спасибо!
Я ещё прошёлся и поднялся на судно.
- Ты где бродишь? - встретил меня Шубенко.
- "Новиков" ищу!
- Порядок! - сказал он. - "Новиков" твой в Иокогаме. И мы там будем. А завтра - в Токио. Тут у нас есть один знакомый деловой японец. Из фирмы, которая с нами торгует. Завтра едет в Токио, подбросит и нас. Посмотрим на город, на Токио-тауэр. И купим наконец дочке куклу. Три года обещаю и всё никак не привезу! Поедем?
ПОЮЩАЯ ЛАПША
Я нагладил парадные брюки, рубашку и пошёл побродить по судну. Не сидится! Завтра - в Токио!
В кают-компании команда смотрела японский телефильм.
Вдруг фильм прервался. По экрану покатились бутылки с соком. Рядом с ними возник пухлый малыш. Он стал пить сок и превращаться в могучего белозубого японца. Реклама. Это мне уже случалось видеть не раз. Я вышел на палубу.
Краны молчали. У грузчиков начинался ужин. Они сидели на корточках у стены пакгауза и быстро ели из пластмассовых коробок палочками рис или ловко макали в коричневую соевую подливу листья морской капусты, деловито отправляли их в рот и от удовольствия покачивали головой. Кто приправлял свой ужин кусочками рыбы, кто ракушками.
Небо становилось фиолетовым, поздним. А тишина дальней-дальней - на весь залив.
Из-за пакгауза донёсся звон колокольчика: динь-дон, динь-дон... И на причал въехала маленькая коляска с ящиком. Вёз её невысокий хрупкий паренёк. Рубашка у него была выпущена поверх брюк и раскачивалась в такт шагам... Смотрел он по сторонам нерешительно, даже, казалось, застенчиво. Но вот кто-то из грузчиков окликнул его и подбежал с коробкой в руке.
Мальчик остановился, открыл ящик, из которого дохнуло облачко пара, зачерпнул поварёшкой и положил в коробку порцию лапши. Грузчик бросил мальчику монетку, а тот уже доставал новую порцию: к нему торопился второй грузчик, и от стены поднимался ещё один.
Мальчик положил им тоже и уже решительней окинул взглядом остальных: не хочет ли ещё кто?
Но грузчики больше не обращали на него внимания. Одни прикорнули на часок в проходе на палубе, другие, расстелив газеты, ложились вздремнуть прямо на бетонном причале. И мальчик покатил тележку к другим судам.
- В прошлый раз старик ездил, - сказал кто-то из матросов.
- Может, дед заболел, - предположил вахтенный. - Или просто послал парнишку учиться делу. Жить-то надо! Каникулы... - усмехнулся он. - Идёт поёт: "Лапша, лапша!" И повозка-то называется "Поющая лапша".
Издалека, как однообразная песня, всё доносился тонкий крик мальчика.
Быстро наступил вечер, стало прохладно. Иероглифы на зданиях запылали, как под ветром угли в костре. Вдалеке неоновым сиянием засветился Токио.
Грузчики взялись за работу. А внизу, за трапом, снова раздалось: динь-дон, динь-дон... Мальчик опять толкал свою тележку - в обратную сторону.
Теперь он шёл устало и только изредка всё ещё поглядывал вверх в надежде на случайного покупателя.
Но покупателей не было, и он, согнувшись, шёл дальше.
- Так и будет ездить, пока всё не распродаст, - сказал вахтенный.
Я постоял ещё, прислушиваясь к плеску воды, и отправился в каюту.
Прилёг на койку и стал смотреть в иллюминатор.
Вот засветились на небе несколько звёзд. Потом под резкий заунывный гудок по пакгаузу пробежал синий свет - проехала ночная полицейская машина. Крикнула испуганная чайка и успокоилась.
Только с палубы иногда раздавался мерный скрип троса.
А с причала, то издалека, то совсем рядом, всё слышалось: динь-дон, динь-дон... Как горькая колыбельная, от которой невозможно было уснуть.
МАЛЕНЬКОЕ ПРЕПЯТСТВИЕ
Утром, только я прибрал в каюте и сделал зарядку, на причал вкатилась новенькая легковая машина "тоёта".
Молодой японец в чёрном костюме покрутил вокруг паль ца сверкающий золотистый ключик на цепочке и крикнул по-русски:
- Добрый день, капитан-сан! Шубенко сверху помахал ему рукой:
- Коничива, Исиро-сан! Как жизнь?
- Отлично! - улыбнулся японец, снова весело взмахнул ключиком от машины, будто всё в жизни открывалось им, и спросил по-русски: - Ну что, едем?
- Пять минут на сборы! - приказал мне Шубенко. А через десять минут мы уже сидели в машине. Исиро-сан вырулил на шоссе, включил магнитофон. И под тихую приятную мелодию мы помчались по Хайвею - свободному шоссе до Токио. Мимо рисовых полей с крестьянами в соломенных шляпах, мимо фанерных домиков и каналов с серыми баржами...
