Юрий Сотник - На школьном дворе
Леня в ответ только плечами пожал. И тут Луиза, взглянув налево, вдруг шепнула:
– Идет!
Она мгновенно отошла от калитки, а Ленька побежал в дом. Там он зашел в кухню, взял стопку тарелок и вышел в коридор, который вел на веранду. Услышав шаги на ступеньках, он выбежал со своими тарелками и очутился на веранде одновременно с Инной.
– Здрасте, Инна Сергеевна! Мы как, сейчас обедать будем или погодим?
– Не погодим, а подождем. Перед обедом обычно руки моют.
Ленька весь напрягся.
– А я... а я, между прочим, уже руки вымыл, – с истеричной веселостью провозгласил он, – и вообще как следует умылся, именно как следует, потому что жара...
– Ну и молодец, – сказала Инна.
Ленька почти не дыша следил, как она вынула из белой сумочки ключ, открыла дверь и исчезла за ней. Он бросился на веранду, расставил тарелки на столе и принялся смотреть в коридор. Инна задержалась в комнате дольше, чем Хмелев предполагал. Но вот она вышла с полотенцем через плечо и мыльницей в руке. Вместо брючного костюма на ней был теперь короткий пестрый халатик. Пропустив Инну мимо себя, Ленька стал следить за ней сквозь стекла веранды. Он увидел, как Инна повесила полотенце на сучке рядом с умывальником, положила мыльницу на полочку, прибитую к сосне, но умываться она не стала, а направилась к деревянной будочке в дальнем углу двора. Ленька возликовал: на какую-то минуту у него прибавилось времени. Он вбежал в комнату Инны.
Сразу ему бросилась в глаза белая сумочка, небрежно брошенная на серое шерстяное одеяло. У него появилась мысль: а что, если самому заглянуть в эту сумочку?! Ленька схватил ее, попробовал открыть, но замок на ней оказался какой-то чудной, не такой, как на сумочке его мамы, и Ленька не стал терять драгоценные секунды. Положив сумочку на кровать, он подошел к окну. Рама была заперта, но лишь на один нижний крючок, привинченный к подоконнику. Ленька попытался выдернуть его из петли на раме, но не тут-то было: крючок не поддавался, он слишком туго сидел в петле. Хмелев сделал еще одну попытку, другую, третью... Сердце у него колотилось, он весь взмок от страха и от физических усилий. Наконец он догадался встать на цыпочки, левой рукой изо всех сил дернуть раму на себя, а правой рвануть крючок. И крючок сдался, выскочил из петли. Ленька толкнул тугую раму, чтобы чуть приоткрыть ее, и выскочил из комнаты. Первый этап подготовки плацдарма был завершен. Теперь надо было дождаться, когда "эта самая" вплотную примется за еду, и сигнализировать Чебоксарову.
Инна умывалась долго. Когда она вернулась, стол на веранде был полностью накрыт, а на плитке стояла сковорода с поджаренной утром рыбой.
– Пожалуйста, Инна Сергеевна! Сначала холодной окрошечки...
– Подожди. Я полотенце пока отнесу.
Ленька обмер. Вдруг она заметит, что рама слегка приоткрыта. Но Инна вернулась быстро и совершенно спокойная.
– Ну... Чем ты меня будешь кормить?
– Вот, Инна Сергеевна... сначала окрошечки... Соседи говорят, что у мамы самая лучшая окрошка получается.
Инна наполнила свою тарелку окрошкой, только что вынутой из холодильника, попробовала.
– Действительно, очень вкусно! – она придвинулась поближе к столу и с увлечением принялась за еду. "Пора!" – подумал Ленька.
– Извините, Инна Сергеевна, я на минуточку... Бросив на Инну дикий взгляд через плечо, он вышел на крыльцо. – Луиза-а-а! – закричал он. – Ты на речку после обеда пойдешь?
Это был условный сигнал для Чебоксарова. Ленька вернулся на веранду, сел на свой стул перед пустой тарелкой, но есть не стал. Он мысленно следил за тем, что в данный момент делает Чебоксаров. Вот он, должно быть, уже пролез сквозь дыру в заборе... Интересно: заметили это с улицы? Вот теперь подбирается к окну... А сейчас, наверное, уже открывает окно... Как бы его не увидели с улицы, когда будет лезть!
– А ты почему не ешь? – вдруг спросила Инна.
Леня вздрогнул.
– Я? А! Да!.. Я просто... я просто задумался. – Он плеснул себе немного окрошки, но есть опять-таки не стал. – Инна Сергеевна, хотите, я вам одну историю расскажу? Просто ужасная история! Прямо-таки очень ужасная история!
Он не успел придумать, какую ужасную историю рассказать, чтобы "эта самая" подольше оставалась за столом. Инна снова обратилась к нему.
– Ты что, купался?
– Я? В каком смысле – купался?
– У тебя волосы мокрые. Да и сам ты... как будто только что из воды.
Хмелев пощупал волосы. Действительно, они были влажные. От волнения, от спешки, от суеты перед гостьей он весь взмок, словно и правда искупался.
