Чарльз Диккенс - История Англии для юных
В праздник Пасхи бароны сошлись в Стамфорде, что в графстве Линкольншир. Оттуда они внушительной толпой прошествовали почти до самого Оксфорда, где тогда пребывал король, и вручили Стефану Лангтону и двум другим священникам длинный перечень своих неудовольствий. «Вот это, — сказали они, — король должен исправить, или мы все исправим сами!» Получив от Стефана Лангтона вышеназванную бумагу с присовокуплением вышеприведенных слов, Иоанн страшно разбушевался. Однако он ничего этим не достиг, так же как и последующей попыткой утихомирить баронов ложью. Они назвали себя и своих приверженцев «Воинами Господа и Святой церкви». Бароны шествовали по стране, и везде (кроме Нортгемптона, где им не удалось завладеть замком) к ним примыкали массы народа. Наконец, они вступили в Лондон и водрузили там свое победоносное знамя, под которое, казалось, стеклась вся Англия, уставшая от тирана. С королем остались лишь семь из множества английских рыцарей. Иоанн, оказавшийся в безвыходном положении, передал баронам через графа Пемброка, что готов встретиться с ними и подписать их хартию, когда и где им угодно. «Пусть это произойдет пятнадцатого июня на Раннимиде», — сказали бароны.
Пятнадцатого июня 1214 года от Рождества Христова король, выехавший из Виндзорского замка, и бароны, выехавшие из городка Стейнс, встретились на Раннимнде — чудесном, и поныне не тронугом, лугу в излучине Темзы, где в тихих прозрачных заводях растут камыши, а берега утопают в зелени. Со стороны баронов явился предводитель их армии Роберт Фиц-Уолтер в сопровождении огромного скопища английской знати. С королем прибыло всего двадцать четыре значительных особы, которые в большинстве своем его презирали и лишь давали ему формальные советы. В этот великий день при этом великом собрании Иоанн подписал Великую хартию вольностей — Magna Charta, — обязывавшую короля: предоставить самостоятельность церкви; освободить от тяжких вассальньк повинностей баронов, которые, в свою очередь, должны были освободить собственных вассалов, сиречь народ; уважать свободы Лондона и других городов; покровительствовать иноземным купцам, приезжающим торговать в Англию; никого не заключать в тюрьму без справедливого суда, и никому не отказывать в правосудии. Зная Иоанново криводушие, бароны вдобавок потребовали, для большей верности, выпроводить из королевства всех чужестранных наемников; на два месяца оставить в их подчинении Лондон, а в подчинении Стефана Лантона — Тауэр; создать полномочный комитет из двадцати пяти человек, избранных самими баронами, для надзора за соблюдением договора и противодействия королю, буде он вздумает его нарушить.
Иоанн принужден был согласиться на все. Он с улыбкой подмахнул документ и покинул блестящее общество, чуть ли не расшаркавшись. Вернувшись в Виндзорский замок, король дал волю бессильной ярости — и не замедлил нарушить договор.
Он разослал по разным странам вербовщиков, обратился за помощью к папе и приготовился захватить Лондон в то время, когда бароны отбудуг в Стамфорд на большой турнир, которым они решили отпраздновать подписание хартии. Однако бароны вывели Иоанна на чистую воду. Они пожелали свидеться с ним, чтобы упрекнуть его в таком вероломстве, но король то назначал им встречу, то ее отменял, переезжал с места на место, увиливал и скрывался. Наконец, он объявился в Дувре, чтобы возглавить иностранных наемников, которых много слетелось на его деньги. С ними Иоанн осадил и взял Рочестерский замок, занятый сторонниками баронов. Он пере вешал бы их всех до единого, если бы предводитель иноземцев, боясь мести англичан, не взял под свою защиту рыцарей. Пришлось королю удовольствоваться смертью всех простолюдинов. Потом он отправил графа Солсбери разорять восточную часть своего родного королевства, а сам пошел с огнем и мечом по северным графствам, мучая, грабя, убивая и ввергая в пучину горя ни в чем не повинных людей. Каждое утро этот изверг подавал достойный пример своим воинам, собственными руками поджигая дом, в котором ночевал. А тут еще папа, вступясь за дражайшего друга, опять наложил на Англию интердикт за то, что ее народ поддержал баронов. Только англичане к тому времени уже настолько привыкли к интердиктам, что перестали обращать на них внимание. Им подумалось, — возможно, и Стефану Лангтону тоже, — что церкви могут прекрасно стоять открытыми, а колокола замечательно звонить как с разрешения папы, так и без него. Попробовали — и точно!
