Зоя Воскресенская - Сердце матери
- Так зачем же так дурно думать о Марке Тимофеевиче? Он идет за тобой в ссылку, потому что любит. Эта любовь прошла тяжелые испытания и не погасла. - Мария Александровна сидела, прищурив глаза, словно что-то видела там, в далеком прошлом... - Да, любовь - самая большая драгоценность в жизни. Поступай так, как подсказывает тебе твое сердце. Вы оба молоды и не всю жизнь будете жить в деревне, не всю жизнь... - вздохнула Мария Александровна.
Аня прижалась плечом к матери.
Сомнения улетучивались, на сердце снова становилось ясно и радостно. Конечно, не всю жизнь они с Марком будут жить здесь, в Алакаевке. Кончится срок ссылки, и оба поедут в Петербург, оба отдадут свои силы, знания, всю молодую энергию делу революции, которому оба поклялись служить.
Аня поцеловала седую мудрую голову матери.
...Лес, прохладный, душистый, расступился, и открылось ржаное, вызолоченное солнцем поле. За ним виднелись крыши деревни и темная зелень парка.
Марк Тимофеевич соскочил с телеги, перекинул пиджак через плечо и, чтобы сократить путь, пошел напрямик по узенькой кочковатой меже. Ветер гнал навстречу теплое дыхание ржаного хлеба. Марк Тимофеевич сорвал колосок, растер на ладони, сдул полову и ссыпал сизо-желтые зерна в рот, со вкусом разжевал их. "Косить пора", - подумал. И знакомое с детства беспокойство пахаря, дождавшегося урожая, проснулось в нем. Окинул взглядом поле. Урожай для здешних мест был неплохой, лишь кое-где качались на ветру прямые и надменные пустые колоски. "Сам-шест", - прикинул он. Снял очки и сразу стал похож на могучего русского богатыря. Из-под русых усов сверкнули крупные белые зубы, густые волосы и бороду разметало ветром, и только светлая, не тронутая загаром кожа выдавала городского жителя.
Теплое дыхание земли, прохладная синева неба и радость предстоящей встречи захлестнули сердце, и сама собой полилась песня.
Вблизи закуковала кукушка. За ней вторая, третья.
Марк Тимофеевич остановился.
Откуда в поле взялись кукушки? Осмотрелся вокруг. Из ржи, как из морской пучины, вынырнули Володя, Оля, Митя и Маняша. Окружили, повисли на шее, теребят, смеются.
Марк Тимофеевич, смущенный тем, что оказались свидетели его душевного порыва, отвечал невпопад и все смотрел поверх, искал глазами. Увидел... Аня оставила руку матери и, подхватив подол длинного платья, бежала навстречу, размахивая васильками. Марк Тимофеевич поспешно надел пиджак, заправил за уши очки.
- Марк Тимофеевич, миленький, ну скажите, надолго вы к нам приехали? допытывалась Маняша.
Он шагнул вперед и, не отрывая глаз, смотрел на Аню.
- Я приехал к вам навсегда! Правда ведь: навсегда? - спросил он Анну Ильиничну, протягивая ей обе руки.
ПРЕКРАСНЫЕ КНИГИ
Тарахтит старая швейная машинка, тонкие пальцы умело направляют под стальную лапку куски материи. Больше четверти века служит машинка Марии Александровне. Платьица и рубашки снашивались, а швы никогда не расползались. Отличная машинка, хоть и стучит очень громко.
За стуком машинки Мария Александровна не слышала, как в комнату вошел Митя, остановился за спиной матери, в смущении накручивает на палец кудрявый вихор, не решается прервать ее работу. Ждет, пока она сама его заметит.
- Ты что, Митенька? - оглянулась Мария Александровна и, увидев огорченное лицо сына, забеспокоилась: - Случилось что-нибудь в гимназии?
- Нет, мамочка, я ничего плохого не сделал. - Митя смотрит прямо в глаза матери. - Но тебя вызывает директор гимназии. Сказал, чтобы ты пришла к нему тотчас.
Мать пригладила рукой кудри сына.
- Не беспокойся. Я тебе верю. Иди обедай, а я пойду к директору.
- Наверно, ему наш классный воспитатель господин Кочкин что-нибудь наговорил. Он вчера был у меня, перерыл весь стол, просмотрел все книги, сказал Митя.
- Не будем гадать. Пойду и выясню...
Директор Соколов, видно, ждал.
- Госпожа Ульянова, - начал он торжественно, - мы, то есть дирекция Самарской мужской гимназии, учителя и классные наставники, прилагаем все наше усердие, чтобы оградить вас от новых бедствий.
Мария Александровна внимательно слушала.
- Нам известно, что ваш старший сын Александр...
- Речь, по-видимому, идет о моем младшем сыне? - перебила его Мария Александровна и чуть приметным движением оттянула воротник от горла.
