Эрих Кестнер - Эмиль и сыщики
В-девятых,
ТИПОГРАФИЯ
большой газеты
В газетах пишут обо всем, что происходит. Но, конечно, только если это что-то хоть немножко из ряда вон выходящее. Если рождается теленок с четырьмя ногами, это никого не интересует. А вот если у него пять или шесть ног, что иногда случается, то взрослые охотно читают про это за завтраком. Если господин Мюллер честный малый, то до него никому нет решительно никакого дела. Но вот если он разбавляет водой молоко и продает эту бурду за сливки, то о нем напишут в газете. Напишут, как бы он ни протестовал. Вы проходили когда-нибудь мимо типографии, где печатаются газеты? Там все гудит, звенит, стучит так, что стены дрожат.
НУ, А ТЕПЕРЬ НАЧНпМ НАКОНЕЦ НАШ РАССКАЗ
Глава первая
ЭМИЛЬ ПОМОГАЕТ МЫТЬ ГОЛОВУ
- А ну-ка, - сказала фрау Тышбайн, - возьми этот кувшин с горячей водой.
Сама она взяла другой кувшин и синий флакон с шампунем и направилась из кухни в комнату. Эмиль схватил кувшин и поспешил за матерью.
В комнате, наклонившись над белым тазом, сидела женщина. Ее волосы были распущены и свисали, закрывая лицо, словно охапка нечесаной шерсти. Мама Эмиля полила эту белокурую копну шампунем и так энергично принялась тереть чужую голову, что сразу же взбилась пена.
- Не горячо? - спросила она.
- Терпеть можно, - ответила голова.
Ах, да ведь это жена булочника, фрау Вирт!
- Здравствуйте, фрау Вирт, - сказал Эмиль и поставил кувшин под туалетный столик.
- Тебе повезло, Эмиль, я слышала, ты едешь в Берлин, - раздалось из-под намыленных волос, и голос звучал так, словно говорившую окунули в сбитые сливки.
- Правда, сперва он не хотел ехать, - сказала мама, не переставая тереть голову фрау Вирт. - Ну, а чего мальчишке здесь зря болтаться во время каникул? В Берлине он никогда не был, а моя сестра Марта нас уже давно приглашает. Ее муж зарабатывает вполне прилично, он служит на почте. Я, конечно, ехать никак не могу. Под праздники у меня самая работа. Да он уже не маленький, сам доедет, а в Берлине на вокзале Фридрихштрассе его встретит бабушка. Она будет его ждать у цветочного киоска, чтобы с ним не разминуться.
- Берлин ему понравится. Детям там интересно. Мой муж ездил туда полтора года назад на соревнование по игре в кегли, и я с ним. Ну и сутолока! Там есть улицы, где ночью светлее, чем днем. А машин сколько!.. бубнила фрау Вирт из глубины таза.
- Заграничных машин много? - спросил Эмиль.
- А почем я знаю, - сказала фрау Вирт и чихнула, потому что мыльная пена попала ей в нос.
- Ну, а теперь пойди переоденься, да поживей, - поторопила его мама. Я все тебе приготовила. Выходной костюм лежит на кровати. Уже пора собираться в путь. Как только я причешу фрау Вирт, мы будем обедать.
- А какую надеть рубашку? - осведомился Эмиль.
- Все лежит на кровати. Носки смотри не порви. Да не забудь сперва как следует помыться. И вдень, пожалуйста, новые шнурки в ботинки. Ну, иди - и не возись, слышишь!
- Ага, - подтвердил Эмиль и исчез.
Когда с прической было покончено и фрау Вирт, с удовлетворением бросив взгляд в зеркало, наконец удалилась, мама открыла дверь в спальню и увидела, что Эмиль с несчастным видом мечется по комнате.
- Скажи мне, пожалуйста, кто выдумал все эти выходные костюмы?
- Не знаю, а что?
- Укажи мне на этого типа, и я его убью.
- Ах ты, бедняжка! Как мне тебе не посочувствовать? Другие ребята огорчаются, что у них нет приличного костюма, а ты... Но, конечно, у каждого свои заботы... Да, чтоб не забыть: обязательно попроси у тети Марты вечером плечики и аккуратно повесь на них костюм. А перед тем вычисти его как следует щеткой, слышишь? Смотри только, не забудь! Ну, а завтра, уж ладно, можешь снова влезть в твой любимый старый свитер. Как будто все? Чемодан твой я сложила, цветы для тети Марты в бумагу завернула. Деньги для бабушки я дам тебе в последнюю минуту. Что ж, давай обедать. Разрешите вас пригласить к столу, молодой человек!
Фрау Тышбайн обняла сына за плечи и повела его в кухню. К обеду были макароны с тертым сыром и ветчина. Эмиль уплетал за двоих и лишь изредка вопросительно поглядывал на маму, словно желая убедиться, не обижена ли она тем, что он ест с таким аппетитом, несмотря на предстоящую разлуку.
- Как только приедешь, сразу же напишешь открытку. Я ее положу в чемодан, прямо сверху.