Поняв бессмысленность каких-либо соглашений с королем-разбойником, жестоко терзающим страну, бароны предложили английскую корону Людовику, сыну французского монарха. Так же мало тронутый угрозой папского проклятия, как, вероятно, некогда его отец — обещанием папского прощения, он высадился в Сэвдиче (король Иоанн тут же сбежал из Дувра, где тогда находился) и двинулся на Лондон. Ему навстречу выступил шотландский король, у которого нашли прибежище многие лорды из северных провинций. Сотни иноземных воинов, сотни баронов, сотни простолюдинов ежедневно вливались в его войско, в то время как король Иоанн метался, унося ноги. Однако торжеству Людовика помешали подозрения баронов, основанные на предсмертном откровении одного французского вельможи, якобы слышавшего, как Людовик присягал в том, что, покорив королевство, объявит всех английских дворян предателями и раздаст их поместья собственной знати. Не вдохновленные подобной перспективой, бароны заколебались, а иные даже переметнулись к Иоанну.
Казалось, королю наконец улыбнулась фортуна. Ценою чудовищной крови он взял несколько городов и добился некоторых успехов. Но, к счастью Англии и человечества, смерть его была близка. При переходе опасного плывуна в заливе Уош, неподалеку от Уисбича, Иоанново войско было застигнуто приливом. Король со своими ратниками успел выбраться на берег. Когда же он, почувствовав под собой земную твердь, оглянулся назад, то увидел, как ревущая водяная лавина опрокидывает повозки, лошадей и людей, везших его сокровища, и затягивает их в бешеный водоворот, из которого нет спасенья.
Бранясь скверными словами и кусая себе пальцы, Иоанн дошел до Суинстедского аббатства, где монахи принялись потчевать его грушами, персиками и свежим сидром, — болтают, что еще и ядом, но это маловероятно, — на которые он набросился как скот. Всю последующую ночь он прометался в жару, мучимый ужасными кошмарами. Наутро его положили на носилки, укрепленные между двумя лошадьми, и перевезли в Слифордский замок, где он провел еще одну кошмарную ночь. На другой день короля, с гораздо большим трудом, чем накануне, переправили в замок Ньюарк, что на Тренте. Там, восемнадцатого октября, на сорок девятом году жизни и семнадцатом году его пагубного правления, Бог прибрал этого отъявленного мерзавца.
Глава XV. Англия во времена Генриха Третьего, прозванного Винчестерским (1216 г. — 1272 г)
Если кто-то из английских баронов и помнил сестру убиенного Артура, прекрасную деву Бретани Элеонору, томившуюся в монастыре в Бристоле, никто из них не произнес ее имени и не вступился за ее право на корону. Старший сын покойного узурпатора Генрих был доставлен графом Пемброком, маршалом Англии, в город Глостер и коронован там с большой поспешностью в возрасте всего десяти лет. Поскольку корона вместе со всеми королевскими сокровищами сгинула в яростных волнах, а делать новую было некогда, на голову мальчика возложили гладкий золотой обруч.
— Мы были врагами отцу этого ребенка, — сказал лорд Пемброк, человек добродетельный и справедливый, — и он в полной мере заслужил нашу ненависть, но дитя невинно и наедается в нашей дружбе и покровительстве.
Лорды умилились сердцем, вспомнив собственных малых чад. Они склонили головы и возгласили:
— Да здравствует король Генрих Третий!
Затем в Бристоле собрался большой совет, который пересмотрел Великую хартию и назначил лорда Пемброка регентом, или протектором, Англии, так как король был слишком юн, чтобы править самостоятельно. Далее предстояло избавиться от французского принца Людовика и перебороть тех английских баронов, что еще льнули к его знамени. Людовик укрепился во многих городах Англии и в самом Лондоне. Среди удерживаемых им крепостей был замок Маунт-Сорель, в Лестершире. Лорд Пемброк несколько раз к нему подступался и в конце концов осадил. Людовик послал на выручку шестьсот рыцарей и две тысячи пеших воинов. Лорд Пемброк, будучи не в силах противостоять этакой мощи, отошел со всем своим войском. Армия французского принца, которая разграбила и пожгла все, что можно было разграбить и пожечь на пути к Маунт-Сорелю, двинулась таким же манером прочь и парадным строем вступила в Линкольн. Город сдался без боя. Только городская цитадель, где затворилась ее владелица, храбрая вдова Никола де Камвиль, так упорно сопротивлялась, что французский граф, командовавший армией Людовика, вынужден был прибегнуть к осаде. Пока он там прохлаждался, ему донесли, что лорд Пемброк с четырьмя сотнями рыцарей, двумя с половиной сотнями арбалетчиков, крепкой конницей и пехотой направляется в его сторону. «А мне какая печаль? — сказал французский граф. — Англичанин не настолько безумен, чтобы напасть на меня и мою великую рать в городских стенах!». Однако англичанин сделал это и поступил вовсе не безумно, а исключительно умно: он завлек великую рать в узкие, скверно, вымощенные улочки и закоулочки Линкольна, где конники не могли действовать вместе, и учинил такую бойню, что все Людовиково воинство скопом сдалось в плен. Лишь граф заявил, что никогда не отдастся живым в руки английского предателя, и погиб. Итог этой победы, которую англичане в шутку назвали Линкольнской Ярмаркой, был обычным для той поры — с простыми людьми безжалостно расправились, а рыцари и дворяне заплатили выкуп и разъехались по домам.
