Галина Головина - Белая таежка
- Хорошенькое дело! - возмутился Кольча, скрипнув зубами от бессильной злости.
На Кутиме шла суматошная переправа.
Вот с высокого берега сиганул в воду сохатый, взбрыкнув сильными длинными ногами в белых чулках, и на широкую спину его тотчас забрался смекалистый колонок и поплыл себе как на моторном плоту, сжавшись в комок. Ну хитряга!
Пестрят в воде верткие белки. Эти плывут большой оравой, подняв повыше, чтобы не замочить, пушистые хвостики, плывут смело, энергично, быстрыми сильными рывками, словно в соревнованиях участвуют на командное первенство. Хвостики покачиваются как паруса.
Один зайчишка затесался к ним в компанию. Нет, не один, их там много! Зайчишки плывут тяжело и неуклюже, их здорово сносит течением.
Долго почему-то не мог насмелиться залезть в воду соболь, заполошно метался взад-вперед по берегу, у самой воды. Потом вдруг решился, прыгнул: была не была! - и подпарился к какой-то мелкоте, я уж не смог разобрать к кому. Кажется, к бурундучкам.
- Амикан! - ахнул Кольча, припав к фотоаппарату. - Далековато! Телевичок бы мне...
Хозяин тайги на бережок пожаловал. А матерый зверь! Передние лапы колесом. Повел мордой в одну сторону, потом в другую. Вроде, мол, порядок на переправе. И бултыхнулся в воду, даже не поглядев, что под ним коряга плывет.
- Телевичок бы-ы! - ноет Кольча. - Потрясающие снимочки можно нащелкать...
Неповоротливый как медведь, говорят. Нет, он очень даже проворный! Вон как лихо поплыл, загородив дорогу маме-утке, переправлявшей большой выводок свой. Утята обычно, когда их шугнешь, не плывут, а бегут по воде, быстро-быстро махая потешными крылышками. Но в такой каше живой они не шустрят, спокойно плывут. Может, из сил выбились, когда пешком с какого-то болота сюда добирались?..
Трава под сосной, на которой сидит росомаха, уже начинает дымиться, но разбойница не выказывает себя. Я на этих росомах вдоволь нагляделся, когда отец приносил их, попавших в плашки. Шерсть на спине у росомахи с бурым таким отливом, на шее обязательно белая лысинка. Когтями зацепит смерть!
- Телевичок бы-ы! - канючит горько Кольча.
- Мне бы твои заботы! Ты лучше про Ванюшку вспомни!
- С Ванюшкой ничего не случится, поверь моей интуиции!
Между тем огненный невод все туже стягивался у речки. На нас горячая сажа посыпалась, пепел; я ойкнул, схватившись за шею, и пополз под нависшую скалу, потянул за куртку Кольчу.
- Погоди, Миха! - отчаянно взмолился он, брыкаясь. - Росомаха!
К речке подбежала лосиха с долговязым лосенком. Ухохочешься над этими лосятами: ноги у них будто чужие, ходули, а не ноги. Длинные уши, как у зайцев, торчком. Взметнув своими непослушными ходулями, лосенок чего-то испугался, что ли, на берегу и кинулся прямо к сосне, на которой затаилась в своей засаде росомаха. Но она и ухом не повела, должно быть, опасаясь копыт его матери. Лосиха в два прыжка настигла свое шаловливое дитя, разыгравшееся не вовремя, и так поддала ему под зад, что лосенок покатился к речке...
Ванюшка из головы не выходит у меня. Он ведь будто чуял свою беду, когда предлагал все рассказать про самородочек в школе и пойти искать золото большой группой с кем-нибудь из учителей. Плевать бы тогда хотели на всяких выжиг вроде Антошки...
- Ох, гадство! - ойкнул Кольча.
Росомаха камнем бросилась вниз с сосны и накрыла бедняжку кабарожку, еле ковылявшую в воде. Ну и хищница!
Нас обдает жаром и смрадом, в воздухе кружатся красные угольки. Кольча сам начал пятиться под укрытие, отмахиваясь от угольков, как от насевших ос. Сейчас огонь дохрумкает все на берегу и, запнувшись о речку, свалится, испустив дух. Ветра нет, угольки или головешки на тот берег не перелетят.
- На медведя командор не мог наскочить? - спрашивает Кольча.
- Медведь не тронет! - бурчу я.
- А кто тронет?
- Антошка! Попробуй отыми кость у цепного кобеля... У них же пистолеты! Не забывай.
Ни медведь, ни рысь, ни росомаха не должны сейчас тронуть человека: сыты по горло. У нас в Басманке один подслеповатый дедок пошел за грибами, прыгнул с колодины в малинник и угодил прямо на спину медведя. Тот взревел под ним и на дыбы. Дедок в одну сторону, медведь в другую. И неизвестно, кто из них больше напугался.
Огонь уже дожирает кусты прибрежные, но сильно еще чадят и тлеют пни и колодины, где прокатился пожар, чад и дым тяжело повисли над всей лощиной. Даже наша гора и та почернела от пепла.
У меня посасывает под ложечкой: пожевать бы что-нибудь. Скоро уж ночь ляжет, наверное, а завтракали мы рано утром.
