Константин Сергиенко - Кеес Адмирал Тюльпанов
– Откуда у тебя башмаки такие? Кожаные. Были ведь кломпы, такие, как у меня.
Лис позевал-позевал и говорит:
– Башмаки эти очень хорошие. Не то что твои деревянные колодки. Это, брат, женские башмаки. Смотри, пряжка красивая. У Эглантины, когда переодевался, под лавкой нашёл. Замечательные башмаки.
– Воровать нехорошо, – сказал я Лису.
– Мои шер, это же я на время. Раз в монашенку обрядился, значит, и башмаки надо менять.
Потом он ещё позевал и говорит:
– А на тебе, адмирал, между прочим, мои кломпы. Чего ты на них позарился? Они ведь похуже твоих.
Я на ноги поглядел. И вправду Лисовы башмаки. Когда это я успел перепутать? Лису я говорю:
– Тебе-то что, жалко?..
И тут меня словно обухом по голове! Письмо-то к принцу в свинцовой трубочке! А трубочка в каблуке правого кломпа, моего, не Лиса! И кломпы, стало быть, остались в комнате у Эглантины.
Пока я с открытым ртом обдумывал эту новость, Лис тоже обо всем догадался и стал меня успокаивать:
– Плюнь ты, адмирал, ей-богу! Твоё письмо давно уже опоздало.
Тут и Караколь вмешался. Пришлось ему быстро всё рассказать. Про Эглантину, про дона Рутилио, про наше знакомство с отцом Антонио и Кристофелем.
– Ну и дела! – сказал Караколь. – Много же вы успели, пока мы тут ночевали.
– Стараемся, – сказал Рыжий Лис.
– Давайте обсудим, – сказал Караколь. – Жизнь что-то запуталась… – При этом он сразу стал грустным. Думаю, опять из-за Эглантины.
Лис первый стал тараторить и убеждал, что пора податься к югу, во Фландрию. Места тамошние он хорошо знает, можно бродить по стране и давать представления. А бегать от иезуитов ему надоело.
Я ответил, что всё это болтовня. Пусть Лис подается во Фландрию, а мне нужно выручать башмаки, по крайней мере правый, в котором письмо, а потом искать принца Оранского в Роттердаме, потому что не очень-то я теперь надеюсь на Эглантину.
Караколь сказал, что для начала стоит дождаться Мудрилу и Эле, а уж потом выбирать дорогу на Роттердам или во Фландрию.
С этим я согласился. Лис согласился тоже и снова завалился под куст. Капать с неба перестало, оно посветлело, стало розовым. В соседней деревушке звякнул колокол. Потом и дельфтский пивной колокол пробил три раза – бум-бим-бом! Значит, настал час, когда хозяева закрывают пивные лавки. А Эле с Мудрилой всё не было.
Я вскочил и сказал, что не могу больше ждать. Надо идти к Эглантине. Что, если служанка выбросит мои башмаки в канал? Мы снова начали спорить. Караколь не хотел отпускать меня одного. Я сказал, что возьму Пьера.
– Ещё чего! – закричал Рыжий Лис. – А кто с нами в лесу останется?
Пьер тоже порывался что-то вставить, но у него не получалось. Он перепрыгивал с ноги на ногу и басом говорил: «Ррав!»
В конце концов я и Караколь решили идти за башмаками. Рыжий Лис вместе с Пьером останутся ждать Мудрилу и Эле, а потом доберутся к развилке «капкан» и заночуют в шалаше рядом с торфяной ямой. Часа через три мы с Караколем вернёмся, а утром решим, что делать.
ЭГЛАНТИНА И ДОН РУТИЛИО
Уже в сумерки мы оказались в Дельфте. Чем ближе подходили к дому Бейсов, тем беспокойнее становился Караколь. Да и я размышлял: что делать? Просто позвонить и войти? Конечно, Эглантина обрадуется Караколю. Станет расспрашивать, куда подевались мы с Лисом. Но хорошо, если так. А если у её дома разгуливает какой-нибудь иезуит вроде Кристофеля? Или, чего доброго, сам капитан Рутилио, Рыцарь с Кислой Рожей, сидит на кухне и пьёт бургундское? И можно ли до конца доверять Эглантине? Вдруг она одурачит?
Короче говоря, совсем недалеко от дома мы с Караколем остановились.
– Слушай, – сказал Караколь, – ты лучше один иди. Не стоит мне видеться с Эглантиной. – А сам ёжится.
Ох и въелась эта Эглантина ему в печенки! Ладно, один так один. А если один, то вовсе не обязательно через дверь. Залезу в дом со двора, в то самое окно, откуда мы с Лисом выскочили. Конечно, если будет открыто. Просто возьму башмаки из-под лавки – и до свиданья. Так даже лучше. Не нужно будет объясняться с Эглантиной.
Сказано – сделано. Караколь остался меня ждать у канала, а я обогнул дом Бейсов и подобрался к окну. Залез на фундамент, толкнул раму – закрыто. Толкнул ещё – точно закрыто. Да, дело плохо. Неужто придется звонить с улицы? А вдруг влипну?