Всё мчалось, торопилось, неслось.
Мы взлетели на мост. Исиро-сан прямо из автомобиля протянул девушке в форме несколько иен, получил квитанцию: проезд оплачен. И скоро перед нами распахнулся ошеломляющий город.
Дома теснились, поднимались один над другим, как акробаты в цирке. Над теми, что взобрались выше остальных, сияли названия фирм: "Хитаци", "Мицубиси", "Атака", "Сони".
А вдали, опираясь на алые стойки, высилась знаменитая токийская телебашня Токио-тауэр.
Машина катилась, как шарик в китайском бильярде: из тоннеля - на мост, с моста - в тоннель. И вышка быстро вырастала перед глазами, будто только что выпила несколько бутылок разрекламированного витаминного напитка.
Неожиданно над нами, оседлав рельс на столбах, промчался монорельсовый поезд. Я привстал, чтобы выглянуть. А Шубенко сказал:
- Ну молодцы японцы!
Исиро-сан улыбнулся одними губами и прибавил скорость.
Следом за другими машинами наша "тоёта" скользнула в гулкий тоннель.
Я пытался разглядеть, что там впереди. Со всех сторон, как огоньки глубинных рыб, светились лампочки автомобилей.
- Идём, как в подводной лодке, - сказал капитан.
- Зато быстро! - откликнулся Исиро. Но вот передние машины остановились. Затормозили и мы.
Все включили свет.
Стоянка затягивалась. Тоннель наполнялся синим тяжёлым дымом.
- Скоро начнём переворачиваться, как мальки в заливе, - сказал я.
- Что мальки! - Шубенко посмотрел на меня. - От этих газов люди погибают. За один июнь в Токио пострадало больше ста детей. Во вчерашней газете написано.
Исиро-сан сначала вроде бы не слышал, а потом коротко уточнил:
- Сто восемьдесят.
- Весь Токио в дыму! Строить дымоуловители хозяевам не хочется, за это нужно платить, - сказал Шубенко. - А платить нужно. И думать, как бы всю землю не отравить!
Исиро-сан холодно усмехнулся. Вспоминать о японских неприятностях он, видимо, не любил, но согласился:
- Думать нужно.
Наконец машина впереди двинулась. Мы за ней. И, как в подводной лодке, вынырнули в центр Токио, среди самой настоящей автомобильной реки.
Исиро завёл машину в подземный гараж, в лифте вывез нас наверх и снова взмахнул ключиком, словно им открывалось всё на свете: "Путь открыт!"
Мы поблагодарили его и попрощались.
АВТОГРАФ ИЗ ТОКИО
Через дорогу за высокой каменной стеной на скале белел древний императорский дворец.
Я разогнался к нему, но впереди зажёгся красный огонь светофора, и все японцы замерли у края пешеходной дорожки.
- Машин-то пока не видно. Ни одной! Чего стоят? - сказал я капитану.
Японцы переглянулись, посмотрели на меня и ещё аккуратней отодвинули носки ботинок за черту.
- Учись! - сказал Шубенко. - Никаких столкновений! - и похлопал меня по плечу, как, бывало, наш старый капитан.
Но вот светофор глянул на нас зелёным глазом, и мы перешли через дорогу.
В прудах перед дворцовой стеной плавали толстые золотые карпы. На газонах качали ветвями широкие добрые сосны. Я подошёл, погладил хвою пушистая, бархатная. А отпустил ветку, смотрю - на ладони отпечаток сажи. Словно хвоинка иероглиф мне отпечатала. Достал я блокнот, приложил хвою к листку - тоже оттиснул. Настоящий автограф - иероглиф. Из самого центра Токио.
Только как он переводится?
Может быть: "Помогите"? А может быть, как сказал Шубенко: "Думать надо".
ВНУЧКА ФУДЗИЯМЫ
Мы шли в гору по шумным токийским улицам. Я оглядывался на голубые плакаты, на которых сверкала белоснежная гора Фудзияма. А Шубенко говорит:
- Пойдём, сверху увидишь настоящую! Неожиданно, как Гулливер, расставив стальные опоры, из-за домов возникла алая громадина Токио-тауэр...
Раздался крик, хлопнул выстрел, и навстречу нам вылетел упругий мяч: два повара из башенного ресторана, улучив минуту, играли в бейсбол. Вся Япония играет в бейсбол!
Шубенко поймал мяч, броском вернул хозяину и пошёл к лифту.
Через мгновение прямо возле нас, за стеклом, замелькали в небе птичьи крылья и внизу во все стороны разбежался Токио. Он раскинулся так широко, будто не один город, а десятки городов смешались друг с другом и толпой направлялись к океану. Неподалёку виднелась громадная тарелка с зелёным дном - Олимпийский стадион. А вокруг на крышах цветных зданий светились бассейны, спортплощадки, крохотные спортсменчики гоняли по ним микроскопические мячи и вертелись на перекладинах.
