Арина Ларина - Фея для школьной Золушки
– Терехин, ты чего? – налетела на него изнывавшая с той стороны Татьяна. – Зачем?
– Просто так, – буркнул тот.
– Нет. – Отцепиться от Гусевой было не так-то просто. – Ты ж меня спас. Ты в курсе?
– В курсе, – односложно кивнул Алексей.
– Хочешь, я тебе списать что-нибудь дам? – уже почти умоляюще проблеяла Таня.
– Нет, не надо. Я у Черемушкиной списываю. Давай забудем. Сказал и сказал, чего теперь. Проехали…
Он закинул сумку на плечо и торопливо пошел по рекреации.
– Ни фига себе, – пробормотала Татьяна и отправилась искать Надежду, чтобы посоветоваться.
Черемушкина тоже была растеряна. По ее опыту, на такие подвиги были способны только принцы, живущие в ее выдуманном мире. О том, что такое возможно в реальности, она даже не подозревала.
– Знаешь, Тань, это было… красиво, вот, – резюмировала подруга. – Как в книжке. Я даже не ожидала, что Терехин такой… героический. Он тебе что-нибудь сказал?
– Ага. Сказал: «Проехали!» – вздохнула Таня. – Как-то странно.
– Странно, – согласилась подруга. – Зато романтично.
– Кстати, о романтике, – встрепенулась Гусева. – Как у вас с Пузиковым дела с подготовкой?
– А при чем тут романтика? – пожала плечами Надя. – Танец репетируем. Ты не переживай, верну я тебе Ваську, и будет у вас любовь до гроба.
– Ну и дура ты, Надька, – хихикнула Таня. – Стих-то выбрала?
– Я эту подборку, которую ты мне прислала, вчера полночи читала, – призналась Надя. – Это ужас. У меня все внутри от этой патоки слиплось. Сюси-муси, любовь-морковь, сердечки-словечку. Тьфу!
– Ну, извини, что нашлось. А ты что, Беллу Ахмадулину решила завывать со сцены?
– Пузиков сказал, что придумает что-нибудь, – сказала Надя. – И вообще, он такой молодец. Повезло тебе, Танька.
– А что с Шараевым? – не стала углубляться в тему везения Гусева.
– Да ну! Со мной разговаривает, а на Совко смотрит – слышит она или нет, реагирует или нет. Гадость какая-то. Вот так, Таня, любовь и проходит. Как говорится: не сотвори себе кумира. Я его слепила из того, что было. Нет никаких принцев, Гусева, вот что я тебе скажу. Сказки это.
– Как же сказки, вон Лешка, например, или Вася, – напомнила Татьяна.
– Ай, не зли меня! – отмахнулась Надя. – Это ж все твои принцы. И почему я не блондинка?
– А еще говорят, что блондинки дуры. Оказывается, цвет волос на степень безмозглости не влияет, – наставительно прогудела Таня.
– Это ты меня сейчас обидеть пыталась? – подобралась Надежда.
– Сильнее, чем мы сами себя обижаем, никто нас обидеть не способен, – многозначительно выдала подруга.
– Ты чего, справочник афоризмов купила? – подозрительно прищурилась Черемушкина.
– Все проще. Скачала сборник статусов для «контакта», – прыснула Татьяна. – И я теперь – кладезь мудростей. Обращайся!
– Всенепременно, – хмыкнула Надя. – Ладно, иди пиши свой английский, небось выучила все наконец. А я домой пойду.
Подруги попрощались и разошлись в разные стороны. Надя была уверена, что сюрпризы на сегодня закончились.
Но она ошибалась.
В раздевалке Терехин сосредоточенно заталкивал в Татьянин рукав шоколадку. Шоколадка выскальзывала через низ и брякалась на пол.
Тихо подойдя сзади, Надя шепнула:
– В шапку запихни, тогда не выпадет.
Леша вздрогнул и покраснел.
– А чего не цветок? – с интересом спросила девушка. Вопрос о том, от кого была гвоздичка, для нее уже был решен.
– Да вроде ей не понравилось. Мне так показалось, – шевельнул бровями Терехин.
– Ей понравилось, – утешила его Надя. – Но шоколадка – тоже здорово. Ты вообще, Лешка, молодец.
Алексей неопределенно хмыкнул, пихнул шоколадку в карман Татьяниной куртки и вышел из гардероба.
– Ты не переживай, – вслед ему крикнула Надя. – Я ей не скажу!
– Я сам скажу, – обернулся Леша. – Ты тоже не переживай.
Но не переживать в преддверии конкурса не получалось. Платье уже было найдено, танец отрепетирован и даже со стихотворением наступила определенность – спасибо незаменимому Пузикову.
В торжественный день Надю с самого утра колотило так, словно ее посадили верхом на перфоратор – дрожь была крупная и неукротимая.
– Валерьянки выпей, – успокаивал ее Вася, пришедший в гости, чтобы уладить последние мелочи.
– Я тогда сонная буду, – лязгала зубами Надя. – А вдруг я не победю… не побеждю… короче, не смогу победить?
