Николай Гарин-Михайловский - Инженеры (Семейная хроника - 4)
- Ты ему сунь воды, - показал рабочий на обрюзгшее от водки лицо соседа, - а он тебе в морду, пожалуй.
Рабочие совсем развеселились.
- Да где же здесь достать водку? - спросил Карташев.
- Э-во! - ответил парень. - Только доставалки были бы, а то в один миг...
- Ты, что ли, пойдешь? - спросил Карташев.
- А неужто, - показал парень на опившегося, - его посылать? Туда-то он махом, а назад раком. Лучше я пойду.
- Тебя как звать?
- Тимофей, что ли...
Тимофей взял деньги и, пока приступал Карташев к разбивке, уже возвратился с водкой.
Другой рабочий позаботился и об закуске, забежав по дороге в баштаны и сорвав несколько огурцов.
- Вот что, ребята, - сказал Тимофей, - присесть надо.
И, обращаясь к Карташеву, сказал:
- Ты пять минут нам дай сроку, а потом мы тебе на рысях отзвоним тебе, - и танцса твоего, и бисестриц...
Карташева сильный соблазн разбирал при виде огурцов, только что, да еще воровски, сорванных с баштана. Всегда в детстве такие огурцы казались ему особенно вкусными. Он не утерпел и, поборов смущение, нерешительно сказал:
- Может быть, есть лишний у вас огурец?
- О?! - радостно ответил Тимофей. - Бери сколько хочешь, - у нас кладовая во какая.
Тимофей махнул рукой на всю даль баштанов.
Нашелся и нож, и соль, и темный пшеничный хлеб с особым ароматом.
Присев под дерево, Карташев разрезал огурец, посолил его, потер обе половинки и стал есть его с хлебом.
- Ну-ка, лети еще за огурчиками, - скомандовал Тимофей одному рабочему.
Выпив, рабочие заедали огурцами без соли и хлебом. Челюсти их медленно, как работу, жевали пищу.
- Еще один, еще два, - поднес Тимофей Карташеву в подоле рубахи огурцы.
Рабочие выбирали уже желтевшие огурцы, а Карташеву хотелось зеленых.
- Я сам себе выберу, - не утерпел Карташев и пошел сам на баштаны.
- Го-го! - пустил ему вдогонку Тимофей, - из наших, видно, тоже...
Как раз когда наклонился к огурцам Карташев и стал рыться в зеленой листве их, из-под которой сверкали желтые цветы, из шалаша вышел сторож с ружьем и медленно пошел к Карташеву.
Карташев сорвал три огурца и ждал сторожа.
Рабочие с любопытством следили за развязкой.
Когда сторож подошел, Карташев сказал:
- Вот мои рабочие и я сорвали десятка два огурцов. Рубля довольно за них?
- Я не хозяин, - ответил флегматично хохол-сторож, уже старик.
- Ну, - сказал Карташев, протягивая ему рубль, - что следует хозяину отдай, а остальное себе возьми.
- Хм... - сказал хохол, - хиба вин сдачу мне дасть? Отбере усе...
Тогда Карташев достал мелочь и сказал:
- Вот двадцать копеек отдай хозяину, а вот эти восемьдесят себе возьми.
- А за що?
- Да так просто...
- Хм...
Хохол еще подумал и, решительно отдавая деньга, сказал:
- Ни, не возьму.
- А водки хочешь?
- Хиба есть?
- Пойдем.
Хохол пошел за Карташевым, и рабочие угостили его водкой.
- На, диду, - сказал Тимофей.
Перед тем как выпить, хохол снял шляпу, перекрестился, лицо его сделалось ласковое, умильное, и, почтительно кивнув Карташеву, сказал:
- Ну, дай же ты, боже, що нам гоже, а що не гоже...
Хохол беспечно махнул рукой.
- Того не дай, боже...
Он выпил, крякнул и, взяв огурец, подсел к рабочим.
- Старый, дид? - спросил Карташев, принимаясь за новый огурец.
- Старый, - мотнул головой дед.
- Сколько лет? Годыв скольки?
- Не знаю... Помню ще Екатерину. В косах ходили солдаты, ще мукой посыпали их. А вшей, вшей в них, - не доведи, боже... Гайдамашку ще помню...
- Сам, чай, гайдамакой был, - подсказал Тимофей.
- Ни, чумаковал... Пара волов, воз соли два карбованца стоил, а теперь и за полтыщи не ухватишь.
- Ну, дид, еще горилки.
Дид опять встал, перекрестился, покивал на все стороны и, выпив, крякнул.
- Добра...
- Еще осталось... Кому отдать? Пьянице, - решил Тимофей и передал рабочему с одутловатым лицом.
Рабочие вставали; Карташев, съев третий огурец, тоже поднимался.
- Ну, дид, - сказал Тимофей, - иди спать теперь, а мы тоже уйдем: никто больше красть у тебя не станет.
- А що хоть и возьме кто? Всем у бога хватит. Только вот хлопоты мне с этим, - показал дид на двугривенный, - куда его сховать?
Карташев опять предложил ему деньги.
