Вадим Панов - Ириска и Звезда Забвения
– И везде есть магия?
– Конечно. – Авессалом помолчал, прищурился и заговорил так, будто читал написанный на лобовом стекле текст: – Прелесть и чудеса неразделимы. Прелесть – это Волшебство, а Волшебство – это Прелесть. Оно повсюду. Оно – волшебство добра и радости, смеха и веселья, волшебство хорошего настроения и дружеских улыбок. Когда тебе хорошо, ты можешь сделать всё что угодно, справиться с любой проблемой, решить любую задачу, подняться на самую высокую вершину и победить. Таково Волшебство Прелести.
– Ты зазубрил Книгу Фей? – с иронией поинтересовался Хиша.
– Читал однажды и запомнил, – спокойно ответил инженер. И вновь обратился к Ириске: – В Прелести живут люди, мафтаны, феи и множество других народов. Но их, то есть нас, людей, гораздо меньше, чем в твоём мире. И среди нас редко, очень-очень редко встречаются волшебники. Зато они очень сильны.
– Да, – неожиданно согласился Дикий. – Если у человека есть магический дар, он становится необычайно сильным волшебником.
– Как Захариус?
– Как Захариус, – согласился Авессалом. – Только не обязательно таким же злым… Но среди людей волшебники встречаются редко. Очень-очень…
– Ты уже так говорил, – хихикнул Хиша. – А вот среди мафтанов…
– Тоже не часто, – отрезал инженер. – Ириска ничего не помнит, поэтому не надо ей лгать.
– Я и не собирался. – Страус обиженно поджал клюв.
– Среди мафтанов и малых народцев волшебники рождаются чаще, чем среди людей, но их тоже мало, – закончил Авессалом, глядя на девочку.
– То есть мы, люди… – начала Ириска, но была тут же остановлена.
– Ты не человек, – сообщил девочке Хиша.
– Ты не человек, – сообщил девочке Авессалом.
И снова всё запутали.
– Что? – Ириска изумлённо посмотрела на проявивших редкое единодушие спутников: сначала на одного, потом на другого. – Что вы такое говорите?
Как это она – не человек? У них шестерёнки заржавели от перепада высот?
– Ты – фея, – объяснил инженер.
– Ты – фея, – эхом повторила птица.
– Как это?
– Разве тебе не сказали? – Петрович покосился на Дикого.
– Я не успел, – вздохнул тот. – Столько всего произошло… Да я и сам забыл, что надо озвучивать очевидные вещи! Она ведь Непревзойдённая!
Инженер покачал головой, словно говоря: «Ну, конечно, как что-либо объяснять, так мне!», – и продолжил:
– Здесь, в Прелести, ты не человек, Ириска, ты – фея. И все девочки, которые приходят сюда из мира людей, все они – феи. И все вы – все феи – обладаете магическим даром и можете творить Волшебство.
– Можно сказать, что Волшебство принадлежит вам.
– Потому что других волшебников очень мало, – кивнул Петрович.
– То есть мы – главные волшебницы Прелести? – прошептала изумлённая Ириска.
– Совершенно верно, – подтвердил инженер. – И в легендах говорится, что именно вы создали Прелесть.
– Это не легенды, – очень серьёзно добавил Страус. – Все мафтаны знают, что феи создали Прелесть, и если они когда-нибудь уйдут – наш мир погибнет.
Глава несчастливая
в которой наследник Шарль ведёт Захариуса Удомо в страшную Пучину Бед
«Ты уже заплатил… Ты признал мою власть…» Слова королевы звучали в голове Удомо всё то время, что они с носатым наследником спускались в подземелье дворца. В самое глубокое и самое мрачное подземелье, которое называлось Пучиной Бед, – спускались по узкой лестнице с сырыми каменными стенами и абсолютно не освещённой. Тьму слегка разгоняли чадящие факелы, которые держали Захариус и Шарль, и в их прерывистом свете винтовая лестница казалась дорогой в преисподнюю. И тьма медленно и неохотно расступалась перед факелами, чтобы вновь сомкнуться за спинами мужчин.
И ещё казалось, что тьма поглощает не только свет, но и звуки, во всяком случае, разглагольствования сыночка королевы Гнил, которые он вёл неприятным, слишком высоким для мужчины голосом, звучали хоть и противно, но приглушённо. Как будто тьма подкрутила ручку громкости.
– Не надо бояться мамочку, Удомо, – ты ей нравишься.
– Я не боюсь.
– Конечно, можешь говорить всё, что вздумается, мне даже нравится, как ты упорствуешь, но правда заключается в том, что мамочку боятся все, и не надо этого стесняться.
– И ты боишься?
Захариус хотел поддеть собеседника, но не получилось.
– Конечно, боюсь, – пожал узкими плечами Шарль. – Если бы не боялся, мамочка бы меня давным-давно съела.