- Слушаюсь, - сказал Эмиль и поспешно, стараясь не привлечь внимание мамы, смахнул со штанины макаронину. К счастью, мать ничего не заметила.
- Всем передай от меня привет. И смотри, не зевай там на улице. Берлин - это не Нойштадт. В воскресенье дядя Роберт поведет тебя в музей кайзера Фридриха. Так ты веди себя хорошо, чтобы потом не говорили, что здесь, в провинции, дети невоспитанны и не знают приличий.
- Все будет как надо, даю тебе честное слово, - пообещал Эмиль.
Пообедав, они вернулись в спальню. И тогда мама вынула из шкафа жестяную коробочку, в которой лежали деньги, и стала их считать. Потом она покачала головой и снова пересчитала.
- Кто приходил ко мне вчера? - спросила она.
- Фройляйн Томас и фрау Хомбург, - ответил Эмиль.
- Да, верно. Но все равно не сходится, - сокрушенно сказала мама и опять погрузилась в какие-то расчеты.
Она достала бумажку, на которой записывала, сколько кто заплатил, опять стала что-то высчитывать, и в конце концов объявила:
- Не хватает восьми марок.
- Да ведь сегодня утром приходил газовщик.
- Забыла! Тогда, увы, все сходится!
Мама далее свистнула с досады и вынула из жестяной коробочки три купюры.
- Послушай, Эмиль! -сказала она. - Вот тебе сто сорок марок. Смотри, три бумажки: одна стомарковая и две по двадцать. Сто двадцать марок ты отдашь бабушке и скажешь, чтобы она не сердилась, что я в тот месяц ничего ей не послала, иначе мне бы не свести концы с концами. Зато теперь ты сам привез ей деньги, и даже больше, чем обычно. И крепко поцелуй ее. Понял? У тебя останется двадцать марок. Когда придет время возвращаться домой, ты купишь себе билет на поезд. Это будет стоить около десяти марок. Точно я не знаю. А остальные деньги ты истратишь на то, чтобы платить за себя, когда вы будете куда-нибудь ходить. Да и вообще не мешает иметь в кармане две-три марки на всякий случай. Вот в этот конверт от письма тети Марты я вложу деньги. Смотри, не потеряй. Куда ты его спрячешь?
Мама положила три купюры в аккуратно вскрытый конверт, затем сложила его пополам и протянула Эмилю.
Эмиль подумал и сунул конверт с деньгами в правый внутренний карман, на самое дно. Потом для проверки похлопал по пиджаку в том месте, где был карман, и сказал уверенно:
- Теперь они никуда не денутся.
- Ты только никому в поезде не рассказывай, что везешь столько денег.
- Ну что ты, мамочка!
Эмиль был просто оскорблен, что мать может заподозрить его в такой глупости! Фрау Тышбайн положила несколько марок в свой кошелек и поставила жестяную коробочку назад, в шкаф. Затем она еще раз пробежала глазами письмо сестры, где было указано время отправления и прибытия поезда, которым Эмиль должен ехать в Берлин.
Некоторым из вас, возможно, покажется, что сто сорок марок не стоят того долгого разговора, который затеяла из-за них парикмахерша Тышбайн со своим сыном. И в самом деле, когда кто-нибудь зарабатывает две тысячи, или двадцать тысяч, или сто тысяч марок в месяц, то ему незачем так долго говорить о ста сорока марках.
Но имейте в виду, если вы этого не знаете, что большинство людей зарабатывают куда меньше. И когда ты получаешь в неделю не больше тридцати пяти марок, то сто сорок марок, сэкономленные с большим трудом, - сумма огромная. Нравится вам это или нет, но это так. Для очень, очень многих людей сто сорок марок - это все равно что миллион, и мысленно они пишут эту цифру с шестью нулями. А что такое миллион на самом деле, они даже и во сне представить себе не могут.
Как вы знаете, отца у Эмиля не было, и мама его трудилась, не покладая рук, завивала блондинок и брюнеток, мыла им головы, чтобы заработать на жизнь и заплатить за квартиру, за газ, за уголь, чтобы купить одежду и учебники для Эмиля и внести плату за его обучение. Иногда она болела, тогда приходил доктор и прописывал лекарства. В такие дни Эмиль ставил маме компрессы и сам варил обед. А когда мама спала, он Даже мыл пол, чтобы мама не сказала: "Придется мне встать, а то такая грязь в квартире".
Можете вы это понять? И вы теперь не будете смеяться, если я вам скажу, что Эмиль во всех отношениях образцовый мальчик. Видите ли, он просто любит свою маму и умер бы со стыда, если бы бил баклуши, когда она работает, не щадя себя, и экономит буквально каждый пфенниг. Вот почему он не может пойти в школу, не выучив уроков, или списать задачку, скажем, у Рихарда Поймана. Или прогулять при случае занятия. Он видит, как мама выбивается из сил, чтобы у него было все, что есть у других реалистов. Разве можно в ответ ее обманывать и огорчать?