- На, погрызи сухарик! - Кольча будто в голову мне заглянул. Биотоки, что ли?
- Откуда он у тебя взялся? - обрадовался я.
- Утром прихватил. На всякий пожарный...
Вот уж действительно - пожарный! Разломив пополам большой ржаной сухарь, Кольча ухмыльнулся:
- Тебе половина и мне половина!
Большая грязно-синяя туча сползла по распадку в лощину. Мы ее и не заметили. В лицо мне ударили первые крупные капли дождя.
- Самолетики-то не подвели! - вспомнил радостно Кольча.
Дождь сейчас все головешки тут зальет.
24
Бородатый Профессор и верзила задумали ночевать рядом с Ванюшкиным кедром. "Ночью спущусь тихонько - и ходу!" - решил командор.
Однако этому плану его не суждено было осуществиться...
- Куда потащимся на ночь глядя? - осовело бурчал верзила. - Утром уж пораньше...
Бородатого он нисколько не боялся. Тот в разговоре несколько раз назвал его по имени - Гурьяном. Кто они, куда и зачем идут, Ванюшка не мог понять. Только один раз проскользнуло что-то очень странное.
- Как бы не притащить довесок на хвосте! - брюзгливо промычал верзила, поглядывая в сторону речки.
- Дождутся, я у них живо отобью охотку по тайге блукать! - пригрозил раздражительно Профессор.
- Рога мочить? - усмехнулся Гурьян. - Не советую!
- Молчи уж, фуфло неумытое! - яростно набросился на него Профессор. Не люблю, когда блохи кашляют!
- Закрой форсунку! - огрызнулся Гурьян. И предостерег внушительно, показав здоровенный кулак: - Я бью только два раза: один раз по башке, другой по крышке гроба...
Профессор не полез на рожон, благоразумно умолк.
"Живо отобью охотку по тайге блукать!" Кому это он пообещал? Неужели нам?" - подумал тревожно Ванюшка.
Может, Антошке с его приятелями? Может, Профессор и есть тот самый Шеф, про которого поминал компаньон Антошки?
Вполне может быть. Такой в рядовых ходить не должен.
Антошка с напарником давно уже скрылись из глаз. Последний раз видел их Ванюшка в бинокль далеко внизу, где поблескивало на солнце полукружье Кутимы, огибавшей эту гору. Бородатый Профессор вздремнул маленько, когда спала жара, и пинкарями разбудил Гурьяна.
- Хватит дрыхнуть, чучело! Наготовь дров, я воды принесу.
Он отвязал котелок от рюкзака и направился к ручью. Гурьян матюкнулся пиратским голосом, пропитым и прокуренным, тяжело поднялся и пошагал, шатаясь, к сухой лесине, по которой Ванюшка залез на свой кедр. Затем передумал, поплелся как раз в ту сторону, где лежало ружье командора, но споткнулся о корень и растянулся, щелкнув каблуками сапог. Кряхтя и отдуваясь, поднялся, пнул корень, обругал его и, поколебавшись, повернул обратно, опять к Ванюшкиному кедру. Дотянулся с трудом до толстого сука и согнул его в дугу. Трах!
- У, черт! - взвыл Гурьян, махая рукой.
Сломавшись, сук осушил ему пальцы. Лицо верзилы свело от боли. Он рассвирепел, набычился и всей своей тушей навалился на сушину. Макушка ее треснула, переломилась. Сушина с хрустом шмякнулась на землю.
"Как же я теперь слезу?" - подумал Ванюшка.
Он не испугался. Лишь бы эти убрались, а слезть он как-нибудь слезет. Из двух бед всегда хочется избавиться от главной, вторая беда при этом пока в расчет не берется.
25
Дождь так припустил, будто озлился на себя за то, что на пожар опоздал.
- Лей, лей, не жалей! - Кольча выскочил из-под нашего укрытия и пустился в пляс.
Я тоже присоединился к нему.
- Дождик, дождик, припусти!..
Густой пар повалил из лощины, обдав нас горячей, удушливой волной. Меня вмиг промочило до рубчика. Но дождь был теплый, почти горячий. Будто мы стояли в леспромхозовокой душевой, открыв кран на всю железку. Нам было приятно и радостно, что перестала тайга полыхать, что пожар через речку не перекинулся, и, если Ванюшка даже где-нибудь под выворотнем прячется, он теперь спасен. После душного жаркого дня, после дыма и смрада, после всей жути и страхов, этот проливной дождь освежил нас, влил нам новые силы.
Загремел гром. Так загрохотало, будто скалы обрушились и покатились вниз, сшибаясь и дробясь. Нас чуть не смыло с нашей крохотной каменной площадки потоками воды. Вот это льет, я понимаю!
Дождь веселый, шаловливый. Мечется вокруг нас, крутится, вертится. То в лицо плеснет с размаху, то норовит забежать сзади и дать подножку, ударить тугими струями под коленки.
А вот и солнце показалось. Все сразу брызнуло искрами, засверкало, заблестело. Тучи поплыли куда-то за речку, посчитав, что здесь уже дело сделано. Мы подождали еще немного, чтобы схлынула вода, и стали спускаться.