– Не, Инна Сергеевна, я не купался, это я просто вспотел. Ведь тут жарко как!..
– Да. Духотища ужасная, – согласилась Инна. – А ты не мог бы открыть вон ту раму, что у тебя за спиной? Ветер как раз с той стороны.
– Во! Правильно! Это мы в одну минуточку, Инна Сергеевна.
Оба они сидели боком к входной двери. Ленька – спиной к застекленной стене веранды, позади Инны были окно кухни, выходившее на веранду, и дверь, ведущая в коридор. Шпингалет, запиравший решетчатую раму, был расположен высоко, поэтому Ленька встал на свой табурет.
– Сейчас, Инна Сергеевна, это мы в одну минуточку... – Тут он услышал, что Инна отодвинула свой стул, и оглянулся. Секунды на две он замер от ужаса, и за это время Инна успела войти в коридор. – Инна Сергеевна, вы куда?! – завопил Ленька.
– Хочу свою комнату проветрить. Там настоящая душегубка.
– Инна Сергеевна, да вы не беспокойтесь! Инна Сергеевна, давайте я сам... – Ленька споткнулся о высокий порог, растянулся на полу в коридоре и, уже лежа, увидел, как Инна распахнула дверь в комнату.
Глава 23
...Распахнула и оцепенела. Посреди комнаты стоял красивый, с тонким лицом, паренек, держа раскрытую белую сумочку и запустив в нее руку.
В отличие от Инны, Юра давно уже оцепенел, со страхом прислушиваясь к голосам в коридоре. Но через какое-то мгновение немая сцена кончилась. Бросив сумочку на пол, Юра вскочил на подоконник, скрючился, чтобы пролезть в тесное окно, и пропал за ним. Инна недаром занималась в секции легкой атлетики. Она бросилась сквозь окно вслед за Чебоксаровым, но подол ее халатика зацепился за крючок на подоконнике, это чуть-чуть задержало ее, и Чебоксаров успел выскочить за калитку. Однако Инна была не из тех, от кого легко уйти. Размашистым, спортивным бегом она быстро настигла Юру и схватила его правой рукой за шиворот, левой – за локоть. Чебоксаров стал вырываться.
– Граждане, помогите! – крикнула Инна.
– Держим, держим, гражданочка. – И в руку Юры вцепился высокий старик в линялой красно-черной ковбойке и в старой форменной фуражке речника.
– Держитя, держитя его! – услышала Инна еще один голос, и к ним вразвалочку подбежала толстая немолодая женщина. – Я своими глазами видела, как он из хмелевского окошка сиганул.
– А я, что ль, не видел?! – заметил старик. Женщина остановилась прямо перед Юрой.
– Такой молодой, а уже по квартирам лазит! Нет, брат, таких делов у нас в городе не прощают. В старину за такие дела самостоятельно до смерти били, а теперь – в милицию и под суд. – Она оглянула Инну, ее халатик и тапочки. – Вы, милая, выбегли по-домашнему, а в милицию так идти не годится. Пойдите переоденьтесь, а мы его подержим, никуда от нас не уйдет.
– Спасибо! – сказала Инна. – Я буквально через пять минут. Кстати, документы захвачу.
Когда она подбежала к калитке, над ней торчала голова Хмелева с лицом бескровным, как у покойника. Он отскочил от калитки, чтобы пропустить Инну, и засеменил за ней.
– Инна Сергеевна, что случилось? – пропищал он незнакомым ему самому голосом.
– Сам знаешь, что случилось, – прорычала Инна. Она поднялась на веранду, Ленька последовал за ней, но в коридор не вошел, остался на веранде полумертвый от страха.
Скоро Инна вышла из комнаты в брючном костюме, в берете, с белой сумочкой, висящей на плече.
– Где мой паспорт? – грозно спросила она.
– Так ведь... мама его в комод... а ключ у нее...
– Передай матери, что я у нее больше не живу. Сегодня вечером рассчитаюсь и верну ключ. Ворье несчастное! – Инна сбежала с крыльца.
– Инна Сергеевна! Ну, как вы можете так говорить? – захныкал Ленька.
– А вот могу! Я хорошо помню, как запирала окно. Я все пальцы себе ободрала об этот крючок.
Чебоксарова повели в милицию. Впереди шел сам Юра и высокий старик, вцепившийся ему в руку повыше локтя, сзади – Инна и толстая женщина, которая приговаривала:
– Вот и доигрался, милок! Раньше озоровал только да шуточки шутил, а теперь...
– Какие к черту шуточки! – перебил ее старик. – Я из-за него чуть не утоп в одночасье, а потом две недели лодку чинил. Фулюган известный, его милиция знает.
Юра молчал и думал о том, как он будет разговаривать с дежурным по отделению милиции. Сказать, что хотел проверить, кто из ребят прав: ведь одни утверждают, что гражданка – корреспондент областной или даже центральной газеты, а другие говорят, что ничего подобного, это просто знакомая директора школы Бурундука. Но кто же в такое поверит?!
