Антон Геращенко - Бомбар-1
Об этом Сашке и Кольке даже и говорить не хотелось. Поникли у них головы.
- Вот видите: каждому свое, у всех дела, - Гаврила Охримович потрепал их по вихрам, засмеялся. - Летите домой, Соколы!
Мальчишки улыбнулись ему в ответ: им стало и грустно и светло.
Гаврила Охримович крепко пожал им руки, оглянувшись на стог, громко позвал:
- Гри-ша!.. Где ты там?
Сухая трава позади председателя ворохнулась, разъехалась, из нее вырос осыпанный с головы до ног остьями пырея Гришка.
Вот это фокус!.. Думали, Гришка на той стороне, а он уже здесь, зарылся, как крот, в сено и прополз по-над стогом. Нигде от него не скроешься!..
Истосковавшись в одиночестве, Гришка обрадованно кинулся к Кольке и Сашке, но его остановил отец:
- Гайда, сынок, со мной. Хлопцы своим путем пойдут. Гришка в растерянности остановился. Черноглазый, загорелый, как негритенок, с ковыльными от солнца вихрами, из которых во все стороны торчало сено, он никак не мог понять, что это от него скрывают. И что-то уже делалось в его лице. Бледнели и подергивались губы: Гришка еще не знал, обидеться ли ему на друзей или подступить к ним с кулаками.
- Гайда, Гриш, гайда, - окликнул его Гаврила Охримович, продвигаясь по лугу с высокой травой к камышам. - Не приставай к хлопцам.
Гришка побежал за отцом по пробитой им в траве тропке, догнал, недоумевая, оглянулся на мальчишек, но Гаврила Охримович опустил ему на плечо руку, что-то сказал, и он уже не оборачивался. Так они вместе и уходили все дальше и дальше - большой человек и маленький, поседевший в заботах председатель и мальчишка, отец и сын... Подойдя к стене камыша, они разом оглянулись, прощаясь, помахали ребятам и вошли в плавни.
Пусто и скучно стало на лугу. Лишь край солнца еще выглядывал над тем местом, где только что камыш сомкнулся за Гаврилой Охримовичем и Гришкой... И ничто не напоминало уже о том, что минуту назад здесь, среди пахучей мяты, горицвета и донника, встретились люди из двух времен... Ничто, кроме едва заметной велюжины по примятым и мокрым травам. Протянулась она от стога через луг к плавням. Но и эта тропка утром исчезнет: расправятся под солнцем травы.
Колька и Сашка стояли в густеющих над луговиной сумерках. Когда солнце утонуло в камыше, они нехотя стронулись с места, двинулись к белеющей в закатных лучах громаде кручи. Там, за речкой, за лысым курганом их ждал корабль.
Колька и Сашка стояли в густеющих над луговиной сумерках. Камыши уже темнели непроходимой чащей. Над травами голубым дымком стлался туман, медленно стекая в ложбинку заросшего ерека, плыл, огибая скирду, как скалистый остров, к разрыву в камышах, к реке. Небо над головой было еще светло. Край туч, уходящих в степь, горел красной полосой, но над плавнями с каждой секундой будто растворялась синька, и уже призывно сияла над горизонтом, как электросварка, яркая Венера - вечерняя звезда.
"Вот и все,-думали мальчишки,-конец киносеансу". Ни погони, ни бешеной скачки с Гаврилой Охримовичем на взмыленных конях...
И, однако, чем-то огромным, как небо, которое невозможно разом охватить взглядом, каким-то новым и пока неясным смыслом наполнились они за два дня и ночь, проведенные в хуторе. Ощущали Колька и Сашка себя так, словно увеличилась у них грудь, больше теперь они вдыхали воздуха, полнее чувствовали простирающийся вокруг мир.
Их одолевала усталось. Минута примирения с не совсем удавшейся мечтой для них прошла, не было ни огорчения, ни разочарования, тревожил лишь обратный путь, - как выдержит еще один бросок во времени "Бомбар-1"?
Растворенный в будущем Красный город-сад мания обжитым уютом улиц, домов и парков, звал своих сыновей.
Прощаясь, мальчишки оглядывали плавни. Солнце уже утонуло в камышах, пожарище заката, остывая, затоплялось синью, надвигалась ночь.
Колька и Сашка нехотя стронулись с места, ускорив шаг, вошли в затравевший ерик с молочной рекой, возвышаясь над туманом, направились к белеющей вдали громаде кручи. Там, за речкой, за лысым курганом с белым казацким кладом, их ждал корабль.
