Николай Гарин-Михайловский - Студенты (Семейная хроника - 3)
- Ты что это? - спросил, раздеваясь, Карташев.
- Понимаешь, курить хочется черт знает как...
- Окурков ищешь?
- Да уж нет ни одного.
- Плохо.
- Совсем плохо... Вот Миша пошел, может, ботинки мои заложит.
- Заложил... сейчас придет.
- Заложил! - встрепенулся озабоченно Ларио, - как бы не пропал теперь с деньгами?
- Сейчас придет.
- Вот, как видишь, всего меня заложил. И сам в одеяле ходит днем, а вечером в салопе горничной.
- А что ж твой урок?
Ларио только рукой махнул.
В коридоре раздался резкий крик Шацкого:
- Самовар?!
Шацкий вошел, бросил чай, сахар, колбасу и хлеб на стол, сбросил одеяло и выжидательно посмотрел на Ларио.
- Нет, Миша, прежде всего покурить.
Шацкий не спеша вынул пачку папирос и бросил их Ларио, процедив сквозь зубы:
- У-у, животное...
Ларио жадно закурил папиросу.
- А-а, - затягивался он с наслаждением, выпуская дым.
Шацкий, присев, отломил себе кусок хлеба и колбасы и принялся с аппетитом есть.
Ларио, накурившись, тоже начал есть, а за ним и Карташев.
Подали самовар.
Утолив голод, Шацкий вдруг побледнел и, на вопрос Карташева о причине, с капризной тоской в голосе ответил:
- Опять живот...
- Зачем же ты ешь колбасу?
Шацкий не удостоил ответом и, угрюмо сгорбившись, побрел к своей кровати.
- Что, Миша, аль издыхать взаправду собрался? - спросил Ларио, впавший было уже в свое молчаливое настроение после еды.
Шацкий лежал молча.
- Что ж, родные так-таки ничего и не посылают? - спросил Карташев.
Он подождал ответа и задал другой вопрос:
- Что же вы дальше будете делать?
- Понимаешь... - смущенно заговорил вдруг Ларио, - и урочишко, как на смех, сорвался... И ему плохо, и у меня ничего.
- У меня есть Георгиевский крест отца, альбом, заложите...
- Нет, - быстро поднялся Шацкий, - ты спроси этого подлеца, как его выгнали.
- Животик прошел, Миша? - спросил повеселевшим голосом Ларио.
- Животное, - ответил ему Шацкий и пересел к дивану.
Ларио любовно смотрел на него.
- Говори, что ты наделал...
Перебиваемый Шацким, Ларио смущенно, скороговоркой рассказал Карташеву запутанную историю своего изгнания.
- Понимаешь... паршивый капитанишка, то есть черт знает что с этой бедной нянюшкой сделал... А тут как раз я дрызнул...
- Нет, постой, как дрызнул?
Ларио пустил свое "го-го-го".
- Ну, понимаешь, уехали они в театр... ну, дети там спать легли, а Шурка... пришла, значит...
- В семейный дом?
Ларио покоробил вопрос Карташева.
- В этот самый семейный дом и в эту самую даже, можно сказать, спальню...
- Ну, ну, дальше, - перебил Шацкий.
- Что ж дальше? За пивом послали... угостили кухарку: женщина бегала, она и рассказала нам все. Пошли к няньке: сидит в кухне и плачет. Верно? спрашиваем. Верно. Шурка говорит: "Ну, так я ему, подлецу, все глаза выцарапаю". Ну, а я говорю: "Врешь, я ему выцарапаю, уж коли так". Ну, еще дрызнули... Выпроводил я Шурку, а то ведь действительно, думаю, скандал сделает...
- А сам убить хотел, - перебил Шацкий.
- И убил бы подлеца! - вспыхнул вдруг Ларио.
Карташев с недоверием и страхом смотрел на загоревшиеся глаза Ларио.
- Он и сейчас его убил бы, - проговорил Шацкий, - а что было неделю тому назад.
- Убил бы, убил, Миша...
- У, животное! Вот с этаким в одной комнате и живи. Ты и меня убьешь когда-нибудь?
- Тебя за что убивать, - равнодушно ответил Ларио.
- Ну, что ж дальше было? - перебил Карташев.
- Ну, вот, Шурка ушла, а я думаю: выпью еще пива, может, засну. Не тут-то было... пятнадцать бутылок выпил: не пьян, спать не хочу, а во мне вот все так и дрожит - убить его, подлеца, и конец... дух захватывает, и свет не мил, если не убью. Пошел на кухню, говорю: "А что, у вас кухонный нож каков?" - "Вам зачем?" - спрашивает кухарка. "Свинью зарезать". Взял нож, попробовал, говорю: "Годится..." Да этак на кухарку и посмотрел. Та так сразу и побелела: по-ня-ла! Нянюшка в слезы... "Не плачь", спать ее отправил к детям, взял нож и хожу себе перед лестницей, жду, когда приедут они из театра... Похожу, похожу, выпью пива и опять на часы...
Ларио перебил сам себя и своим обыкновенным добродушным голосом сказал:
- Черт его знает, совсем ошалел и убил бы, если б не случай!
- Хороший случай, - фыркнул пренебрежительно Шацкий.
- Какой случай?