- Ну! - брезгливо махнул дид рукой и побрел к своему шалашу.
- Ну, ребята, смотри только как бока отбивать! - весело командовал Тимофей.
Кривая была быстро разбита. Последнюю кривую, когда уже солнце длинными лучами скользило по долине, Карташев разбивал на глазах у Пахомова, нагнав его.
Пикетажист и Сикорский остались далеко позади и не были видны.
Пахомов, кончив работу, стал и молча, сдвинув брови, смотрел, как на рысях команда Карташева, совершенно приспособившаяся, вела свою работу.
Карташев боялся только, как бы рабочие не начали при Пахомове свою болтовню и не выдали бы его, Карташева, начальственную слабость. Но самый строгий глаз не заметил бы малейшей непочтительности или чего-нибудь такого в обращении, что напомнило бы, что он, Карташев, вместе с этими самыми рабочими воровал сегодня огурцы с огородов.
Когда разбивка была кончена, Пахомов подошел ближе и внимательно, с видом знатока, смотрел на колья, обозначавшие кривую. Местность была открытая, пологая, красивая кривая ясно обозначалась кольями, и Карташев, затаив дыхание, следил за Пахомовым.
Он, очевидно, остался доволен, но ничего не сказал и только, сильнее сдвинув брови, буркнул:
- На сегодня довольно. Идем в эту деревню.
Пахомов с Карташевым пошли вперед, а рабочие, значительно отстав, смешавшись с рабочими Пахомова, шли веселой гурьбой.
Напрасно ждал Карташев, что Пахомов хоть одним словом обмолвится... Так молча и дошли они до просторной молдаванской избы, чисто, опрятно выбеленной белой глиной.
На пороге избы уже стоял, выжидая, брат Сикорского и, согнувшись, почтительно пожал руку Пахомова.
- Все в порядке? - сухо спросил Пахомов.
- Все, Семен Васильевич, - ласково, с особым тоном почтительной фамильярности своего человека, ответил Сикорский.
- Ну, вот познакомьтесь, - буркнул Пахомов.
Сперва Сикорский важно было протянул руку Карташеву, но затем весело и с уважением в голосе крикнул:
- Кого я вижу? Один из столпов нашей революции в гимназии. Ведь, Семен Васильевич, - он, Корнев и Рыльский были наши самые первые главари, бунтари. Писарев, Шелгунов...
- Вот как, - ответил односложно Пахомов, усаживаясь на широкую деревянную скамью и скользнув с любопытством по Карташеву.
- Да как же? Наши светила...
- Ну, вот, - смущенно отвечал Карташев, и польщенный и с тревогой думавший, как посмотрит Пахомов на то, что он когда-то был бунтарем.
Изба была просторная, прохладная, с чисто вымазанным глиняным полом, с сильным и приятным запахом васильков. Посреди избы уже стоял накрытый стол, на нем тарелки, деревянные ложки, водка, вино, разные закуски.
- Не взыщите, как умел, - говорил Сикорский.
На что Пахомов только сильнее сдвинул брови, и Карташев, внимательно наблюдая его, не знал, что это значило: доволен он или нет?
Когда пришли младший Сикорский и пикетажист, сели ужинать.
Младший Сикорский, войдя, сделал презрительную гримасу и жест в воздухе.
- Семен Васильевич, - сказал он, - вы бы его дубиной, - указал он на брата. - Что он тут за разврат развел? Закуски, анчоусы. Тварь!
Старший Сикорский, только растерянно оглядываясь на всех и мигая маленькими глазами, повторял:
- Ну вот, ну вот...
Пахомов нервно, громко и коротко рассмеялся и опять уже угрюмо сказал:
- Ну, будем есть.
- Я сейчас, - ответил младший Сикорский.
Он ушел, вымыл лицо и руки, расчесался и возвратился к столу, когда уже ели борщ из свежей капусты, помидор и утки с салом.
Младший Сикорский сделал еще раз пренебрежительный жест, показав на закуски, причем у старшего брата Леонида опять появилось испуганное выражение лица, и принялся за закуски. Он ел сардинки, пикули, икру. Ел помногу.
Леонид сказал:
- Ругал меня, а один ест закуски.
- Не пропадать же, - ответил младший брат.
- А ты лучше суп ешь. Всегда вот так: закусок наестся, а остального не ест.
На второе подали синие баклажаны по-гречески.
- Это я буду есть! - сказал младший Сикорский и, обходя борщ, наложил полную тарелку баклажан. - А кайенский перец есть?
- Есть и кайенский, - с гордостью ответил старший брат. И, обратясь к Пахомову, жалобно сказал: - Вот так он всегда, Семен Васильевич: ворчит, что много, а чего-нибудь не окажется - ругаться начнет. Больше, господа, ничего нет.
- А чай будет? - спросил Пахомов.
- Эй, Никитка, живо самовар! Убирай все тут...
Никитка, проворный и глуповатый парень, быстро стал приготовлять чай.
Старший Сикорский, наклонившись к Карташеву, в это время громким шепотом говорил:
- На все руки парень... Раздобудет хоть черта из ада.