- Да, да, речь идет о Дмитрии Ульянове, гимназисте пятого класса. Но я хочу сказать, что ваш второй сын, Владимир, тоже не отличался примерным поведением. Нам известно о его участии в студенческих беспорядках в Казани. Ваша старшая дочь, Анна, находится под гласным полицейским наблюдением. Неужели вам мало страданий от старших детей, чтобы пускать и третьего вашего сына по весьма опасному пути?..
- Я вас не понимаю, господин директор, - снова прервала его Мария Александровна. - Митя плохо ведет себя? Ленится?
- Это было бы поправимо. Дело гораздо хуже, - продолжал директор. - Мы надеемся видеть в вашем младшем сыне образованного молодого человека, способного верой и правдой служить царю и нашему любезному отечеству. Но я с прискорбием должен отметить, что воспитание, которое он получает в гимназии, непоправимо разрушается дома.
- Но что же случилось, господин директор?
Соколов выдвинул ящик стола, вынул большую книгу в сером переплете, тисненном золотыми колосьями, и Мария Александровна узнала том сочинений Помяловского.
- Эта книга из нашей домашней библиотеки, - все еще недоумевая, заметила мать.
- Вот именно, - словно обрадовался директор, - эту книгу изъял из стола вашего сына наш классный наставник господин Кочкин. Весьма опытный педагог, должен заметить, пекущийся о нравственном облике своих воспитанников.
Мария Александровна поняла теперь истинную цель регулярных посещений их дома Кочкиным: за ее пятнадцатилетним сыном тоже велась полицейская слежка.
- Известно ли вам, сударыня, что сочинения господина Помяловского признаны весьма вредными для юного возраста? Это запре-щенная цензурой книга! - веско сказал директор и протянул ее матери.
Мария Александровна откинула переплет, прищурила глаза и прочитала вслух:
- "Знаете ли вы, что значит честно мыслить..."
- Что, что? - переспросил директор.
Мать закрыла книгу.
- Я прочитала первые слова на первой странице.
Директор снял пенсне и пронзительно посмотрел на Марию Александровну. Ее лицо было спокойно и непроницаемо.
- Я настоятельно прошу вас, сударыня, просмотреть вашу домашнюю библиотеку, изъять из нее вредные книги, чтобы оградить ваших детей от пагубного влияния запрещенной литературы. Вы образованная женщина и мать, и вы должны позаботиться о том, чтобы ваши дети читали только полезные книги.
- Хорошо, господин директор, я просмотрю нашу библиотеку и позабочусь о том, чтобы мои дети читали действительно прекрасные книги, - сказала Мария Александровна.
Директор проводил мать недобрым взглядом. Водрузив на нос пенсне и обмакнув перо в чернильницу, стал писать донесение попечителю Казанского учебного округа:
...Инспектор усмотрел на столе том сочинений
Помяловского, признанных вредными для юношеского
возраста и запрещенных. Это сочинение было взято из
домашней библиотеки...
По поводу этого случая я беседовал с матерью о
вреде книг отрицательного направления для юношеского
возраста и просил ее закрыть своему сыну доступ в
домашнюю библиотеку...
Дома Мария Александровна еще раз просмотрела книгу Помяловского.
- "Знаете ли вы, что значит честно мыслить..." - прошептала она и подошла к книжному шкафу. На полках аккуратными рядами стояли книги, и из них выглядывали синие, красные, белые закладки. Вынула наугад книгу Чернышевского, по закладке раскрыла ее. Наверно, отчеркнул Володя. Он очень любит эту книгу - "Что делать?". Любит образ Рахметова.
Велика масса честных и добрых людей, таких людей
(как Рахметов. - Примеч. авт.) мало; но они в ней - теин
в чаю, букет в благородном вине; от них ее сила и
аромат; это цвет лучших людей, это двигатели двигателей,
это соль соли земли.
Мария Александровна поставила книгу на место. Вот книга с закладкой Саши. Это он делал такие красные закладки. Рылеев. "Иван Сусанин". Саша подчеркнул:
Предателя, мнили, во мне вы нашли:
Их нет и не будет на русской земли!
В ней каждый отчизну с младенчества любит
И душу изменой свою не погубит...
Кто русский по сердцу, тот бодро и смело
И радостно гибнет за правое дело!
Саше было восемь лет, когда он выучил наизусть это стихотворение и, обычно стеснительный в выражении своих чувств, с особым жаром и глубоким проникновением в высокий смысл слов декламировал его в кругу семьи.
Мария Александровна перебирала книги Писарева, Добролюбова, Пушкина, Некрасова... Во всех закладки ее детей.
Поставила книги на место, прикрыла дверцу шкафа.
Ни одна хорошая книга не миновала семьи Ульяновых. Все самое ценное, что создала русская и мировая литература, было прочитано в этой семье, и прежде всего матерью. Книги и рояль всегда путешествовали с ними в их долголетней скитальческой жизни. В доме не было ни одной картины. Произведения талантливых мастеров были не по средствам, а к плохоньким, дешевым произведениям не лежала душа. Предпочитали голые чистые стены и книжные шкафы, полные книг.