- Думаю: дай я пойду и поцелую в лоб невинную честную, опороченную девушку... И пошел в детскую... Пошел в детскую, лежит она в кроватке... Невинные младенцы кругом... Мой ученик... пять образков над его кроваткой... Ну, подошел я к бедной девочке; вижу, - притворяется, что спит, а сама дрожит. Наклонился я, этакий братский поцелуй ей в лоб...
- Глава пятая: поцелуй разбойника, - вставил Шацкий.
- Врешь, Миша: чистый, святой поцелуй... Она плачет... сам плачу... жалко... Девочка совсем ведь еще... В это время кухарка и успела, подлая, сбегать к дворнику... Вышел я опять на свой пост, заглянул я в кухню: сидит. Я говорю ей: "Ты не бойся!" Она говорит: "Да мне что ж бояться, когда душенька моя ни в чем не повинна". - "Верно", - говорю. "Да вы бы, говорит, сударь, тоже бы оставили это дело". - "Ну, нет, говорю, за такие советы ответить можешь и ты, потому что я и пьян, может быть, и сам не знаю, что могу сделать". Замолчала, как в рот воды набрала, и не смотрит. Постоял я и ушел. Тут вот немножко уже не помню. Помню, какой-то разговор с ней на лестнице был. Вдруг звонок... смотрю: дверь внизу отворяется... один городовой, другой, пристав... а сзади капитанишка с женой. Пристав уговаривать меня начал, а я кричу ему: "Кто подойдет - убью!" Вдруг сзади, чувствую, схватило меня несколько человек, спереди городовые подоспели, пристав на меня... отняли нож... барыня подскочила да за волосы меня, а сама визжит благим матом. Отцепили ее, а капитанишка, белый как стена, - знает, мерзавец, в чем дело, - урезонивает ее: брось, брось! Ну, тут я не выдержал и говорю: "Сударыня, вот вы все о чертях беспокоитесь, а не видите, что с чертом живете". Он как заерзает: "Ведите его в участок, ведите в участок". "В участок я, говорю, пойду, а вы все-таки, господин, - подлец, с нянюшкой вашей подлость сделали". Мадам: "Ах!" А он кричит ей: "Да не верь же ты ему, видишь - сумасшедший".
- Ну?
- Ну, го-го-го. Я ему этаким дьяволом расхохотался в глаза. А тут меня тащить стали...
- На другой день, - перебил его Шацкий, - сплю я, стучат в дверь: полицейский. "Господина Ларио знаете?" - "Знаю!" - "Сидит за покушение на убийство в Василеостровской части". Поехали, сидит. "Можете удостоверить личность этого господина?" - "Могу". - "Можете взять на поруки?" "Могу..." - "Извольте". И вот... как видишь... привез его. "Я, говорит, все-таки паршивого капитанишку убью". Что ж мне с ним делать? Раздевайся...
Ларио, прищурившись, смеялся.
- Теперь вот он смеется, а неделю тому назад... И главное - на вид бык, а нервы, как у бабы... Познакомился я и с капитаном и с женой - очень милые люди. Ездил вещи этого подлеца брать.
- А что ж жена, по-прежнему, осталась с мужем? - спросил Карташев.
- Конечно.
- И нянька там?
- И нянька. Капитан расхваливает и его, одно, говорит, несчастье: сумасшедший. Ну, и я, конечно: "Да, да, сумасшедший". Очень, очень приличное семейство. Отказались от обвинения: сам капитан уладил в полиции все дело. Ну, вот...
Шацкий отбросил руку по направлению Ларио.
Ларио в это время, пригнувшись, перебирался с дивана на кресло и оттуда на кровать. Добравшись до кровати, он свернулся в клубочек и сказал:
- Хорошо, Миша.
- Шурочку бы еще?
- Что ж, не мешало бы.
- Что наконец выйдет из этого господина? - спросил Шацкий.
- Дурак ты, Миша, - ответил равнодушно Ларио, - ничего не выйдет...
- И как же тебя опять рекомендовать?
- Порекомендуй меня, Миша, к честным людям в ничего не бойся...
- К Марцынкевичу тебя только и рекомендовать.
- С удовольствием, Миша.
Ларио стал вертеться и рычать.
- То есть зверь, а не человек.
- Го-го-го!
- Нет, этот человек... и катар... и экзамены... все это убьет меня...
- Опять животик заболел, Миша? Не падай духом: все перемелется, мука будет...
Шацкий положил голову на руку в смотрел опять уныло и расстроенно в пол.
- Зачем ты в самом деле отравляешь себя, - сказал Карташев, - ешь колбасу?..
- Что ж мне есть больше? - капризно, с детским раздражением спросил Шацкий, - и на колбасу нет денег.
- А твои экзамены как?
- Что ж экзамены? Я и сам не знаю, как их в этой обстановке выдерживаю.
- А ты, Ларио, не держишь совсем?
- Совсем... - Он поднялся с кровати и вдруг закипятился. - Странно даже задавать такие вопросы: что ж я, в подштанниках, что ли, пойду их держать? Он же заложил все.
- Я виноват...
- Тебя никто не винит, но факт... лекций нет, одежи нет, жрать нечего... - Ларио опять лег, повернулся к стене и добавил: - И самое лучшее, если ничего нельзя переделать, нечего и сил тратить: спокойной ночи.
Немного погодя по ровному дыханию Ларио ясно было, что он действительно заснул.
