Лев Рубинштейн - Музыка моего сердца
В эту минуту на дороге хлопнул выстрел, и боковое стекло дилижанса разлетелось вдребезги. Кучер резко затормозил. На дороге послышался стук копыт. В окно всунулась запачканная рука, вооружённая револьвером.
— Господа и дамы, — произнёс сиплый бас, — я вынужден настоятельно просить вас поднять руки вверх и выйти на дорогу по одному. Малейшее движение в сторону приведёт к нежелательным последствиям…
Пассажиры один за другим покинули дилижанс.
На дороге стояло несколько смуглых молодцов с винтовками. Головы их были обвязаны красными платками, за поясами торчали рукоятки револьверов. Другая группа энергично отвязывала чемоданы на крыше дилижанса. Третья группа держала под уздцы мулов. Один из нападавших, маленький, усатый человечек в охотничьей куртке и шляпе с широкими полями, передал помощнику поводья своей украшенной цветами лошади, подошёл к пассажирам и отвесил им низкий поклон, описав при этом шляпой полукруг, который сделал бы честь любому театральному актёру.
— Уважаемые господа и дамы, — возгласил он, — клянусь вам, что лишь исключительные обстоятельства привели нас к решению обеспокоить вас на вашем пути и просить вас передать нам содержимое ваших кошельков и карманов! Будь обстоятельства менее тяжёлыми, нам и в голову не пришла бы подобная мысль! Прошу вас подходить ко мне по одному и не сопротивляться небольшой операции осмотра с целью скорейшего извлечения ценностей!
— Сеньор, — озадаченно проговорил галантерейщик, — позвольте спросить: вы бывший адвокат?
— Нисколько, сеньор, я профессиональный бандит, — весело отозвался усатый человечек.
Началось «извлечение ценностей». Неожиданно больше всего денег оказалось у пожилой дамы. В благодарность за толстый кошелёк ей разрешили оставить при себе серьги и кольца. У галантерейщика не было ничего, кроме образцов товаров. Скотовод молча протянул человечку бумажник и сплюнул в сторону.
— Послушайте, — сказал он, — вы, вероятно, анархист?
— Совсем не то, сеньор! Убеждённый монархист.
— Вы за короля Амадея или за дона Карлоса? — спросил галантерейщик.
— Я ещё не определил окончательно своих убеждений, — отозвался человечек, тщательно ощупывая широкий пояс священника, — ведь у нашей корпорации дела шли неплохо и при королеве Изабелле. Видите ли, в те времена пассажиры возили при себе больше ценностей… Эй, мальчик, подойди сюда! Что у тебя в карманах? Боже мой, да у него пятьсот песет! Откуда ты их взял?
— Это мой гонорар, — важно отвечал мальчик.
— Ты артист?
— Я музыкант.
— Сколько тебе лет? Десять? И у тебя собственный заработок?
— Я уже сказал вам, сеньор, что я музыкант!
— Странно! А это что? Книжка? Подай-ка её сюда!
Мальчик неожиданно снял свою шляпу с пером и упал на колени.
— Уважаемый сеньор бандит! — воскликнул он. — Я отдал вам всё, что у меня было, но оставьте мне эту книжку с рекомендациями епископов и весьма знаменитых сеньоров!
— Епископов? — повторил человечек. — Какого дьявола тебе нужны рекомендации епископов?
Он перелистал книжку и швырнул её на землю.
— Ступай к чёрту! Благодарю вас, господа и дамы! Сейчас мы вас освободим, но в течение десяти минут будьте любезны не трогаться с места, если не желаете получить пулю! Мои стрелки бьют без промаха! Прошу великодушно простить меня за причинённое беспокойство. При следующей встрече я постараюсь сообщить вам, за какого короля я стою. Целую руки ваших милостей!
Бандиты привязали чемоданы к сёдлам, вскочили на лошадей и ускакали. Десять минут прошло в молчании. Затем кучер вытащил из-за пазухи окурок сигары, закурил её и произнёс хладнокровно:
— Господа пассажиры, прошу занять места, ибо дилижанс продолжает свой рейс!
Несколько минут ограбленные пассажиры безмолвно тряслись на своих сиденьях. Первым заговорил скотовод:
— По-моему, он солгал. Зачем бандиту быть монархистом?
— Я думаю то же самое, — присоединился галантерейщик. — Без всякого сомнения, он республиканец!
— Ах, — жеманно сказала пожилая дама, — не всё ли равно? Во всяком случае, он не лишён любезности…
Она потрогала свои серьги.
— Дочь моя, — отозвался священник, — не забывайте, что он испанец!
Глаза его остановились на мальчишке-мушкетёре, и он пожал плечами. Дама посмотрела туда же и кивнула головой галантерейщику, а тот скотоводу. Мальчик сидел выпрямившись, словно аршин проглотил. Руки его были скрещены на груди, шляпа надвинута на брови, глаза закрыты. Он спал крепко, держа под мышкой книгу с рекомендациями епископов.