Присел я на фундамент и стал размышлять. Вдруг слышу над собой стук. Гляжу в окно, а там уже свеча на подоконнике и чья-то рука отворяет раму. Я прижался к простенку, окно распахнулось.
– Хороший воздух после дождя, – сказал голос. Дон Рутилио.
– А ребят всё нет, – другой голос. Эглантины.
– Зря ты их ждешь, не придут, – сказал дон Рутилио, – мальчишки смышленые.
– Не понимаю всё-таки, как они попали в тот дом?
– Я сам удивился, когда увидел. Ты говоришь, мальчика зовут Кеес? Но думаю, всё просто объясняется. Когда позапрошлой ночью я остался в твоём доме, ко мне приходил человек отца Антонио. Я разговаривал с ним в коридоре рядом с комнатой, где ночевали ребята. Ведь ты мне про них ничего не сказала. Человек передал мне, что паролем служит осколок дельфтской тарелочки и дал несколько обломков. Ребята, видно, подслушали. А утром я забыл ненужные осколки на кухне, забыл выбросить. Они подобрали и с этим паролем прошли в дом. Так что всё просто.
Услышав такое, я подивился. Вовсе я не подслушивал, а спал как убитый. Может, разговор всё-таки дошёл до меня, а показалось, что сон? Бывает же такое.
– Хорошо, что ты не обмолвился про Кееса, – сказала Эглантина.
– Я не доносчик. И с молодцами отца Антонио не хочу иметь ничего общего. Здесь я только потому, что хотел увидеть тебя.
– Наверное, не только потому. Ты выполняешь поручение. Иначе бы не встречался с этим монахом.
– Не стоит говорить о делах, Эглантина. Я солдат. К несчастью, наши армии воюют. Но любовь выше вражды. Стоило бы всем королям и принцам поглядеть нам в глаза. Они бы кое-что поняли.
– Ты любишь меня? – прошептала Эглантина. – Правда?
– О да, – сказал дон Рутилио, – такая ужасная правда, и прекрасная…
До чего взрослые любят кривляться! Просто хочется сунуть в рот пальцы и свистнуть. Стоит им понравиться друг другу, как они просто теряют голову и начинают молоть всякую чушь. Неужели, например, Эглантина, голландка, не понимает, что ей не положено влюбляться в испанца? И дон Рутилио должен соображать. Но, как я уже говорил, у влюбленных взрослых мозги набекрень.
– Сегодня уходишь? – спросила Эглантина.
– Сегодня. Я задержался на целых два дня.
– Тебе не достанется от командира?
– Командир у меня один – полковник Вальдес. Он смотрит на мое отсутствие сквозь пальцы. А всё потому, что сам подолгу не бывает в лагере. Кстати, по той же причине.
– По той же причине? По какой причине?
– Полковник Вальдес мой товарищ по несчастью. Или по счастью, это уж как смотреть. У него в Гааге есть дама сердца. Тоже голландка, Магдалена Моонс. Он часто её навещает. Об этом знаю только я, точно так же как полковник знает о нас с тобой.
– Это не опасно?
– О нет. Полковник порядочный человек. Другой на его месте давно бы взял город штурмом и всех перерезал. Полковник не хочет крови. Возможно, его возлюбленная просит о том же: в Лейдене живут её родственники. Ну и я, как ты знаешь, противодействую штурму.
– О, я тебе очень благодарна за это! – горячо сказала Эглантина.
В этом месте я сделал маленькую зарубочку на своих мозгах: дон Рутилио врет!
Отцу Антонио говорил, что штурм дорого обойдется: нет осадной артиллерии. Это я и сам видел. У испанцев только легкие пушки, ворота и стены не разобьют.
Нет, это ведь надо! Пудрит мозги насчёт своей доброты, а сам только что выпрашивал у отца Антонио помощи, чтобы предательски открыть ворота и тогда штурмовать город! Хорош нежный влюбленный!
Тёмный человек дон Рутилио. Ведь ни слова не говорит Эглантине, что собирался повесить меня на лейденской дороге. А если и не собирался, то, во всяком случае, не хотел отпускать. И в то же время не выдал иезуитам. Вот и поди разберись в таких людях…
– Полковник очень увлёкся, – сказал капитан. – Ездит в Гаагу чуть ли не каждую неделю, а письма получает через день. Меня уже спрашивали офицеры, что за почта идёт к полковнику. Он распорядился пропускать всех, кто скажет, что спешит к нему из Гааги.
Здесь я сделал ещё одну зарубочку в памяти.
– Когда же увидимся? – спросила Эглантина.
– Теперь уж тебе придётся ко мне приехать.
– Ох, это неприятно… Представь себе, дядя узнает.
– Зато не так опасно. Я встречу тебя, а в лагере нас никто не увидит. Можно не в лагере. В какой-нибудь деревушке – скажем, Бентейзен.
– Ты всегда носишь с собой этот пистолет? – спросила Эглантина. – Очень красивый, трехствольный…
Тут я насторожился.
– Голландской работы, – сказал дон Рутилио. – С хорошим кремнёвым замком. Таких ещё мало.
Похоже, речь шла о таком же пистолете, какой потерял Караколь, – моём пистолете. Быть может, о нём самом. Неужто дон Рутилио нашёл его в кустах?