Честный ответ удивил Удомо и на некоторое время заставил замолчать. Отвращение, которое он всегда испытывал к липкому, как прокисшее варенье, наследнику, ненадолго отступило, и Захариус решил уточнить:
– А почему я нравлюсь твоей мамочке?
– Потому что ненавидишь фей. – Шарль остановился и почесал левое ухо. Оно у него было больше, чем правое, наверное, потому, что он постоянно его почёсывал. – Я их тоже терпеть не могу, поэтому мне ты тоже нравишься, Удомо, сильно нравишься. А без фей Прелесть станет лучше.
– Без фей Прелесть станет другой, – протянул колдун.
– Согласен – другой и хорошей. Я бы охотно уничтожил всех фей! – Носатый даже всхлипнул от удовольствия. – Я их ненавижу.
– За что? – не сдержал удивления Захариус.
– За то, что они другие, – тут же ответил Шарль. – За то, что их магия отлична от нашей. За то, что в их мире ярко светит солнце. За то, что они улыбаются и смеются. За то, что они живут так, как хотят, а не так, как мы приказываем.
– За это вы их ненавидите?
– Разве этого мало?
И Удомо не нашёлся с ответом.
Зато он вспомнил фразу, которую обронила когда-то королева Гнил: «Мы ненавидим Прелесть за то, что она не Плесень», и понял, что напрасно счёл те слова шуткой. В той фразе заключалась суть противостояния, которое закончится лишь гибелью одной из сторон: всё дело в том, что ведьмы Плесени никогда не смогут стать феями.
Наоборот – пожалуйста: злые и вредные феи, случалось, превращались в злых и вредных колдуний, а вот обратного пути не было.
– Мы – особенные, – продолжил между тем носатый. – Плесень, в которой правит мамочка, живёт правильно, так, как надо жить, и все остальные должны брать с нас пример и слушаться мамочку. – Шарль хихикнул, переложил факел в левую руку и похлопал чёрного мага по плечу: – Но почему ты спросил? Ты ведь такой же, как мы, и даже думаешь, как мы. Ты – наш, хоть и родился в Прелести.
– Её величество сказала, что я смогу стать императором Прелести, – пробурчал Захариус.
– Значит, станешь, – пожал плечами носатый. – Мамочке плевать, кто управляет провинцией, для неё главное, что ты признал власть короны.
И снова в голове Удомо всплыли сказанные старухой Гнил слова:
«Ты уже заплатил… Ты признал мою власть…»
Королева поможет ему взойти на трон, но за это он склонит голову перед повелительницей Верхней Плесени.
– Когда я стану императором, я разрешу феям остаться.
– Но они должны будут тебе подчиниться, – уточнил Шарль. – В этом суть императорской власти.
Именно так – феям придётся подчиниться. Все Дворы должны будут принять власть Захариуса Великого и склониться перед ним. А он, Захариус, склонится перед Плесенью. Разве не этого добивалась королева Гнил во время прошлой войны? Разве не хотела она сделать гордых и свободных фей покорными служанками?
«Я стану ненастоящим императором, – с грустью подумал Удомо. – Старуха будет иметь надо мной власть».
– Подданные искренне обожают мамочку, – продолжил между тем носатый. – И ты будешь обожать. Иначе она тебя съест.
Мог бы и не уточнять.
– Почему Её величество не использовала Звезду Забвения сама? – неожиданно спросил Захариус.
– Ты действительно не понимаешь? – удивился наследник.
– Не понимаю.
– Потому что магия мамочки – магия Плесени – построена на тьме, которую феи чувствуют. Мамочка не смогла бы обманом заманивать к Звезде врагов и лишать их памяти, как это делал ты.
И в этот момент Захариус почувствовал себя подлецом.
– А во время войны? – сквозь зубы спросил он. – Почему королева не использовала Звезду во время битвы у Бессмертного водопада?
– Потому что триста лет назад мамочка ещё не знала этого заклинания, – спокойно ответил Шарль. – А после войны Непревзойдённые надёжно защитили Прелесть Заклинания, и теперь большого сражения не устроишь. Заклятия не пропускают колдуний и Тёмных Тварей, а обыкновенных солдат прогоняют воины Закатного Рубежа.
– Получается, я – ваша надежда, – нервно рассмеялся Захариус. – Ведь только я могу совладать с Непревзойдёнными.
– Да, – тихо подтвердил Шарль. – Ты – наша надежда. И поэтому мамочка будет во всём тебе помогать.
Известие о том, что армия королевы Гнил до сих пор не способна пройти в Прелесть, обрадовало Удомо. Он успокоился, обрёл привычную уверенность, и даже мрачная лестница, по которой они продолжали спускаться всё ниже и ниже, перестала навевать на колдуна дурные предчувствия.
