Димитр Гулев - Большая игра
Но он был тяжел, очень тяжел, и прыжок получился слабый. К тому же Иванчо раньше времени вытянул ноги. Перелетев через реку, он уперся в наклонную насыпь, как и Андро, но не смог ухватиться за нее руками. Медленно, величественно, а скорее покорно, не поднимая брызг, Иванчо шлепнулся в воду.
19— Не шлепнулся, не упал, а сел, — так позднее оценили случившееся мальчики.
— Нет, — вступил в разговор Паскал. — Я один видел его со спины, Здравка стояла высоко, не могла хорошо разглядеть, а я видел, как он прыгал. Он сел в воду на корточки, как садятся на горшок.
Шлепнулся, упал, сел, присел — какая теперь разница? Но, очутившись в воде, Иванчо проявил неожиданную активность. Замахал руками. Зашлепал ногами. Завертел головой то влево, то вправо. И изо всех сил старался плыть. Насколько бесшумно и покорно он свалился в воду, настолько энергично стал барахтаться сейчас. Тучу брызг поднял вокруг себя! Однако все его усилия были напрасны, Иванчо неумолимо тащило по течению.
Дими в ужасе воскликнул:
— Тонет!
Волны действительно уже накрывали круглую голову Иванчо, и его короткие стриженые волосы стали издали казаться черными и блестящими.
— Тьфу, тьфу, — шумно отплевывался он и опять погружался в воду.
Его несло прямо на каменные опоры моста.
Мальчики оцепенели.
Иванчо тянул руки к спасительному берегу, пытался ухватиться за скользкие камни. Куртка его намокла, раздулась, распростерлась над водой огромной синей лягушкой.
— Крум, Крум! — кричала Здравка с берега. — Помоги ему!
Мальчики совсем растерялись.
Неужели Иванчо и в самом деле тонет? И тут маленький храбрый Паскал крикнул:
— Держись, Иванчо!
И пока другие лихорадочно соображали, что происходит и что нужно делать, Паскал с одного берега, а Яни с другого бросились в воду.
— По… По… — пыхтел Иванчо, повернув голову к Яни, который поднырнул под него и вытолкнул на поверхность.
В это же время Паскал запрыгал в воде.
— Эй! Эй! — в восторге кричал он, выпрыгивая из воды все выше. — Да тут и грудной ребенок не утонет!
Вода едва доходила ему до пояса.
Подняв на свои сильные плечи Иванчо, с которого стекали потоки воды, Яни растерянно оглянулся.
Ох уж этот Иванчо! Так перепугал всех, что они совсем забыли, какая мелкая летом река.
— По… Помоги, Яни! — продолжал пыхтеть и отплевываться Иванчо, а из рукавов и штанин струились настоящие водопады.
Иванчо чувствовал, что спасен, но никак не мог прийти в себя.
Только когда мальчики протянули Яни руки и помогли ему выбраться на берег, Иванчо успокоился. Вскочил, затряс головой. Провел рукой по волосам, и вокруг разлетелись брызги. Иванчо прижал локти к куртке — зажурчала вода, потопал ногами — кеды заквакали, как живые.
— Пропади они пропадом — и эта речка, и это перепрыгивание! — рассердился он.
А промокший до нитки Паскал скакал вокруг и кричал:
— Утоплен-ник! Утоплен-ник! Синяя лягушка!
Вдруг Паскал покачнулся на скользком дне, потерял равновесие и шлепнулся навзничь. Но тут же выплыл. Выдул воду из ноздрей. Откинул со лба мокрые волосы. Вместе с водой выплюнул жвачку. И только тогда повернулся к Здравке, с изумлением следившей за ним с берега.
— Вот и я, — виновато сказал он и вылез на берег, ухватившись за руку Крума.
Из-под него — просто трудно поверить — стекала вода, как из десяти кранов.
Так они и стояли у реки, одни сухие, другие мокрые до костей.
Иванчо все еще дулся, фыркал:
— Чтоб тебе пусто было! Выдумал! И река, и эти прыжки…
Вода стекала с него так же, как с Яни и Паскала, но те, по крайней мере, молчали, а Иванчо ни на минуту не затихал, все ворчал, и хлюпанье его кед сопровождало его ворчанье.
В этой общей суматохе первым расхохотался Андро — неудержимо, с закрытыми глазами. Он заливался смехом, просто весь трясся от хохота.
— Синяя лягушка! — едва выговаривал Андро. — Прилипнет теперь к Иванчо еще одно прозвище.
— Сам ты лягушка, — насупился Иванчо.
— Ладно уж, молчи лучше, — оборвал его Спас. — Толстяк! Прыгун!
— Ты из-за ребят переживаешь или из-за меня? — рассердился мокрый Иванчо.
— Из-за ребят.
— А если бы я утонул?
— Ну, хватит, — устало сказал Спас. — Вон Паскалу и то едва до пояса вода, а ты — «утонул»! Входи в воду, ложись и тони на здоровье! Может, найдется какой-нибудь сумасшедший тебя спасать!