— Дон-Кихот! — решительно сказал скотовод и повернулся к нему спиной.
Мальчик-мушкетёр стоял перед афишей и читал по складам:
— «…Со-сто-ит-ся кон-церт де-ся-ти-лет-не-го чу-да… вир-ту-оза Иса-а-ка Аль-бе́-ни-са…»
Он вынул из кармана карандаш и — пририсовал к имени виртуоза слово «дон».
— Вот так правильнее, — сказал он.
— Ты знаком с этим чудом, мальчик? — спросил румяный мужчина, удивительно похожий и цветом и фигурой на окорок.
— Я и есть чудо, — отвечал мальчик.
— Ты дон Исаак Альбенис?
Мальчик утвердительно кивнул головой.
— На чём ты виртуозно играешь? На гитаре?
— Нет, — презрительно ответил юный мушкетёр, — на фортепиано.
— А зачем на тебе такой странный костюм?
— Мой папа говорит, что так больше людей будут ходить на мои концерты.
— Твой папа тоже музыкант?
— Нет, он таможенный чиновник. Он живёт в Мадриде.
— Как? Ты ездишь один, без взрослых?
— Совершенно верно, — подтвердило десятилетнее «чудо», — потому что я сбежал от папы, потому что папа по целым дням заставляет меня играть, потому что папа говорит, что у него гениальные дети и он не успокоится, пока вся Испания их не узнает…
Человек, похожий на окорок, покачал головой.
— Чудо ты или нет, — сказал он, — но жизнь у тебя не из лёгких… Я ведь тоже музыкант, — видишь, у меня гитара. Но я выступаю не на концертах, а на улицах, и папа не заставляет меня играть по целым дням…
— Ваш папа богат?
— Нет, Исаак… то есть сеньор дон Исаак… мой папа работает на кожевенном заводе в Кордове.
— Так вы из Андалузии?
— Ты мог бы это заметить по тому, как я произношу букву «с».
— Как же вы сюда попали?
— О! Я брожу по всей Испании! Человек с гитарой никогда не пропадёт в этой стране!
— Сыграйте, пожалуйста!
Толстяк нисколько не удивился этой просьбе. Он снял с плеча гитару и заиграл.
Сначала это были сумрачные аккорды, разделённые паузами. Потом послышалось будто бы церковное пение, но оно пропало, как утренняя дымка под лучами солнца. Его вытеснила уличная серрана — песня-танец. Гитара ожила, громовые аккорды понеслись по улице.
Несколько прохожих остановились. Появилась продавщица цветной капусты с двумя корзинами. Двое парней в маленьких шапочках с остроконечными верхушками замерли возле гитариста, заложив руки за широкие пояса. Девица из шоколадного заведения с цветком гвоздики в волосах перебежала через улицу и застыла в восторге с открытым ротиком.
Гитара заливалась переборами, меняя ритмы, внезапно затихая и рассыпаясь, как букет цветов, брошенный с высокого балкона на плиты мостовой.
— Браво, Андалузия!
— Оле́, гитарреро!
Зрители начали пощёлкивать пальцами. Когда гитарист очнулся, он увидел, как две девицы отплясывают на тротуаре, мелко стуча каблучками. В конце танца, после заключительного раската гитары, одна из них бросила музыканту гвоздику, а другая послала ему воздушный поцелуй и убежала.
Парни сняли шапочки и отвесили исполнителю низкий поклон. Зрители ещё раз крикнули: «Оле́!» — и разошлись.
— Это Испания, дорогой малыш, — добродушно сказал гитарист, — здесь танцуют не на балах, а на улице, не по приглашению, а по желанию. И поют, и пляшут, как дышат… Кто же станет думать о том, что ему надо дышать? А ты что играешь?
— Больше всего Моцарта, — сказало «чудо», — и, если вы хотите услышать, приходите нынче на мой концерт.
— Да меня не пустят в такое собрание!
— Пустят, если я попрошу.
Вечером гитарист стоял у стены зала, наполненного всеми именитыми сеньорами городка, и смотрел, как малолетний виртуоз вышел на эстраду в своём театральном костюме, щёлкнул каблуками, опираясь рукой на эфес шпаги, бросил шляпу с пером на рояль и заиграл.
Играл он хорошо и чисто, но без воодушевления. Лицо у него было печальное. Гитаристу стало так его жалко, что он ушёл из зала и передал привратнику записку, кое-как нацарапанную карандашом на обрывке афиши:
«Сеньор дон Исаак, когда ты в следующий раз поссоришься с папой, приезжай в Кордову, на улицу Аренас. Я живу сразу за мастерской, где продают сбрую и сёдла. Ты играл отлично, но, по-моему, ты несчастен и не знаешь, как хороша страна, в которой ты живёшь. Твой друг гитарреро Мануэль Рейес».
