Вильям Козлов - Президент не уходит в отставку
В этот день Андрей особенно зло говорил о пагубном влиянии этих кривляк — девчонок — на настоящих мужчин. И когда Сережа нерешительно возразил раз-другой, приятель ястребом кинулся на него.
— Сам сопли распустил и бегаешь за Лючией Борзых, как борзая… заявил Андрей. — Караулишь, ее то у школы, то у дома, даже на вокзал бегаешь встречать ее… и небось чемодан до дома тащил? И за билетами в БДТ охотился? «Дяденька, нет у вас лишнего билетика для моей любимой девушки?..»
Что было, то было. Лючию он встречал недавно на Московском вокзале, она возвращалась из Киева. Там была юношеская спартакиада. И чемодан нес. Только не до дома, а лишь до автобуса. И за билетами в театр пару раз в очереди стоял. Ну и что зазорного?
— Посмотрел бы ты на свое лицо, когда ждешь ее у школы на углу! продолжал Андрей. — Более глупой рожи я еще не видел!
Сережа почувствовал, как запылали у него щеки.
— Ты сам на Лючию всякий раз пялишься, когда она идет по коридору, подковырнул друга Сережа. — Думаешь, я не вижу?
— Я? — Андрей даже остановился на тротуаре и прохожие, косясь на них, стали обходить. — Я на нее пялюсь?! Да, если хочешь знать, она сама мне проходу не дает! На все соревнования по боксу ходит, садится в первый ряд и на меня глаза таращит…
— Ты ниже ее на полголовы! — повысил голос и Сережа. — Нужен ты ей, как… как…
— Ну говори! — подзадорил Андрей.
— Да она и как звать-то тебя не знает! — выпалил Сережа. — Ты для нее, что этот… — он кивнул на уличный фонарь, — столб!
Они стояли посередине тротуара и сверлили друг друга ненавидящими глазами. Сережа в этот миг подумал: как он мог столько лет дружить с негодяем? Ишь глазищи вылупил, как будто его кто-то боится. И нос у него со шрамами, широкий. Мало, видно, лупили, еще захотел… И хотя злость захлестнула его, он ни за что не ударил бы первый Андрея, если бы тот не доконал его последними словами:
— Ты дальше своего носа не видишь! А знаешь ли ты, глупец, что твоя прекрасная Лючия встречается с Воеводиным из «Зенита»? Да и не только с ним: любой известный спортсмен поманит ее пальцем и…
Это было последней каплей! Сережа почувствовал, как напряглись все его мышцы, сжались кулаки… Нужно было размахнуться и ударить, но он не размахнулся и не ударил, а вместо этого крепко зажал портфель под мышкой и побежал по тротуару не домой, а в другую сторону. Прохожие уступали ему дорогу, останавливались и удивленно смотрели вслед. Он видел все как в тумане и боялся самому себе признаться, что это горячие слезы застилают ему глаза…
Андрей догнал его, схватил за руку, но Сережа вырвался и побежал дальше. Лишь на улице Пестеля, возле большой красивой церкви, Андрей снова поймал его и, обняв за плечи, усадил на скамью, что приткнулась к высокой чугунной ограде.
— Дурак! Кретин! Болван! — ругался он. — Это я себя, — пояснил он удивленно уставившемуся на него приятелю. — Я не знал, что ты так серьезно… влюблен!
Сережа безучастно смотрел прямо перед собой и молчал. Из распахнутых дверей церкви доносилось печальное песнопение. «Отпевают кого там, что ли?» — вяло подумал он.
Андрей извинился и сказал, что был не прав, настроение у него сегодня такое… Наверное, оттого, что двойку по геометрии схлопотал… Лючия действительно была один раз в спортзале, но смотрела на всех одинаково, просто ему показалось, и, если уж честно говорить, она ему тоже нравится и он ее немножко ревновал к Сергею, но это не значит, что он когда-нибудь перейдет дорогу лучшему другу. В этом отношении Сережа пусть будет спокоен; он, Андрей, не такой… Лючия не похожа на остальных девчонок, которых он презирает, наверное, поэтому он… в общем, обратил на нее внимание. А теперь все: точка! А с Воеводиным он действительно видел ее два раза. Просто шли вместе по коридору и о чем-то весело разговаривали… Вот и все.
Сережа простил друга, но видеть его сейчас ему было неприятно. Он сказал Андрею, что еще посидит тут немножко, а он, Андрей, пусть уходит…
Андрей ответил, что не спешит и тоже может посидеть. Тогда Сережа сказал, что хочет побыть один.
И Андрей, вздохнув, ушел. Наверное, обиделся, но Сергею было наплевать, он мучительно раздумывал: почему не ударил Андрея? Оттого, что он боксер и даст сдачи? Какой же он мужчина, если боится боли?..