Иванчо растерянно заморгал. Повернулся к Яни, к Паскалу — такие же мокрые, как он, с прилипшей к телу одеждой… И тут на его широком лице засияла добродушная улыбка.
— Синяя лягушка! — повторил Паскал. — В тазу когда-нибудь утонешь. Я из-за тебя жвачку выплюнул.
— Если я лягушка, тогда ты головастик, — засмеялся в ответ Иванчо. И повторил: — Головастик с галстуком. Слышите? — Просияв, он обернулся к мальчикам: — Головастик Буратино.
Хрупкий, худенький, с прилипшими ко лбу длинными волосами, обвисшими концами синего галстука, в мокрых джинсах и сандалиях, из которых при каждом шаге выливалась вода, Паскал и впрямь походил на головастика. И одновременно на маленького, смешного, выкупанного прямо в одежде Буратино. А Иванчо напоминал жизнерадостного притворщика, надевшего специально для этого случая новый спортивный костюм.
Только Яни был сдержан, не суетился, не разглагольствовал. Под ногами у него натекла целая лужа.
С каменного парапета моста свешивались любопытные прохожие.
Крум почувствовал, в какое дурацкое положение они попали, почувствовал смущение Дими, представил последствия этого дурацкого испытания сил и ловкости, которое Иванчо так глупо провалил, и, сдержанно сказав: «Побыстрее вытряхивайтесь отсюда!» — первым полез вверх по насыпи.
Он не оборачивался, нарочно не хотел оглядываться, огорченный и раздраженный, потому что боялся, как бы Иванчо снова не поскользнулся на каменных плитах.
Крума остановил голос Паскала:
— А мой портфель?
Крум обернулся. Портфель Паскала и в самом деле остался на противоположном берегу.
— Я сбегаю за ним. — Евлоги спустился по насыпи вниз, перепрыгнул речку, взял портфель Паскала и быстро вернулся назад. Все это он проделал так легко, будто разгуливал по тротуару, — просто сделал шаг пошире и перелетел через препятствие, поглотившее толстяка Иванчо; потом так же легко поднялся по крутому берегу и протянул портфель Паскалу.
— Не давай ему, — остановил его Яни. — Намокнет.
— Дай мне. — Крум взял портфель.
По мосту с того берега к мальчикам бежала Здравка.
Перешли шоссе, пробираясь между машинами, из портфеля Паскала торчала палка с нарисованным знаком «Стоп», но всем было не до того, друзья молча шагали по тротуару.
— Вот и я, — догнала их запыхавшаяся Здравка. Никто ей не ответил.
— Ай-ай-ай, какой ты мокрый! — заахала девочка, дотрагиваясь до одежды Паскала.
— Ну, хватит ныть, — оборвал сестру Крум. — Не один он мокрый.
Но Здравка на других и не взглянула.
— Подожди! — остановила она Паскала, пытаясь вытереть его волосы.
— Здрава! — Крум сердито поджал губы. — Нечего тут на улице цирк устраивать!
— Это вы цирк устраиваете, — рассердилась Здравка. — Точнее, ты! Твои небось выдумки.
Только теперь она посмотрела на Яни, который шагал как деревянный, расставив руки в стороны, на Иванчо — в хлюпающих кедах, в обвисшем тренировочном костюме — и прыснула, прикрыв рот ладонью:
— Ой, какие вы смешные! Если бы ты знал, Крум, братик, какие вы смешные!
Крум, может быть, этого и не знал, но чувствовал. По взглядам и улыбкам прохожих, по угрюмому молчанию товарищей он понимал, что они выглядят не лучшим образом, если даже Здравка смеется над ними. Крум просто сгорал от стыда.
Неподалеку от поворота на пустырь Дими остановился.
— Мне сюда, — кивком показал он на соседний широкий мост и проспект, по которому лежал маршрут троллейбуса, едущего прямо к спортивному комплексу.
— Иди, — коротко ответил Крум.
Дими шел с некоторой неуверенностью, прижимая локтем перекинутую через плечо спортивную сумку.
— Чемпион, — презрительно процедил сквозь зубы Спас. — Только тренировки на уме.
Крум чувствовал, что товарищи готовы сейчас разбрестись кто куда. Получается, что первая же неудача может испортить все задуманное.
— Идемте ко мне домой! — сказал он. — Там обсушимся.
Что ж, раз ему в голову пришла идея перепрыгивать через речку и мастерить всякие там маски-шлемы и бомбы, которые так здорово усовершенствовал Паскал, нужно найти в себе силы, чтобы достойно встретить первую неудачу.
Бабушка не станет их ругать, наоборот, выстирает и выгладит испачканную рубашку Паскала, Крум сам раздвинет ей гладильную доску, и все пройдет, все забудется. Вот если бы отец был дома, так легко не удалось бы отделаться от неприятностей, хотя и отец всегда его понимал.