– Ничего от этого не изменится, – неожиданно нахмурился Пузиков.
– А мне надо, чтобы изменилось, – проблеяла Надежда.
– Тогда побеждай, – предложил Вася и посмотрел на нее с сочувствием, как на курицу, которую приговорили к бульону. Наверное, в его глазах вся эта суета с конкурсом выглядела глупо. Ну и пусть! А она, Надя, все равно добьется своего, и Шараев увидит, какая она – самая лучшая, самая умная, самая красивая!
Когда настал момент выхода на сцену, Надя с трудом отлепилась от Пузикова и жалобно промычала:
– Вася, а нельзя, чтобы ты со мной пошел?
– Ты что? – замахала руками Гусева. – Это ж не он соревнуется! Вообще обалдела! Иди! Удачи!
На подгибающихся ногах Надя пошагала на звук аплодисментов.
Конкурс вопросов, конечно, вывел ее на первое место, так как там и вопросов-то было всего ничего, зато соперницы срезались на самом простом.
– Кто автор «Грозы» Островского? – ехидно спросила Мария Ивановна, учительница русского и литературы.
– Островский, – недоуменно выпалила Надежда, пока соперницы озадаченно морщили лбы.
– А кто сочинил «Полет шмеля»? – с хитрой ухмылкой задал очередной вопрос директор.
– Шмель! – хором гаркнули Совко и Николаева, решив, что разгадали алгоритм правильных ответов.
Зал разразился гомерическим хохотом.
– Римский-Корсаков, – тихо сказала Надя, когда болельщики успокоились. – Это из оперы «Сказка о царе Салтане».
– Именно, – удовлетворенно кивнул директор. – Насекомые у нас пока музыку не пишут.
– В каком слове «спрятался» напиток и природное явление? – задала последний вопрос Ирина Григорьевна.
Тут все конкурсантки начали усиленно шевелить извилинами, но первой опять была Надя.
– Виноград! – радостно крикнула она.
Все захлопали, а ей стало намного легче. Нервное напряжение спало, и ноги тряслись уже гораздо меньше.
Танцевальный конкурс она чуть вовсе не завалила. Вытянул их Василий, который был великолепен, безупречен и точен в движениях, как Цискаридзе. Уже кланяясь после танца, Надежда заметила, как на него смотрят девчонки из зрительного зала. Даже если она не станет самой красивой и крутой девочкой в школе после этого конкурса, то уж Пузиков точно будет еще долго считаться звездой.
Николаева станцевала нечто непонятное типа хип-хопа, а Совко в роскошном платье исполнила красивый, но довольно скучный вальс с каким-то незнакомым парнем. Они просто кружились по сцене, пока музыка не стихла.
– Ты в лидерах, – подбодрил ее Василий перед последним конкурсом.
– Мы, – поправила его Надя. – Я бы без тебя ничего не добилась.
– Хорошо, – покладисто кивнул он. – Тогда дашь потом корону поносить.
– Балбес, – фыркнула Надя.
Ей вдруг стало легко и весело.
Она вышла на сцену последней, сразу после соперниц, которые прочитали стихи про любовь, старательно размахивая руками и изображая страсть и прочие соответствующие тексту чувства.
– А я прочту стихотворение про нашу школу, – улыбнулась в зал Надежда. – Автор – Василий Пузиков.
Что такое наша школа?
Ор на сотню децибел.
Кто-то умный для прикола
Фикус в курточку одел,
Сверху шарф, с помпоном шапка,
В общем, пугало – ого.
И вахтер, слепая бабка,
Наорала на него.
Кто-то мажет на сиденье
Очень прочный клей-момент:
Будет классу развлеченье
Под названьем «Инцидент».
И, со стулом на пол павший,
Будет в гневе пострадавший.
Папа, мама, педсовет —
Все, компьютер под запрет.
Кто-то мышь пустил по классу —
Визг, девчонки на столе.
Кто-то Кольке-лоботрясу
Подсказал, что на метле
Космонавты улетели,
Колька эхом повторил,
Пал Семеныч еле-еле
Класс не ржать уговорил.
Русский – кладезь сочинений:
Смех и слезы Марь Иванны.
Из «Онегина» Евгений
«Эсэмэс шлет для Татьяны»,
А еще Онегин, душка,
«Очень Байрона любил,
В спальне, прямо над подушкой
Он его к стене прибил».
И Герасим «для Мумы
Корм кошачий покупает».
Вот что, люди, пишем мы.
Марь Ивановна страдает.
Станем взрослыми однажды,
Будем школу вспоминать.
Будет очень жаль, что дважды
Детству в жизни не бывать!
К концу выступления зал уже лежал от хохота. Даже члены жюри не стали исключением. Ирина Григорьевна орала «браво» и «бис», на мгновение перестав быть грозой школы и снежной королевой. Директор вытирал выступившие от смеха слезы, а Мария Ивановна причитала, что всегда знала – Пузиков чрезвычайно талантливый мальчик.