Об этом он думал до самого дома, а поднявшись на свой этаж, поставил портфель у двери, прислушался: никто не поднимается по лестнице? А потом изо всей силы ударил себя кулаком в глаз. На миг ему показалось, что наступила ночь, затем она взорвалась фейерверком разноцветных искр. Глазу стало сначала тепло, потом горячо.
Нет, боли он не боится. И Андрея он не испугался. Просто Сережа никогда в жизни не дрался. И сейчас он мог признаться самому себе, что не страх перед болью остановил его руку, а что-то другое… А что это другое, он не знал…
Вот какая странная история нынче приключилась с Сережей.
Алена ушла в магазин, а Сережа присел в полутемной прихожей на старое бархатное кресло, положил телефон на колени, снял трубку и очень медленно набрал номер. Последнюю цифру придержал пальцем, не решаясь отпустить диск.
Дед стоял рядом и смотрел на него. Видя, что Сережа задумался, подошел поближе, понюхал скулу и, высунув язык, осторожно лизнул.
— Обалдел! — оттолкнул его Сережа и нажал на рычаг, но трубку не повесил. Потом, вспомнив, что Алена говорила, будто в слюне собаки тринадцать лекарств, стал подзывать Деда — пусть синяк полижет, может, скорее пройдет.
Но Дед на этот раз всерьез обиделся и, неслышно ступая мягкими лапами по паркету, ушел из комнаты. И обрубленный хвост у него был опущен.
— И ты, Брут? — с горечью произнес Сережа.
На этот раз он без колебаний набрал номер телефона.
Трубку сняла она.
Несколько раз произнесла ленивым глуховатым голосом: «Але, але, я слушаю».
— Лючия, я не могу сегодня с тобой в кино, — наконец ответил он.
— Грипп? — поинтересовалась она, однако в ее голосе он не почувствовал тревоги.
— Лючия, ты иди одна, — сказал он.
В трубке молчание, потом вздох.
— Что за глупости?
— Ну, с кем-нибудь другим.
— Ты никак меня ревнуешь? — В трубке смех. Негромким такой, равнодушный.
— Ты знаешь Андрея Пескова? — помолчав, задал он мучивший его вопрос.
— Конечно, знаю, — не задумываясь, ответила она.
— Он нравится тебе?
— Ты мне какие-то странные вопросы задаешь… — Она усмехнулась на том конце провода или кашлянула. — Мне нравятся передачи, которые он ведет.
— Передачи? — теперь удивился Сережа. — Какие передачи?
— «В мире животных», — раздраженно ответила она. — Они идут по телевизору каждую неделю.
— Разве его зовут Андреем? — Сережа с трудом сдерживал смех.
— Я не знаю, как его зовут, но фамилия его Песков. Это точно.
— Мне тоже нравятся передачи про животных, — сказал Сережа. — Помнишь, как крокодилов в Африке ловили?
— Не помню, — холодно ответила она и замолчала.
Что-то разговор не клеился. Потрогав ноющую бровь, он неожиданно для самого себя сказал:
— Лючия, может, нам не надо больше встречаться?
Сказал и ужаснулся: что она сейчас скажет?
Трубка с полминуты молчала. И снова он услышал вздох. На этот раз не равнодушный, немного прерывистый, будто она хотела рассмеяться или зевнуть.
— Как хочешь, — наконец ответила она. И после паузы: — Скажи: какая тебя сегодня муха укусила?
— Да нет, все в порядке, — поспешно сказал он. — В понедельник увидимся, гуд бай!
И повесил трубку.
Глава десятая
«Запорожец» стоял у деревянного сарая под толстой сосной и сверкал в лучах солнца. Он был выправлен, отремонтирован и покрашен в голубой цвет. Саша Дружинин как следует постарался для своих новых друзей. Только вблизи можно было заметить на капоте и дверце следы вмятин. Лучше бы не сделали и на станции техобслуживания. Сорока полностью отремонтировал все остальное: ходовую часть и мотор.
Они рассчитывали, что провозятся больше месяца, а уложились в семнадцать дней.
Сорока уже несколько дней один жил на даче: у него началась сессия, и он на работу не ходил. Еду готовил на газовой плитке. Первое сразу на несколько дней варила Алена. После их отъезда в город в понедельник рано утром Сорока обнаружил кастрюлю с супом.
Экзамен по философии Сорока сдал на «четыре», а теперь готовился рассчитаться с политэкономией. И еще останется два по спецпредметам. Потом почти полтора месяца отпуска! Сорока отправил в Островитино четвертое письмо, но ответа до сих пор нет. Последнее письмо он получил от директора школы-интерната год назад. Тот писал, что в районе поговаривают о ликвидации в Островитине школы-интерната, — мол, неудобное месторасположение, далеко от райцентра и прочее. И больше из Островитина не было никаких известий. Бывшие члены республики, с которыми он поддерживал переписку, тоже ничего не слышали о школе. После десятилетки разъехались по разным городам. Может, уже и школы нет?..